Черный снег вермахта - Александр Александрович Тамоников
– Пока не знаю, – ответил Шубин. – Зато я успел поесть.
Он оглядел прибывших бойцов и спросил у того Ивана, которого Мельник назвал Сибиряком:
– Задачу нашего рейда знаешь?
– Знаю, конечно, – ответил боец. – Идем в немецкую лавку за керосином. То есть за бензином. Тут главное, чтобы нам деньжат подбросили, с хозяевами расплатиться. Кстати, мы у этих хозяев можем и деньжат занять, в смысле боеприпасов.
– Боеприпасы надо будет вместе с оружием брать, – уточнил Шубин. – А то могут не подойти, у нас калибр разный. Хорошо, задачи наши ты представляешь.
Он хотел еще поговорить с бойцами, выяснить, что они за люди, но тут появился лейтенант Соколов, который тащил тяжелый мешок. Когда он раскрыл мешок, блеснули автоматные диски, показались «лимонки».
– Сколько здесь дисков? – спросил Шубин.
– Только пятнадцать удалось собрать, – сообщил Соколов. – Нет патронов, хоть режь. С гранатами дело обстоит лучше, их двадцать штук, по две на каждого. А вот ракетница и три ракеты.
– Лады, – кивнул Шубин. – Что ж, можно считать, мы собрались. Разбирайте каждый по диску, мы с Петром и разведчики, Павел и Николай, берем еще по одному. Ну и ты бери.
Он указал на Ивана-сибиряка.
– Теперь скажите: ножом все умеют орудовать?
Бойцы дружно кивнули. Из восьми нашлись лишь двое, Илья и Михаил, которые признались, что плохо владеют ножом.
– Ладно, я это учту, – сказал Шубин. – Это важно, как вы умеете владеть ножом. Потому что всю операцию мы должны проделать скрытно, тихо. Никакой стрельбы!
– А зачем же нам тогда патроны? – спросил Иван-сибиряк.
– Патроны нам пригодятся, когда назад будем из лавки возвращаться, – объяснил Шубин. – Гостеприимные хозяева захотят нас остановить, чтобы мы у них остались. Вот тут вам и пригодятся ваши диски и гранаты. Это понятно? Без моего приказа не стрелять! Если понятно, поднимаемся – и марш вперед.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда десять человек направились назад, тем же путем, каким в середине дня двое разведчиков пришли в расположение окруженных частей группы Попова. Шубин все время вглядывался вперед. Он хотел отыскать ту складку местности, по которой они с Мельником шли, когда искали наши окруженные части. Пока он эту складку не видел. А она была нужна: во‐первых, она выводила точно к тому леску, в котором они уничтожили немецкую цистерну, а во‐вторых, пока что они были хорошо заметны на открытой местности и хорошо было бы спрятаться в низине.
Шубин подался чуть правее и шел так некоторое время. Нет, местность оставалась ровной. Тогда он пошел левее, еще левее – и вот ноги сами пошли вниз, и группа спустилась в неглубокий овраг.
– Ну, теперь легче пойдет, – с облегчением произнес разведчик.
Теперь искать направление было не нужно. Они шли по дну низины, иногда выбираясь наверх, чтобы осмотреться. Так прошли ровно час. И вот Мельник в очередной раз вылез наверх, осмотрелся, а когда спустился вниз, сказал Шубину:
– Стоп машина. Кажись, пришли. Справа виден лесок, дальше еще один. Вроде те самые места, где мы сегодня ночью фейерверк устроили. Ты сам сходи посмотри, а то, может, я ошибаюсь.
Шубин вылез из низины и огляделся. Действительно, справа он увидел лесок – тот самый, где они брали пленного, а затем напали на немецкие цистерны и склады. Делать им там было больше нечего. А за этим леском, дальше к северу, виднелся другой, о котором пленный тоже что-то говорил. Кажется, что там тоже могут быть цистерны с горючим. Значит, надо было обойти ближний лес, место недавнего боя, и остановиться возле того, дальнего, провести разведку, а потом уже решать, что делать дальше. Шубин спустился в низину, где его ждала группа, и сказал;
– Сейчас придется выйти на открытое место. Идем пригнувшись, голову не поднимаем. Полная готовность к бою.
Группа поднялась из низины и двинулась к своей цели. Уже совсем стемнело, и это облегчало задачу бойцов. Крадучись, перебежками, они миновали место недавней схватки и приблизились к лесу, в котором еще не были. Здесь Шубин приказал всем залечь, затем скомандовал:
– Я отправляюсь на разведку. Со мной пойдут Иван-сибиряк и разведчик Павел. Петр, ты остаешься здесь за старшего. Следи внимательно за лесом. Связь будем поддерживать с помощью световых сигналов. У меня есть с собой фонарик. Если мигну им три раза – значит, вам всем надо выдвигаться туда, к лесу. Если зажгу свет один раз, но надолго – значит, дело плохо, вам надо отступать. Если зажигать не буду, значит, дело совсем плохо, тоже отступать надо.
– Может, лучше звуковые сигналы подавать? – предложил Мельник. – Допустим, если нам нужно спешить к тебе, ты прокричишь козодоем, а если надо, наоборот, отступать, просвистишь иволгой?
– Да, конечно, иволгой, – усмехнулся Шубин. – Вижу, какой ты знаток природы. Какие в феврале козодои, какие иволги? Сейчас только вороной каркать можно. Но мне что-то не хочется. Как я сказал, так и будем делать – посылать сообщения с помощью светового сигнала. Так, Иван, Павел, готовы? Тогда пошли.
И трое разведчиков направились к лесу. Передвигались ползком, то и дело останавливались, прислушивались. Пока все было тихо. Так они достигли первых деревьев. Здесь стало совсем темно, ни зги не видать. Шубин подождал несколько минут, пока глаза привыкли к тьме, и снова двинулся вперед. Остальные двое разведчиков следовали за ним.
Так они углубились в лес примерно на сто метров. И тогда Шубин разглядел, что впереди на фоне ночного неба чернеет что-то округлое, правильной формы. Это могла быть только цистерна. Значит, он все рассчитал правильно! Осталось только снять охрану, завести машину и ехать на ней в расположение наших разбитых частей. А может быть, здесь и вторая цистерна есть? «Ладно, это мы потом увидим, – подумал Шубин. – Главное, что одна имеется. Да, но где же охрана?»
Действительно, присутствия охраны он пока не ощущал. Вчера, стоило им войти в лес, как они наткнулись на одного из водителей. А потом услышали хруст веток под ногами часового. А сейчас никто не ходил, сучья не трещали. «Спят они все, что ли? – недоумевал разведчик. – На немцев не похоже…»
Он, пригнувшись, сделал еще шаг вперед – и тут услышал позади себя, там, где шел разведчик Павел, сдавленный хрип. Для Шубина этот неясный
