Валерий Киселев - «Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву!
Наступление батальона окончательно захлебнулось на самой окраине. Владимирский был с Гордиенко и Трушниковым на берегу Зуши, высота, с которой атаковал батальон Настеко, осталась сзади метрах в пятистах, им хорошо было видно, как группы наших пехотинцев отходят от окраины Мценска, а гитлеровцы, спешившиеся с автомашин, заходят на высоту, быстро перейдя Зушу с обоих флангов. Впереди их цепи с одной стороны шло шесть танков.
– Окружают, надо отходить на высоту, – сказал Трушников.
– Вижу, – зло ответил Владимирский. – Давай ракету на отход.
Из Мценска по бегущим к Зуше нашим пехотинцам гитлеровцы открыли минометный огонь. Погибали те, кто уцелел в первой атаке на высоту, кто дошел до первых улиц города, кто не погиб в контратаках. Отход под обстрелом – порядка всегда мало, и Владимирский с горечью думал, что вот с таким трудом подготовил эту атаку, с такими жертвами, но вышли на окраину Мценска, почти выполнили задачу, и теперь все идет насмарку и нужно хотя бы удержать высоту…
«Если артиллеристы не успеют встать на позиции – все пропало», – подумал Владимирский, скатываясь в старую воронку. Она была наполовину заполнена талой водой, тонкий ледок по краям сразу сломался.
– Я не могу больше бежать, оставьте меня, – с трудом переводя дыхание и держась за сердце, сказал подполковник Трушников.
– Переждем здесь, под заградительный огонь попали, – сказал Владимирский.
В этой воронке кроме них оказался еще ординарец комдива, остальные, бежавшие с ними, залегли в соседних.
Минут десять они просидели, вжавшись в густую грязь, прикрыв головы руками, и все это время вокруг то и дело рвались тяжелые снаряды, сотрясая землю и забрызгивая их комьями земли.
Командиры батарей 17-го артполка Беляков и Бондарев только-только успели развернуть свои орудия, как гитлеровцы, приблизившиеся уже метров на триста, поднялись в атаку. Их танки стреляли с места, прикрываясь буграми и не решаясь идти в атаку на орудия прямой наводки. Обе батареи, не имевшие стрелкового прикрытия, вели огонь почти в упор, заставили противника залечь, но гитлеровцы перебежками все же приближались к батареям.
Старший лейтенант Беляков подал команду снимать орудия и отходить, а сам с группой артиллеристов, взявших карабины и пистолеты, остался прикрывать отход. Стрелять из орудий было уже нельзя. Отбивались почти врукопашную, немцы, численностью около взвода, подбегали метров на тридцать-пятьдесят. Старший лейтенант Беляков из пистолета застрелил пятерых гитлеровцев, лейтенант Зайцев – двоих, они чудом не получили даже ранений.
Вышли из боя, когда увидели, что вся батарея в безопасном месте. Лейтенант Бондарев, батарею которого атаковали до роты гитлеровцев, отбивался из орудия сколько было можно, остался с группой бойцов прикрывать ее отход и погиб в самом конце боя.
Минометная батарея, позиции которой были на южных склонах высоты, вела огонь беспрерывно, посылая мину за миной в атакующих гитлеровцев, но и к ее позициям они приблизились метров на сто. Лейтенант Владимир Тумас, командир минометного взвода, у которого, казалось, было два выхода, оставить минометы и браться за карабины или отходить, бросив при этом матчасть, нашел третье решение.
– Подкладывай под станины камни! – приказал он своим расчетам, которые еще опускали мины в стволы, сидя на корточках, а то и полулежа.
Несколько человек, поняв мысль лейтенанта, быстро закатили крупные булыжники под плиты, и стволы минометов встали почти вертикально.
Гитлеровцы, подбежавшие к позициям батареи Тумаса, были буквально сметены разрывами нескольких мин, выпущенных беглым огнем. Лейтенант Тумас, командовавший огнем все это время, несколько минут, пока закатывали камни под плиты, был в страшном напряжении, потому что одна минута промедления стоила бы жизни им всем: немцы бежали на них, не стреляя, намереваясь расстрелять в упор или взять живыми. Он с наслаждением смотрел, как от разрывов мин в небо летят клочки тел, остальные атакующие, словно споткнувшись, залегли, а еще через минуту-другую всего несколько человек убегали от позиций минометной роты. Лейтенант Тумас огляделся по сторонам: «Если бы нас сейчас смяли, то немцы прорвались бы на высоту».
Рота противотанковых ружей лейтенанта Николая Пизова еще в первые часы боя подавила огонь трех дзотов. Во время контратаки гитлеровцев она оказалась на северных склонах высоты, и когда им навстречу с окраины Мценска побежали остатки батальона Настеко, за ними поползли три немецких танка, то лейтенант Пизов приказал стрелять из ружей и по немецкой пехоте, и по танкам. Гитлеровцы, атаковавшие на этом участке ротой, попали под хорошо организованный огонь из противотанковых ружей, патроны которых разрывались, если попадали в человека. Гитлеровцы быстро смешались и залегли. Встали и их танки, стреляя с места, но стояли, не рискуя получить в корпус бронебойный патрон. Лейтенант Пизов был ранен в руку, но из боя не выходил до тех пор, пока гитлеровцы не отошли вместе с танками.
Подполковники Владимирский и Трушников добежали до высоты в то время, когда батареи Белякова и Бондарева, минометчики Тумаса и пэтээрщики Пизова отбивали контратаки гитлеровцев с флангов.
– Связь есть? – спросил Владимирский у Настеко. Тот был ранен, на голове белел бинт.
– Есть, – и окликнул телефониста.
– Кустов! Кустов! – закричал в трубку Владимирский.
– Слушаю, товарищ подполковник. Как вы там? Ничего отсюда не видно. Вас контратакуют?
– Да, с флангов. Проси у командующего залп «катюш» по флангам высоты, а то нам не удержаться.
– Давайте координаты! – прокричал Кустов.
– Точных дать не могу, – ответил подполковник Трушников.
– Данных дать не можем! – взял трубку Владимирский.
– Тогда как же вести огонь? В белый свет? Возвращайтесь на КП, а то и командующий уже беспокоится.
Старший лейтенант Настеко, используя те десять-пятнадцать минут, которые ему дали артиллеристы, прикрывавшие его отход на высоту, сумел быстро расставить оставшиеся пулеметы и противотанковые ружья с расчетом на круговую оборону. Он успел обойти линию обороны, подбодрить оставшихся бойцов, их было не более шести-семи десятков, и немного перевести дух самому.
Когда гитлеровцы пошли в атаку на батальон с трех сторон, Настеко понял, что оба соседних батальона отошли, артбатареи тоже, и сейчас они или погибнут, если будут прорываться назад, или, если не струсят, продержатся на высоте.
Первую атаку гитлеровцев отбили уверенно, пулеметчики Земскова работали отлично. Настеко, сидя в окопе, жадно ловил звуки пулеметных очередей со всех сторон – одновременно работали более десятка станковых и столько же ручных пулеметов. Он был ранен второй раз, в предплечье. Кто-то наспех перетянул ему руку у самого плеча, она быстро онемела, но командовать было можно, а голова стала даже ясней. «От потери крови», – понял Настеко.
Вторая атака гитлеровцев началась вслед за первой, так что не успели остыть пулеметы из-за перегрева стволов, как пришлось устанавливать очередность ведения огня. Склоны высоты, перепаханные снарядами и минами, были завалены трупами – наших и гитлеровских солдат. Настеко успел доложить в штаб полка, что отбивают третью атаку, но попросить помощи не успел – прервалась связь. Поле, по которому были проложены провода связи, все было вспахано разрывами. Через несколько минут осколками разбило и рацию.
К Настеко подполз помначштаба батальона младший лейтенант Горошко.
– Ранен я, товарищ комбат, – Горошко, как показалось Настеко, доложил об этом не с сожалением, а с удовлетворением.
– Ну и что?
– Ничего, – Горошко вытащил из противотанковой сумки полотенце, обмотал им шею, которую чиркнула пуля. – Что будем делать? Обстановка все хуже и хуже.
– Надо кого-нибудь послать в полк за подкреплениями.
Боец, лежавший рядом с ними, татарин по внешности, с перебитой рукой, подполз к Настеко:
– Товарищ комбат, разрешите я ползком доберусь в штаб полка и доложу.
– Ты же ранен.
– Ничего, одна рука может работать, а ноги в порядке.
– Попробуй. Винтовку оставь, возьми пару гранат. Хватит и для немцев, и для себя, если что.
Старший лейтенант Настеко в этот день был ранен еще два раза, когда отбивали восьмую и девятую атаки. Сознание он не терял, хотя и держался с трудом. Он видел, с каким упорством держались бойцы его батальона, их становилось все меньше и меньше, а атаки гитлеровцев с промежутками в десять-пятнадцать минут следовали одна за другой. Их автоматчики несколько раз поднимались группами на гребень высоты, казалось, еще одна атака, каких-то полчаса – и случится непоправимое.
Настеко удивлялся и упрямству, с каким атаковали гитлеровцы. В первой атаке их было сотни три, не менее батальона. За это время они потеряли в атаках не менее двухсот человек, к оставшимся несколько раз подходило подкрепление, и атаки продолжались с неослабевающим упорством. «Наверное, у них приказ – взять высоту во что бы то ни стало», – подумал Настеко.
