Юрий Авдеенко - Этот маленький город
Через десять минут они убедились, что заброшенная дорога выходила к другой, которой кто-то пользовался. Дороги разделял ручей. Когда-то над ним пролегал мосток. Во всяком случае, спуск с противоположной стороны ручья был крутой, и ничего похожего на съезд они не увидели.
— Наблюдай здесь, — сказал Чугунков. — Если что… прикроешь.
Ручей был узок, и Чугунков легко перепрыгнул через него. Потом, сутулясь, полез вверх, к дороге. И глина оседала у него под ногами, и он вполголоса бормотал ругательства.
В ту и в другую сторону дорога просматривалась недалеко. И, тускло мерцая, напоминала короткие крылья самолета. Чугунков прислушался. Шумел ручей. Никаких других звуков не было.
Он сделал знак рукой Иноземцеву, а сам поднялся на дорогу и, не таясь, пошел, как предполагал, на восток. По правой стороне был обрыв, на дне которого пенился ручей, по левой стороне возвышалась гора. Но между горой и дорогой в полосе пяти-шести метров торчали кустарники и невысокие деревья. В случае внезапной опасности здесь-то, в кустах, и можно было спрятаться.
Оглянувшись, Чугунков увидел, что Иноземцев догоняет его.
— Слышишь! Ты что, оглох? Машина, — задыхаясь от быстрой ходьбы, прохрипел Иноземцев.
Чугунков не стал прислушиваться. Ястребом мотнулся в сторону и замер в кустах. Иван же лез, как медведь.
— Тебе тоже сошьем чуни, — зло процедил Чугунков.
Теперь и он услышал урчание мотора. Машина была большая, черная. «Опель-капитан», кажется. А может, «опель-майор»: у них там все машины, словно офицеры, со званиями.
Она шла им навстречу, одна, без прикрытия. Чугунков вскинул автомат. Иноземцев покосился назад. Гора уходила вверх почти отвесно. «Если прикрытие на другой машине сзади, — подумал Иноземцев, — тогда все! Не уйдешь».
— Стреляю один, — предупредил Чугунков.
Он дал короткую очередь по ветровому стеклу. И оно, как волна, разлетелось мелкими брызгами. Машина накренилась и повернула прямо на них. Взвизгнув, проскрежетало о камни железо. Машина застряла в кустах в двух шагах от Иноземцева. И теплый запах бензина ударил ему в лицо. Машина казалась пустой. Чугунков вновь прошил ее очередью. И только потом они с Иноземцевым распахнули дверки. Шофер лежал лицом вниз, и кровь сочилась из головы, стекала на пол по гладкой коже сиденья яичного цвета.
На другом сиденье оказался офицер. Он, видимо, упирался ногами в дверцу. Потому что, как только Чугунков распахнул ее, офицер вывалился, точно мешок, набитый трухой.
Небольшой чемодан черного цвета, лежащий на коленях у офицера, выкатился под ноги Чугункову.
— Обыщи офицера. Документы заберем. И сигареты тоже.
Минут через пять они быстро уходили по дороге. А увидев пологий спуск, свернули в гору и полезли, продираясь сквозь кустарник.
— Документы спрячь подальше. А содержимое чемодана мы осмотрим сейчас. Если бы, Иван, мне с тобой повезло так, как повезло без тебя, когда в задрипанном «опель-кадете» мы уложили троих офицеров и нашли нераспечатанную литровую бутылку французского коньяка в плетеном чехле!
Очень было заметно, как наступает темнота, как густеет, наливаясь чернотой, небо.
Чугунков положил чемодан на влажные листья, поддел замок финкой. Открылась крышка. Из чемодана донесся запах спирта. Сверху лежал большой журнал, на обложке которого девица в длинных чулках и узком набедренном поясе, яркого синего цвета, высоко задрав левую ногу и нагловато улыбаясь, посылала кому-то воздушный поцелуй.
— Это потом, — сказал Чугунков, сворачивая журнал в трубочку, — днем разглядим, при солнечном свете.
Под журналом оказался слой ваты, покрытый хрустящей пергаментной бумагой. Чугунков поднял вату и брезгливо поморщился, и даже дернул головой. На него смотрели десятки глазных протезов разных форм и размеров и, наверное, цветов и оттенков, которые из-за густеющих сумерек невозможно было отличить. Они лежали рядом, до самого дна переложенные ватой, словно елочные игрушки.
— Тьфу! — плюнул Чугунков и не удержался от крепких слов. — Какая гадость!
— Загибаешь, — сказал Иноземцев. В нем проснулся завбазой. — Это вещи нужные и очень дорогие. Тем более всякому человеку известно: у немцев оптика качественная.
— Какая же это оптика?
— Стекло все-таки… В санчасти большое спасибо скажут.
— И не думай, — возразил Чугунков. — Как можно нам, словно туристам, с чемоданчиком по немецким тылам разгуливать?
— Тебе виднее. А я при своем мнении остаюсь.
Иноземцев снял из-за спины вещевой мешок, где вместе с сухарями, консервами лежали патроны и толовые шашки. Развязал его. Потом скрутил из слюдяной бумаги кулек, точно конфетами, наполнил его протезами, положил немного ваты, чтобы не тряслись, и спрятал все это в вещевой мешок.
— В вашей родне кулаков не было? — насмешливо спросил Чугунков.
— Не знаю. Может, и были… А чемоданчик замаскировать придется. Вдруг немцы спохватятся, по следу пойдут.
Они сунули чемодан в кусты и забросали его листьями.
4На автопарк их вывел Степка. Он узнал про автопарк еще раньше, чем встретился с разведчиками. В те дни, когда, холодный и голодный, бродил по лесу и ему случайно довелось выйти на дорогу, которая заканчивалась тупиком. Две горы скатывались друг к другу, образуя лощину, узкую, как горлышко бутылки, со стороны дороги и широкую, будто корзина, с тыльной части. Ограда из колючей проволоки — в один ряд — тянулась по склонам гор, безлесным, но кустистым, изборожденным глубокими извилистыми трещинами, в которых, точно кости, топорщились пласты известняка или какого другого белого камня.
Четыре длинных навеса делали автопарк похожим на рынок. Вот только не хватало прилавков, да крыши из желтой дранки были тщательно закамуфлированы. Надо отдать справедливость, место было выбрано удачно — автопарк не просматривался с воздуха.
Так, наверное, коршун смотрит на куропатку, как Чугунков смотрел на автопарк.
— Все! Путешествие окончено. Мы устроим здесь большой костер. Очень большой костер. А если фрицы надумают его тушить, то волосы у них обгорят не только на голове, но и на заднице.
Они наблюдали за автопарком почти сутки. Установили: смена караула и дежурного по парку производится в семнадцать часов, караул ефрейторский, из семи человек. Первый пост — у бензохранилища, что в дальней, противоположной от входа стороне; второй пост — между навесами; часовой неторопливо идет от первого навеса ко второму, огибает его, потом сворачивает в проход между вторым навесом и третьим, минуя его, шагает вдоль четвертого навеса, от которого по прямой возвращается к первому. Затем все повторяется сначала. Караулка расположена бок о бок с контрольно-пропускным пунктом, в котором кроме дежурного есть еще два дневальных. Шоферы спят в землянке, вырытой в горе, справа от входа, метрах в пятидесяти от караулки.
Практичный Иноземцев сказал:
— Двоим нам эта затея не по зубам, Землянка с шоферней как заноза.
— Не скули, — ответил Чугунков. — Сам же твердишь: «Главное — не торописа и не волноваса». Во-первых, нас трое; во-вторых, шоферня будет дрыхнуть.
Степка, проблуждавший уже четверо суток в лесу, с благодарностью посмотрел на Чугункова. Ему сразу понравился этот здоровенный, как борец, солдат. Грубоватый, но бесхитростный.
Иноземцев вначале косился на мальчишку и даже предложил Чугункову:
— Оставим ему хлеба и банку консервов. Обуза он нам в разведке…
— Чурбак ты, Иноземцев, — добродушно ответил Чугунков.
А Степка, услышав фамилию Иноземцева, спросил сразу:
— Вас не Иваном зовут, дяденька?
— Иваном, — настороженно ответил разведчик.
— А я вашу Нюру знаю… Она же с нами живет. С мамой моей работает в одной столовой.
Крепко, очень крепко любил Иноземцев свою молодую жену. Степка утонул в его объятиях. Ствол автомата, словно щенок, терся о ногу Степана, а каска небольно стучала по лбу, когда Иван целовал его худое, позеленевшее лицо.
— Малый, да ты же легок, как пустая тара, — сказал Иноземцев, поставив мальчишку на землю и глядя на него с удивлением и с сожалением.
— Я всегда такой.
— Чем питался? — спросил Чугунков, развязывая вещевой мешок.
— В первый день ничего не ел. Не хотелось. А потом собирал каштаны. Под прелыми листьями их тут много…
— Каштаны — это муть, — сказал Чугунков. — На вот, подкрепляйся.
Сало на хлебе белело, как корка снега. Прожевав кусок, Степка гордо сказал:
— А я знаю, где немецкий автопарк находится.
…И вот сейчас они наблюдают за автопарком. А в кармане у Степки лежит пистолет, взятый Чугунковым у немецкого офицера, везшего чемодан с глазными протезами.
— На дело пойдем в двадцать три часа двадцать минут. Шоферня уже будет спать, но мочиться выходить им еще рано. — Чугунков говорил сквозь зубы, следя за тем, как в вечерних сумерках к автопарку подъехала машина с высоким верхом, крытым темным брезентом.
