Михель Гавен - Крестоносцы
«Сегодня я разговаривала с представителем нашего командования и готова сообщить, что, скорее всего, вам будет разрешено приехать, но не к нам в Эль-Кут, а в Багдад, где вас готов взять на кафедру доктор Джавад аль-Салим, довольно известный специалист в области медицины этого региона…»
Экран компьютера мигнул, и загорелся значок Скайпа. Прервав письмо, Джин увидела на экране лицо матери. Она включила микрофон:
— Мама, привет! Как я рада!
— Я тоже рада, девочка моя. — Натали улыбнулась. — Я так скучаю по тебе.
— Как Кэрол, мама?
— Сегодня она впервые за два месяца встала с постели. С моей помощью, конечно. Я пересадила ее в кресло, подняв на руки, ведь ты знаешь, она стала легче пушинки. Я подвезла кресло к окну. Кэрол долго смотрела на сад и плакала. — Натали вздохнула, сделав паузу. — Общие показатели неплохие, — продолжила она вскоре. — Я думаю, мы вступили в консолидирующий этап, когда основные очаги подавлены и остается уничтожить лекарствами остатки. Пересадка оживила костный мозг, и клетки прижились. Будем продолжать лечение и дальше.
— Мама, я сама понимаю, это глупый вопрос. — Джин произнесла негромко. — Мне и самой следует знать на него ответ, да я его и знаю наверняка, только боюсь верить. Есть ли надежда на выздоровление Кэрол? — Она затаила дыхание, ожидая ответа.
Натали молчала несколько секунд. Она смотрела вниз, поэтому Джин ничего не могла прочесть в ее взгляде. Потом Натали вздохнула и снова подняла голову. Взгляд серьезный, но в нем не читалось никакого отчаяния, ни капли слабости.
— О чем мы конкретно говорим? — ответила она. — Окончательное выздоровление, скорее всего, невозможно. Лейкемия рецидивирующая — смертельная болезнь. Она почти никогда не уходит бесследно. Мы же добиваемся ремиссии, продолжительной ремиссии, которая поможет Кэрол хотя бы частично вернуться к нормальной жизни. Сколько будет длиться ремиссия, никогда невозможно предсказать заранее. Надеемся, довольно долго. Ремиссия — огромная победа для нас, ведь мы даже не рассчитывали на нее. Мы никогда не отступаем и не опускаем руки. Твоя бабушка приучила всех нас бороться до конца, и эта ее победительная стратегия в очередной раз сработала. Во всяком случае, Кэрол по нескольку минут в день разговаривает с Джеком и даже пыталась проверить его задания в школе. Эти мелочи жизни поддерживают ее, а всего лишь неделю назад Кэрол было трудно открыть глаза, не говоря уже о произнесении слов.
— Джек? Как он? Как он учится?
— Как и раньше, очень старательно, но теперь настроение у него гораздо лучше. К нам из Берлина приехала тетя Джилл. Она учит его немецкому и французскому. Джек играет в компьютер и любимый бейсбол. Он на глазах веселеет, и всех нас это крайне радует.
— Тетя Джилл с тобой?
— Я говорю с тобой из клиники, а Джилл находится дома. Ты хочешь с ней поговорить? Я скажу ей, и она тебе позвонит.
— Я сама позвоню ей, мама. Просто я все время хожу туда-сюда, часто уезжаю, поэтому она может не застать меня, расстроиться. Как она?
— И она, и дядя Пауль в традиционно прекрасной форме. Джилл никогда не могла подумать, что снова будет жить в Чикаго, да еще в доме, который находится со всем недалеко от того квартала, где они жили в начале двадцатых годов с бабушкой. Я стану главным хирургом клиники, в которой ее мама, наша с ней мама и твоя бабушка, начинали работать санитарками и медсестрами. Бабушка получила образование и встретилась с Фрейдом. Удивительно, какой круг описала жизнь, и бабушка дожила до той поры, когда он почти замкнулся.
— Да, она очень радовалась твоему назначению. Я помню. Она рекомендовала тебя, и к ее мнению прислушались.
— Мы все многим обязаны ей. Даже, возможно, практически всем. — Натали вздохнула. — Своей состоявшейся жизнью, профессией, всем самым лучшим и дорогим. Она приняла меня после того, как я уехала из своей страны, помогла получить образование, найти свое место в этом новом для меня мире. Бабушка помогла не рассориться с папой, при моем-то характере, и сделала все для твоего появления на свет. Джилл вовсе обязана ей, без преувеличения, жизнью, учитывая ее детскую травму и тяжелое ранение в Берлине. Даже Кэрол обязана ей этим улучшением в своей болезни, ведь я лечу ее методом бабушки. Именно он помогает, и ничего больше. Помогает сейчас, когда бабушки давно нет с нами, словно она сама присутствует рядом и борется вместе со мной. Я чувствую это.
На глазах Натали выступили слезы, и она снова опустила голову.
— Ни я, ни Джилл не можем смириться с уходом бабушки. — Голос Натали дрогнул. — Нам без нее очень трудно, но надо терпеть и идти вперед. Она не простила бы нам слабости, так как терпеть не могла подобный жизненный настрой. Завтра будет шесть лет, как она умерла. Перед отъездом Джилл была на ее могиле, и я тоже поеду, как только Кэрол станет лучше. Кстати, — Натали смахнула слезу со щеки и заставила себя улыбнуться, — твои киевские протеже завтра приезжают в Краков. Их встретят, разместят со всеми удобствами, так как я уже отдала такие указания. Мальчика сразу возьмут на обследование. Я сама заеду познакомиться с ними, когда поеду в Париж, а результаты исследования мне пришлют сразу же, как только они будут готовы. Посмотрим все внимательно и примем решение.
— Спасибо, мама. Я обязательно прямо сегодня сообщу эту информацию отцу Ванечки. Он очень волнуется, но ты, пожалуйста, крепись. Я прошу тебя! — Джин прикоснулась пальцами к экрану компьютера. — Бабушка ушла, и природу не изменишь. Она рано или поздно забирает всех, но ты достойно заменяешь ее в необыкновенно важных для бабушки вещах. Ты относишься к медицине, своему делу так же, как относилась она. Я думаю, бабушка с высоты райских кущ смотрит на нас, и она довольна. Я люблю тебя, мама. Я горжусь тобой. Я тоже буду продолжать это дело, причем со всем упорством, изо всех сил, данных мне природой, и даже, если придется, свыше их. Накануне годовщины смерти бабушки я это обещаю даже не столько тебе и ей, сколько себе. Я сейчас пытаюсь совершать возможные и невозможные поступки. Мы нашли человека, мама, который, скорее всего, причастен к горю нашей семьи и многих других американских и не только семей. Однозначно повинен в нем. Этот человек здесь, в Эль-Куте, и я заставлю его понести всю ответственность за причиненный нам вред. Конечно, не я одна. Мне помогают множество людей, но я полагаю, обязанность довести такое важное дело до конца для меня не просто долг службы, а личный человеческий долг.
— Я понимаю, насколько много в твоей работе секретов, и поэтому не спрашиваю тебя ни о чем, — ответила Натали негромко. — Прошу тебя быть осторожной. Пожалуйста!
— Я постараюсь, мама. — Джин улыбнулась. — Мне не хочется тебя вновь огорчать.
Экран компьютера мигнул, и связь прервалась. Джин снова вернулась к письму.
«Компетентные люди, которым можно доверять, — продолжила она, — разрешили мне передать, что вы можете готовиться к отъезду. Вас здесь примут. Сегодня днем я сообщила Селиму о вашем намерении приехать. Он находится в крайнем волнении, и хотя Селим пока стеснен известными вам обстоятельствами, я полагаю, возможность увидеться с вами и ваше чувство к нему, оказавшееся вопреки его ожиданиям, неизменным, в самое ближайшее время изменят жизнь Селима к лучшему. Тогда, приехав сюда, вы сможете беспрепятственно находиться с ним. Пожалуйста, информируйте меня обо всех предпринимаемых вами шагах, и я тоже со своей стороны продолжу держать вас в курсе. Уверена, в самом ближайшем будущем мы познакомимся с вами лично. С наилучшими пожелания, искренне ваша Джин Роджерс».
— Джин, ты занята? — заглянула в кабинет Мэгги.
— Нет, я уже закончила. Входи.
Джин отправила письмо, а потом повернулась к подруге.
— Я так рада, что ты познакомила меня с Александром. — Мэгги подсела к столу.
— Я так понимаю, все уже было? — догадалась Джин.
— Да, — призналась Мэгги шепотом, наклонившись к ее уху. — Просто фантастика! Я так счастлива. Эти русские… Они очень открытые, горячие, и мне нравится такой национальный темперамент. Почти как негры, но только белые.
— Ой! Ты меня насмешила. — Джин рассмеялась. — Только при чем тут негры?
— А что? — ответила Мэгги. — Когда я училась в Гарвардской медицинской школе, у меня был знакомый парень, черный. Он играл в футбол за местную команду.
— Если только на личном опыте, — сказала Джин, — тогда не спорю. У меня негров не было, слава богу. Правда, и русских тоже. У меня только мама русская, но вот как раз она хотя и давно привыкла к западному образу жизни, но иногда, как говорит папа, не укладывается ни в какие рамки. Такая черта у нее точно российская — не укладываться в рамки. Территория большая, поэтому русские привыкли к размаху.
На экране замелькал значок электронной почты. Джин пододвинула курсор. Ей ответила Энн Баскет.
