Эрих Людендорф - Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918
Степень упадка боевого духа особенно наглядно проявилась во время заседания главного комитета рейхстага 6 июля. После совершенно неожиданной для нас речи депутата Эрцбергера, в которой он заявил о полной бесперспективности неограниченной подводной войны и отрицал саму возможность нашей победы в этой войне, настроение в рейхстаге упало до абсолютного нуля. Стало предельно ясно, куда нас занесло и где мы находимся. Нужно было не безучастно взирать на происходящее, а что-то срочно предпринять для укрепления боевого духа и сплочения нации, иначе нас ожидало немедленное поражение.
Военный министр целиком разделял нашу точку зрения о вредном влиянии берлинских событий на наше положение на фронте и считал необходимым, чтобы генерал-фельдмаршал фон Гинденбург переговорил по всем волновавшим нас вопросам с кайзером. Уже 6 июля мы с генерал-фельдмаршалом поспешили в Берлин. Его величество, однако, считал события в столице исключительно внутренним делом, не затрагивающим вооруженные силы. Поэтому наше пребывание в Берлине прошло безрезультатно. Вечером того же дня мы вернулись в Кройцнах.
Тем временем ситуация в Берлине обострялась. 8 июля рейхсканцлер одобрил проект резолюции о мире, представленный партийным большинством в рейхстаге, и одновременно пообещал депутатам провести выборы в прусский парламент в соответствии с положениями закона о выборах в рейхстаг. И то и другое, безусловно, еще больше укрепило решимость противника учинить Германии разгром. В полдень 10 июля рейхсканцлер был вынужден подать прошение об отставке, которое 11 июля было отклонено.
После всего случившегося я уже не считал рейхсканцлера человеком, способным выполнять задачи, которые эта война ставила перед правительством, т. е. воодушевить немецкий народ и повести его к победе. И чем глубже я вникал на новом посту в обстановку на фронте и в тылу, тем лучше я понимал: чтобы победить на поле сражения, требовалось тесное сотрудничество главы кабинета с ОКХ. Такое сотрудничество у нас не сложилось. Почти ничего не осталось от национального мышления и национальных чувств. У политического руководства не было ни организационных способностей, ни идеи, которая могла бы вдохновить немецкий народ, помочь ему раскрыть свой творческий потенциал. Но главное – не было веры в силу германского оружия и в наше непреклонное желание победить. И войска не получали той моральной поддержки, в которой нуждались, чтобы одолеть врага на поле битвы. Я уже не надеялся на какие-то перемены к лучшему при тогдашнем рейхсканцлере. Надежды на плодотворное сотрудничество с главой правительства во имя победы, которые я лелеял при вступлении в ОКХ, окончательно рухнули. Поэтому я подал прошение об отставке.
Генерал-фельдмаршал фон Гинденбург солидаризировался со мной и тоже подал аналогичное прошение. Документы были посланы в Берлин вечером 12 июля. В тот же вечер, однако, поступила телеграмма от военного министра, который, с учетом положения на фронтах, считал целесообразным для генерал-фельдмаршала еще раз прибыть с докладом в Берлин. Мол, кайзер также желает с нами переговорить. Между тем 12 июля в первой половине дня кронпринц встретился с руководителями партийных фракций в рейхстаге; большинство из них или высказались за немедленную отставку действующего рейхсканцлера, или же заявили, что не будут настаивать на сохранении им своего поста. Никто не выступил в его защиту.
Откликаясь на предложение кронпринца, кайзер, наконец, решился принять повторное прошение рейхсканцлера фон Бетмана об отставке.
Когда мы ранним утром 13 июля прибыли в Берлин, кайзер уже определился. Я очень надеялся, что эту должность займет человек, способный объединить все силы немецкой нации для совместных действий ради конечной цели.
Уже во время нашего с генерал-фельдмаршалом приезда в Берлин 7 июля мы были готовы принять в здании Генерального штаба депутатов рейхстага и в непринужденной беседе рассказать им о положении на фронтах. Мне хотелось их успокоить. Такая встреча состоялась, но только 13 июля после полудня. Весь мир находился под впечатлением подготовленного рейхстагом при активном участии графа Чернина проекта резолюции о мире. И в Берлине возникло совершенно ошибочное представление, будто мы прибыли на обсуждение этой резолюции. Об этом говорили неоднократно и сами депутаты.
Выступая перед парламентариями, мы охарактеризовали наше положение на суше как серьезное, но стабильное. Требовалось просто выстоять, так как наши противники вовсе не хотят прекращения войны. Снабжение боеприпасами существенно улучшилось, сырья вполне достаточно. О мирной резолюции мы отозвались довольно сдержанно: она, мол, не соответствует нашим замыслам, поскольку подрывает боевой дух войск и волю немецкого народа к победе, а наши противники и союзники увидят в ней признание слабости, т. е. она произведет нежелательное для нас впечатление. А я добавил, что мы непременно победим, если народ сплотится ради поддержки своих вооруженных сил.
Беседа протекала в свободной манере. Государственный министр доктор Хельфферих попросил депутатов пока ничего не предпринимать в связи с резолюцией о мире. Но уже на следующее утро ее полный текст появился на страницах газеты «Форвертс», и большинство в рейхстаге оказалось связанным по рукам и ногам. Всякое дальнейшее обсуждение данной темы я посчитал бесперспективным и потому мало продуктивным.
Рейхсканцлером стал доктор Михаэлис. Начальник гражданского кабинета кайзера, господин Валентини ранее назвал генерал-фельдмаршалу фон Гинденбургу некоторых кандидатов на эту должность, из которых его величеству предстояло выбирать. Генерал-фельдмаршал сказал, что будет приветствовать любого, кого назначит монарх. Меня очень удивило, что у соответствующих инстанций уже не был наготове преемник рейхсканцлера и что Германия в столь важном для ее судеб вопросе сидит буквально на голодном пайке. Все дело в том, что своеобразие нашего внутреннего развития не позволяло раскрыться подлинным личностям. Мы были бедны настоящими мужами. Наша политическая система оказалась не в состоянии родить новых талантливых людей. Из-за собственного бесплодия она сама вынесла себе смертный приговор.
По просьбе нового рейхсканцлера мы приняли участие в последующих обсуждениях парламентской резолюции о мире, проходивших в министерстве внутренних дел. И хотя я был против нашего участия, новый рейхсканцлер настоял на своем. Нам хотелось, в силу наших возможностей, поддержать его, принявшего тяжелое наследство, а потому мы решили удовлетворить его желание.
Чрезвычайно примечательным на этих встречах показался нам тот факт, что необходимость принятия резолюции о мире представители парламентского большинства обосновывали именно преобладающим в стране настроением. Мол, побудить массы и дальше терпеливо сносить тяготы войны можно только, если они воочию увидят, что долгожданный мир скоро не наступит. Это была довольно мрачная картина душевного состояния немецкой нации, хуже, чем я думал. Присутствовавшие на совещании выражали также надежду на внутренние неурядицы в стане врага. Новых идей или предложений никто не высказал. Меня не покидало ощущение, что мое присутствие при обсуждении злополучной резолюции о мире не было уж столь необходимым и что мне бы лучше вовсе не приходить.
С трибуны германского рейхстага пресловутая резолюция пошла гулять по свету. На наших противников она, как можно было заранее предугадать, не произвела никакого впечатления. Враги увидели в ней лишь признание нашей слабости. А Болгария с Турцией начали серьезно сомневаться в возможности нашей победы. Да и внутри страны она не оказала влияния, на которое рассчитывали ее авторы. Вместо того чтобы из негативной реакции противника сделать нужные выводы и укрепить свою волю к победе, народ все судорожнее цеплялся за несчастную идею мира через взаимные договоренности, для которых двери якобы всегда открыты. Именно в этом состояло губительное воздействие резолюции о мире, недаром ОКХ считало ее принятие шагом в неверном направлении прежде всего с военной точки зрения. Тем не менее генерал-фельдмаршал и я предоставили рейхсканцлеру право открыто объявить о нашем согласии с его оценкой резолюции. В интересах успешного продолжения войны рейхсканцлер стремился избежать конфликта с парламентским большинством. Таким образом, мы сознательно разделили ответственность за последствия, вытекающие из этой резолюции, предпочитая ее, как меньшее зло, смуте в стране. Вот до каких пределов дошла ситуация в Германии!
Резкое ухудшение общего настроения у населения бросалось мне в глаза в Берлине буквально повсюду. Нельзя было дольше безучастно наблюдать, как процесс душевного спада неуклонно распространяется в народе, угрожая нашей обороноспособности. У нас были все шансы выиграть войну. Однако душевное состояние нации ставило все под вопрос. Просматривалась и подрывная деятельность непосредственно в войсках. По собственному признанию вождей Независимой социал-демократической партии, они давно подготавливали переворот.
