Олег Татарченков - Высоко над уровнем моря
«Очередных» потому, что уже третий день мой команде приходилось скармливать все прибывающим больным свои порции. Новый список пищеблок, ведающий выдачей продуктов для всего госпиталя, еще не переварил. Пачки сахара, заначенные за месяц нашей сладкой жизни тоже стремительно уменьшались: сладкое выдавали по старой норме, поить же тифозников требовалось регулярно, поэтому мы потрошили запрятанные в вентиляционных нишах наш НЗ.
Впрочем, Сашкина фраза о популярнейшей в нашей стране картине была произнесена не по этому поводу. В конце концов, солдаты мы или нет? А солдаты умеют устраивать санаторий там, где любой гражданский сдохнет. Проблема состояла в другом: Путейца выписывали.
Такой вид хамства распространен особенно широко среди женщин, работающих в сфере обслуживания населения. Большинство наших людей к этому привыкло и старается его не замечать. Путеец в этом вопросе принципиально придерживается политики неприсоединения. Если вспомнить биографию Сашки, то учетом его биографии это вполне можно было понять.
Кулешов имел скверную привычку курить в палате после отбоя. Естественно, комфортно при этом полеживая на койке. За этим невинным солдатским занятием, от которого, правда, можно запросто сгореть, его и застала медсестра Мария.
Машку в отделении не любили. Работать она не умела и не хотела. На процедурах умудрялась так влупить укол в солдатскую задницу, что ее обладатель взлетал от боли едва ли не к потолку. Вену же при установке капельницы Машка (так ее за глаза звали все: и персонал, и солдаты, и офицеры) находила только с раза третьего. К этому времени больной был похож на завсегдатая камеры пыток.
Но и эти ветеринарские замашки (да простят меня представители этой почтенной профессии) ей бы сумели простить, если бы ее ничем не прикрытая любовь оказывать разнообразные секс-услуги офицерскому составу в звании от майора и выше. А также откровенное хамство по отношению к солдатам.
И вот как-то вечером пути Путейца и Мани пересеклись…
На Машкино «Слушай, ишак педальный, я же тебя предупреждала…» Кулешов весьма конкретно определил направление, куда она двигаться со своими предупреждениями. Натуры, склонные к хамству, как правило, не любят получать сдачи, потому что привыкли отрабатывать свое искусство на бессловесных. Медсестра на равнодушно брошенное ругательство хлюпнула носом и побежала стучать капитану.
Задерганный кэп не стал разбираться в тонкостях Сашкиной и Машкиной психики и без лишних разговоров выписал нашего Путейца. На попытку моего заступничества — мол, Кулешов очень ценный кадр и без него столовая придет в упадок, начальник ответил в стиле отца всех времен и народов:
— У нас незаменимых нет. Бойцы, вы забыли, что находитесь в армии. И дисциплину здесь никто не отменял. Пусть, Протасов, твой помощник идет и собирает манатки…
Завтра утром Путеец должен был на первой попутной машине отправиться в свой родной автобат.
Что касается автомобильного батальона, это была очередная ирония армейской судьбы: быть на гражданке железнодорожником, а попасть служить в автомобильные войска. И все потому, что Путеец до армии успел сдать на права, не стал «забывать» их дома, как делали многие, не желающие возиться с железом в любую погоду.
Несмотря на то, что наши войска были практически выведены из Афганистана, колонны наших грузовиков продолжали поставлять в страну оружие и боеприпасы для армии президента Наджибуллы. Я это никак не мог понять, поскольку знал, сколько военного добра мы оставили для его сорбозов после ухода. Как бы там ни было, но Сашкина часть занималась доставкой этих грузов…
В последнее время маршруты у колонн резко сократились, ездить стало поспокойнее, и все же Аллах не мог гарантировать отсутствие мины где-нибудт на обочине или засаду в «зеленке». Поэтому я сидел на табуретке в нашей «раздатке», тянул пиво (по случаю расставания мы снарядили гонца) и давал наставления Александру Кулешову, Путейцу-С-Галошной-Фабрики, человеку, который за три последние недели стал мне другом.
…-На дверь машины всегда вешай «броник». Потому что в кабине в нем от жары сдохнешь, а от пули в лобовое стекло он тебя все равно не спасет — у тебя одна голова над баранкой торчать будет, а на нее бронежилет не наденешь. Так что его самое место — на двери. Из «зеленки» часто бьют в дверь кабины — там тонкое железо, а твое тело находится как раз напротив ее, — давал я советы, знание или, наоборот, незнание которых на войне оплачивается кровью.
Я говорил это Кулешову и в душен материл тех, кто с трибун разной высоты распространялся о выводе войск как о величайшей победе. Да, для меня и тысяч других с выводом из Афгана эта война закончилась. Но были еще сотни и тысячи, у которых все только начиналось. И было жаль, что в моей кружке плескалось пиво, а не водка…
Армия и война часто сводят близко совершенно непохожих людей, делают их братьями, а потом жестоко и неумолимо разводят их в стороны игрой своих обстоятельств. Одних на время, других — навсегда. И ты привыкаешь к тому, что в твоей душе постоянно рвутся только окрепшие нити…
Сумеем ли мы стать постоянными хоть в чем-то после возвращения, или нам на всю жизнь суждено остаться гонимыми ветром судьбы кустами перекати-поля?
…-При нападении на колонну не пытайся уйти из-под обстрела, выскочив на машине на обочину. Там могут быть мины. Если колонна встанет — прыгай сразу же вон из кабины. И — под грузовик. Лучше всего спрятаться под задним мостом — сзади скаты толще, выдерживают не только автоматную пулю, — продолжал я.
— А если в бак попадут? — спросил как-то враз осунувшийся Санек.
— Если сразу не взорвался, бросай все к чертовой матери и перебирайся к следующей машине. По-пластунски. Лучше всего добраться до БТРа. Бронетранспортеры всегда будут в колоне и надо собираться у них. Там пулеметы, броня — там больше шансов выжить. А если сразу по баку трассерами шмальнут… Что ж… Считай, что тебе не повезло. Единственное утешение: не ты первый, не ты — последний…
Да, вот еще что: своего напарника ни при каком условии не теряй из виду. Старшим тебе парня опытнее дадут, поэтому повторяй за ним все, что он будет делать. Впрочем, и про собственные мозги не забывай, потому что есть такие дураки, им опыт не помогает.
— Может, его еще не пошлют в рейс, — замечает Мишка Картуз, тоже сидящий вместе с нами и прихлебывающий желтую кислую бурду, что в этих краях зовут «пивом», — Я слышал, что неопытных сразу в Афган не посылают. А пока Санек опыта наберется, может, эту лавочку совсем прикроют…
— «Кабы да абы…» — отвечаю оптимисту, — Настраивайся всегда на самое худшее, тогда тебе ничего не будет страшно. Потому что все, что ни произойдет, по законе какой-то непонятной подлости, всегда будет лучше воображаемых кошмаров. В дерьмо чаще всего попадают те, кто расслабляется…
Ты анекдот про Вовочку и собачек знаешь?
— Не.
— Папа с Вовочкой идут по улице. Вдруг Вовочка видит: собачки при всем честном народе любовью занимаются. Сынок папу за рукав дергает: «Па, а че это они, а?» Папа в затруднении: Вове — то всего четыре годика. Ну, почесал репу родитель и отвечает: «Понимаешь, Владимир, одна собачка напряглась, а вторая расслабилась…» — «Ага, — отвечает басом Вовочка, — Вот так расслабишься, и вы… бут, как собаку!»
Я переждал хохот и добавил:
— Главное — не расслабляться в общественных местах. Люди, они такие… Любят расслабившихся.
Утром Сашка Кулешов уехал.
Позже, уже демобилизовавшись, я заеду в часть Путейца, расположенную на окраине города, в надежде повидать его. Но мне не повезет: Санек будет в рейсе. Дежурный по роте мне расскажет, что эта поездка у Кулешова уже третья. А в первом рейсе колонна машин вляпается в засаду, потеряет три грузовика. Однако мой друг уцелеет.
На душе станет тепло: возможно, моими молитвами, моими советами. Быть может, спустя полгода Путеец будет так же учить молодого солдата, подкрепляя мои советы уже собственным опытом. И эти знания тоже спасут салабону жизнь под палящим солнцем на выщербленной бетонке…
Я уже давно убедился, что добро имеет тенденцию к размножению, к цепной реакции. И часто последний в этой цепочке не подозревает о существовании первого, положившего ей начало. Как не догадывался Путеец о месте в моей жизни жаркого полудня июня 1987-го, в котором я, еще зеленый чиж, сидя в тени раскаленного БТРа, внимал наставлениям «деда» Воронина. А ведь его тоже, в свою очередь, ведь тоже учил кто-то, неведомый мне…
Жизнь, как известно, сильно смахивает на зебру. Если уж белая полоса везения закончилась, то это надолго — готовься получать на голову сплошные дополнительные сюрпризы.
После отъезда Кулешова вторым таким сюрпризом явилось назначение на его место странного типа дистрофичного телосложения, попавшего в госпиталь с менингитом. Видимо, кэп решил поправить массу тела этого «бухенвальдского крепыша», приписав его к кухонной команде. Все было бы ничего, если тот не был туп как пробка.
