Николай Наумов - На рубежах Среднерусья
— Все вижу сам. Потери в других батальонах большие. Противник и их охватывает. Что останется от них к темноте… может быть, на одну роту. Но об отходе нам лучше не заикаться. Кроме позорного упрека ничего не получим.
— Об отходе никто в батальоне не думает. Спросил для ориентировки.
— Если так — молодец. Случится в окружении худшее — помянут добрым словом
Немецкое командование, все еще уверенное, что третье лето снова станет немецким, под вечер приостановило наступление, полагая, что хотя наступление шло не так, как планировалось, полученный результат можно считать удовлетворительным.
Однако передохнуть наступающим немецким войскам Жуков и Рокоссовский не дали — они принялись выдвигать на рубеж резервные танковый и стрелковый корпуса. Шум и лязг их встревожил немецкое командование, и оно принялось перегруппировывать силы к угрожаемому флангу. И хотя утром продвижение войск, нанесших контрудар, оказалось менее задуманного, оно все же разорвало дугу, угрожавшую окружением, и спутало карты продолжения операции. Возобновить ее пришлось позже намеченного времени.
Перед утром в батальон Соболева комбриг прислал семь танков, оставшихся от других батальонов. Пополнив боеприпасами батальон Соболева, похлопал комбата по плечу и произнес:
— Сегодня тебе может прийтись труднее, чем вчера. Немец, скорее всего, озлится от полученной оплеухи и попрет с кровавыми глазами. Держись крепко. Меня перебрасывают на другую бригаду. В ней погиб комбриг. Тобой покомандует зам.
Действительно, поздним утром начало повторяться то, что происходило вчера. Вероятно, противник посчитал, что противотанковый узел изрядно ослаблен, и попер на него танковым тараном, собранным из «тигров», «слонов» и «четверок», намереваясь, видимо, разделаться с ним и проделать для себя свободную брешь. Крошить оборону начали бомбардировщики, налетая на узел и его соседей группами по пятьдесят самолетов. Землю трясло, как камнедробилку. Последняя группа отвернула восвояси — обрушила огонь артиллерия. Правда, лихо стреляла недолго — часть батарей подавили дальнобойные артдивизионы. Но как только они умолкли, часть из подавленных батарей противника все же возобновила стрельбу.
Потрясение экипажей оказалось столь сильным, что они не сразу смогли прийти в себя. Прошло три-четыре минуты, танки противника приблизились на дальность прямого выстрела, но даже танк Соболева еще не послал в них хотя бы один снаряд. К счастью танкистов, танки и бронетранспортеры противника надвинулись на минное поле, наспех поставленное на путях движения. Подорвались один, второй, третий — остальные дали задний ход. Наконец начали стрелять танки Соболева, несколькими выстрелами подбили два бронетранспортера и легкий танк. Остальные открыли ответную стрельбу. Однако не все успели справиться с мандражом, как именовали солдаты испытываемое потрясение, и многие снаряды летели мимо или рикошетировали, попав в скошенную броню. На помощь танкистам пришла артиллерия дивизии. Снаряды и мины лишь рвали землю. Нанеся огневой налет, батареи примолкли.
Сколь ни были неуязвимы «тигры», в таране их осталось только шесть. Еще столько же в первую линию выдвинулось «слонов». Осмотревшись, они открыли редкую стрельбу, тщательно выцеливая свою жертву. Наконец, посчитав, что от танкового батальона ничего не осталось, тяжелые немецкие махины двинулись вперед. Гибель еще нескольких «тридцатьчетверок», особенно из числа присланных комбригом, снова вызвала страх у расчетов орудий, и они молчали в преддверии гибели. Тогда комбат сел к орудию сам. Глубоко вздохнув, нажал на спусковой рычаг. «КВ» могуче дернулся, и тогда Соболев снова посмотрел в прицел. У «тигра» ствол склонился к земле, будто у него переломились шейные позвонки. Экипажи соседних танков отошли от оцепенения и принялись стрелять. «Четверки» успели подбить и поджечь, но от выстрелов «тигров» и «слонов» несколько машин умолкло или занялось дымом.
Соболев выцелил и подбил еще один танк, когда его тяжелый «КВ» издал гулкий сгон. От мотора полыхнуло пламя. Ожог отпарил спину радиста. Пламя достало и Соболева. Он стиснул челюсти и не сразу сообразил, что надо сделать. Наконец пришли давно заученные слова: «Механик! Быстро в передний люк! Радист — вылезай через башню!»
— А вы? — возразил тот.
— Сказано!!!
По заповеди моряков Соболев хотел вылезти последним, но Степан Кузьмич, покрыв его матом, крикнул:
— Живо в люк! Соблюдать сейчас командирский гонор — все равно, что прыгать в могилу, когда ее засыпают.
Через башню заряжающий вытаскивал горящего радиста. Рубашка на нем уже прогорела до исподнего белья, да и то уже тлело в двух местах. Глаза солдатика от страха чуть не выкатывались из орбит, и сам он обмяк от боли и ужаса. Заряжающий схватил его под мышки и рванул вверх. Соскочив с танка, взял на руки и, поставив на ноги, принялся срывать с него горящую одежду. От нестерпимой боли радист начал мычать. Просить о помощи постыдился — ему же помогали.
Механик-водитель повел комбата за танк, чтобы прикрыть себя и его от пулеметной очереди. Превозмогая жжение, комбат на ходу расстегнул пуговицы гимнастерки и скинул ее, но руки застряли в обшлагах. Механик так рванул рубашку, что пуговицы отлетели прочь.
— Сдергивай штаны, иначе первородный механизм подпалишь. Тебе он нужнее, чем мне. — Стянув сапоги, старшина безжалостно обошелся и с командирским галифе. И вдруг в ужасе произнес: — А Митька где?!
Митька не успел выбраться из танка, нутро которого уже полыхало чертовым пламенем.
— Комбата надо подальше от танка. Снаряды рванут — стволом или еще чем может придавить.
Укрылись в воронке от той бомбы, что вроде бы приподняла танк. Механик-водитель снял с себя гимнастерку и надел ее на комбата, быть которому голым не положено.
Приползли двое из соседнего танка. Догадались захватить с собой аптечку. Смочив обнаженные места товарищей раствором, стали ждать, когда им полегчает. Механик-водитель произнес:
— Ну что, поползли?
— Надо. Продвинется немец — в плену можем оказаться.
Соболев все же встал, окинул поле боя измученными глазами. Оно еще горело танками, изредка вспыхивало черными сполохами, небо над ним зудело моторами истребителей, летавшими так высоко, что они походили на стрижей. Затихающий фронт сражения отодвинулся за Поныри на востоке и за Подоляны на западе. Конечно, бои возобновятся завтра и послезавтра, но уже без его батальона, без него самого. В госпитале придется полежать. Может, направят в Москву? Там Мила и…
4
Когда поздние сумерки усмирили уставшие стороны, Рокоссовский пришел к убеждению, что войска группы армий «Центр», штурмовавшие позиции его 13-й армии, уже многого не добьются. И чтобы убедить командующего 9-й армии Моделя, а вслед за ним и Клюге, что их намерения в этом году несбыточны, решил с утра 6 июля нанести контрудар 2-й танковой армией Родина и смежными корпусами общевойсковых армий. Но короткая июльская ночь не позволила скрытно вывести войска на рубежи развертывания, и контрудар не дал ожидаемого результата. Константин Константинович с досадой в голосе позвонил Жукову. Тот, выслушав доклад, недовольно спросил:
— Причина неудачи Родина?
— К исходу ночи хвосты колонн оказались еще на марше, противник догадался о надвигающейся опасности и предпринял экстренные меры — значительную часть танков перебросил на опасные для группировки места, организовал броневой барьер и погасил начавшийся было контрудар.
— Вывод.
— Танковые соединения позволяют в короткие сроки создавать прочную оборону в ограниченные сроки и наносить наступающему значительные потери.
— Хоть окруженные части выручили?
— Эта задача выполнена успешно.
В голосе Жукова послышалось горькое сожаление:
— Сколько контрударов с богатырским размахом мы пытались провести, а результаты получались хреновые. Я согласился с тобой на проведение контрудара по той же причине: и у меня не хватило терпения вести жесткую оборону до той поры, когда у войск противника вся морда окажется в крови, а горлом он захаркает ее клочками. Но думаю, некоторый результат мы все же получили: контрудара такой силы он не ожидал. И второе. По его понятиям, мы вложили в него весь фронтовой резерв и потому сегодня попрет на твои войска со всей немецкой самоуверенностью. А ты поступи так: с его дивизиями, ведущими наступление, оставь только часть танков и по стрелковому батальону от полка, остальные силы отведи на третью позицию, и пусть закрепятся на ней по-сталинградски. Перенос усилий в глубину будет для них передышкой от немецкой наглости, и они устроят вражьим силам еще одно кровопускание. Может быть, группировка врага где-то прорвет главную полосу обороны, но вторую полосу обороны мы обязаны и должны удержать, если даже кровь будет литься из наших носов ручьями! — со строгим напором заявил Жуков.
