Николай Прокудин - Гусарские страсти
— Нет, налетел на несколько пар крепких кулаков. Еле живой убежал. Можно я у тебя поживу день-другой?
— Конышно! О чем разговор! Хоть неделю! Жаль, арбузов еще нет спелых. Маленькие. Но дыни уже хорошие, покушай.
Дыни-то хорошие. Но жевать (даже дыню) ноющими челюстями и разбитым ртом было нестерпимо больно. Шмер, в основном, пил чай и бульон шурпы. И спать-спать-спать…
Отоспавшись, начал размышлять: кому так сильно помешал?
Версия первая. Глупая. Кто-то из уволившихся солдат решил отомстить за прошлые обиды в учебке. Ерунда. Рукоприкладством он никогда не злоупотреблял, обидеть до такой степени никого не мог. Вероятность мести по этой причине — минимальна.
Версия вторая. Ограбление. Однако денег у Шмера никогда особо не водилось. Да и карманы даже не обшарили. Ерунда. Это не ограбление.
Версия третья. Фантастичная. Кто-то хотел его убить из расовой неприязни, просто как первого попавшегося русского офицера. Нет, бред. Фантазия воспаленного ума.
Версия четвертая. Месть за давешнюю драку в вертепе или в пивнушке перед Новым годом. Возможно, в принципе. Но вряд ли. В драке Шмер не участвовал, а только наблюдал. За что его-то убивать? Тогда уж Ромашкина! Или Лебедя!
Версия пятая. С кем-то спутали, просто ошиблись. Во! Это очень даже может быть. Спутали с проклятым идиотом Ромашкиным! Замполит хренов, галантный рыцарь! Близко к теме, но что-то подсказывает, дело не в Никите. Очень конкретно сволочи занимались Шмером… И потом! Разговор у сволочей шел про человека. То бишь заказчика.
Стоп-стоп! А если… А вдруг… А если все-таки… Если все-таки вдруг… Давыденко!!! Мог? Мог! Догадался, кто ночью убёг. Или из жены признание вышиб.
Ай, не по-мужски! Ай, нехорошо! Должен бы сам Мишке морду набить, по-нормальному выяснить отношения. Но нанимать каких-то уродов с криминальным прошлым?! В голове не укладывается.
Итак, версия шестая и основная!
Мог организовать эту жуть Мирон?
Теоретически мог.
Мог нанять уродов?
Мог!
Гм! А если все же Мишу Шмера чуть не убили за посещение вертепа и последующий дебош? За то, что он там побывал и теперь знает про его существование, как таковое? Да, но тогда Ромашкину должно достаться не меньше! Голова идет кругом от роя версий. Надо тогда друга спасать, что ли?
Поздним воскресным вечером старый туркмен Саид на мотороллере подвез Шмера к дальнему забору.
Шмер прошмыгнул в дыру между прутьями (хорошо знать тайные лазейки) и осторожно направился к мансарде Ромашкина. В общагу идти нельзя: слишком много глаз и ушей.
А жив ли Ромашкин?
Никита оказался жив и даже в очень хорошем настроении. Он слушал магнитофон и допивал вторую бутылку «Токая». Третья охлаждалась в холодильнике. Дверь на веранду открыта настежь, пять лампочек ярко освещали дворик, туалет, террасу.
— Никита! Быстро погаси свет! — прошипел Шмер из кустов, когда одна из песен закончилась, и музыка на секунду стихла. — Выключи свет, глухая скотина!
Ромашкин вскочил, щелкнул выключателем. Двор погрузился во мрак.
Шмер проскользнул на веранду, схватил пустой стакан, наполнил до краев:
— Ох! Кислятина! Как ты ее пьешь? Водка есть?
— Ну, есть. Налить?
— Конечно, налей!.. Что нового в полку? Меня не искали?
— Ага, разыскивали два дня! Двое с носилками и один с топором.
— Дурак! — поперхнулся Шмер. — Я серьезно спрашиваю!
— Слух прошелестел, что ты ушел в запой и сбежал из гарнизона с заезжими проститутками.
— А кто-нибудь у тебя обо мне спрашивал?
— Комбат, ротный и начальник штаба. Более ты никому не нужен. Кроме меня! Третий день тебя жду — поделиться планами. Насчет твоего временного выселения… Тут, понимаешь, ко мне подружка должна приехать. Ох, и оттянусь! Представляешь?!
— Ох, представляю! — криво усмехнулся Шмер. — Ох, представляю!
Никита разглядел, наконец, ссадины на лице у приятеля, разбитые губы, опухший нос:
— Миша! Что с тобой приключилось, Миша? Ну, у тебя и рожа! Ты на ней сидел вместо зада?! Тобою двор подметали?
— Заткнись, юморист! Никита, к тебе огромная просьба. Завтра пойди в медсанбат к тому капитану, помнишь, с которым мы на вокзале пиво пили.
— Начфин? Ага! Еще бы не помнить! Я с ним в Бахардене квасил не далее как…
— Вот! Попроси его, чтоб он мне справку сделал. Освобождение по болезни за предыдущую неделю! Гастрит! И направление в Ашхабад, в госпиталь в медкнижке пусть нарисует. Медкнижку принеси в кабак напротив книжного магазина. Кулешов пусть соберет рубашку, брюки, сапоги, носки. Возьми сумку, сложи в нее вещи и захвати с собой. Да, и денег дай полтинник.
Никита вывернул карманы наизнанку:
— Нет ничего. До копейки с Хлюдовым прокутили.
— Вечно у тебя нет денег!
— А у тебя они есть?
— Нет! — тяжело вздохнул Шмер.
— То-то и оно! Ладно, излагай подробно, что произошло.
Что, что! Ну, изложил. Быстро и вкратце…
— Никита! А за тобой никто не следит? Не замечал?
— Н-не замечал. А зачем за мной следить?
— Да вариантов много. Например, твоя драка в «вертепе»…
— Ну, драка. Ну? Похитили-то тебя! За что?
— А за то! Ты мой друг! И наоборот! Может, и на тебя часть моих бед валится!
— Типун тебе на язык!
Шмер прошелся по квартире. Заглянул во все углы, посмотрел во двор из-за занавешенного окна.
— Ты чего, засаду ожидаешь? — уже не на шутку разволновался Никита.
— Засаду, новое похищение… Нет, так просто я им не дамся! Больше этот номер не пройдет! Голыми руками меня теперь не возьмешь! — Мишка достал из чемодана приготовленную для рыбалки гранату, штык-нож и охотничий кинжал. — Если за меня взялись серьезно, то и я отвечу тем же. Мало не покажется! Знать бы наверняка, кто организовал нападение на меня и за что. Не хочу навредить невиновному, даже если это гад Давыденко. А вдруг это не он?
Шмер задумчиво покатал РГД по столу, словно металлический шарик. Потом положил запал в один карман, гранату в другой, хлебнул водки из горлышка и направился к выходу:
— Так не забудь, Никитушка! Завтра в пивной, возле книжного магазина. Там, где мы с тобой дефицитную литературу брали, а после пиво пили!
— Понял. Не перепутаю.
Шмер огляделся у крылечка по сторонами скрылся в кустах. А Никита еще долго сидел в тишине и темноте. Медленно, задумчиво цедил третью бутылку вина. Но удовольствия уже не получал.
Черт бы побрал этот Чуркестан! Неужели это месть за драку возле борделя? И по ошибке Мишку зацепили? А вдруг и за ним, за Никитой, придут? Надо тоже гранатой запастись, на всякий пожарный…
Он запер дверь на крюк, полирнул вино двумя рюмками коньяка для успокоения. Спать. Утро вечера мудренее.
Утром мудренее не стало. Наоборот, все запуталось. В окно постучали в шесть утра — громко и настойчиво.
Во дворе стоял взъерошенный Колчаков, полуголый. Одежда — на руках.
— Черт бы вас побрал, жаворонков! — взъярился Никита, отворяя дверь. — Чего ты приперся в такую рань? Я еще часа полтора мог бы поспать.
— Извини, но я продрог! Честное слово не нарочно. Я полчаса на лавочке сидел. Больше сил нет.
— Так оделся бы и не дрожал!
— Одежда мокрая.
— Что, попал под порыв встречного ветра? Дождя вроде не наблюдалось.
— При чем тут дождь! А, ты в этом смысле?.. Нет, это Хлюдов. Ш-ш-шутник! Он сегодня стоял помощником дежурного по полку. Домой вернуться как бы не должен был. Танька, сеструха его приехавшая, малолетка, меня пригласила. А он возьми и заявись. Услышал шумы подозрительные в квартире, затаился в палисаднике, на выходе. Я выхожу — а он воду открыл, из шланга меня окатил с ног до головы. В следующий раз, кричит вослед, бензином окачу и спичку брошу.
— Ва-а-адик, как ты мог! Девчонке лет-то сколько? Шестнадцать? Ладно, ты и Шмер шастали — к Натахе давыденковской! Так это месть, святое дело! А ты… — Никита прикусил язык, сообразив, что сболтнул лишнее.
Но Колчаков думал о другом и никак не прореагировал на «лишнее»:
— Я не виноват! Танька позвала пробки вкрутить. У них свет пропал. Я их сменил, новые вставил.
— Вкрутил? Не промахнулся, не перепутал, что куда вставлять?
— Да пошел ты к дьяволу! Как прильнула грудью, как обняла, как впилась губами!.. Я и не устоял, не совладал с собой. Слаб человек…
— А жена Вовкина где была?
— Да пьяная спала.
— Ты споил?
— Нет, Танька. Она Ирине водку весь вечер подливала и подливала. Та и окосела.
— И где ж ты с сеструхой познакомиться успел, что она на тебя так запала?
— Известно, где! На танцах. Но мне-то ее вести некуда было. Танька сказала, сама в гости позовет. Подстроила все и позвала. И не шестнадцать ей, а семнадцать… Ну, каюсь, каюсь!
— Каяться будешь в казарме, когда Вовка тебе сегодня морду начнет бить.
— Не начнет. Я все ему объясню. Я и жениться в принципе готов, породнимся. Знаешь, Танька такая… такая…
— Чего тебе от меня нужно? — оборвал Никита.
