Илья Маркин - Люди грозных лет
Лесовых бежал рядом с солдатами, не чувствуя ни ног, ни собственного тела. «Сколько же осталось до этого поселка? — отчаянно билась единственная мысль. — Только бы успеть занять удобный рубеж…»
Кто-то из солдат упал, Лесовых подхватил его, и они, держась за руки, бежали вдвоем.
А перестрелка перекатилась уже и вправо и влево, охватывая батальон звенящим полукружьем. Никто больше не торопил, не подгонял, а колонна бежала все быстрее и быстрее. Только люди еще плотнее сдвинулись, держа друг друга за руки, за вещевые мешки, за шинели. Свиста пуль не было слышно, и все же казалось, что вверху, над головами, мелькало что-то острое и пронзительное.
В стремительном беге прошло еще полчаса, стрельба, все так же не умолкая, то приближалась, то отдалялась. В стороне от дороги показалось что-то похожее на строения, и роты сразу же по неслышным командам рассыпались в стороны.
А через полчаса, когда из полумрака выплыли мягкие силуэты приземистых, под шляпами соломенных крыш домов и округлые, словно без ветвей, купы реденьких деревьев, по всему волнистому взгорью черными брызгами взлетала земля, сверкали отполированные лезвия лопат, тянулся сладкий запах людского пота.
Чернояров грузно ходил по растянутой в ниточку цепи батальона, щуря усталые, глубоко запавшие глаза. Подойдя к копавшему рядом с солдатами Лесовых, он постоял, ударом ноги о ногу сбивая налипшую грязь, хрипло, с натугой проговорил:
— А вы шли бы лучше на батальонный НП, оттуда все на виду, а тут всего клочок поля перед вами. Да и нужны вы не только этому взводу, а всему батальону.
— А у меня в каждом взводе свой окоп, — взглянув на Черноярова, с улыбкой ответил Лесовых.
— Ну если так, другое дело, — также дружески улыбаясь, сказал Чернояров, — присядем, я познакомлю вас с новой задачей батальона.
Дружеская улыбка, мягкий, без прежней отчужденности разговор Черноярова и особенно его впервые высказанное желание ознакомить с задачей батальона — все это было так несвойственно и так ново для Черноярова, что Лесовых подумал даже: «Что это с ним? Совсем другой человек».
— Нас вызывал командир полка, — расчищая веткой лозины ровную площадку на бугорке земли, заговорил Чернояров. — Положение наше, как он сказал, хуже губернаторского. Немцы прорвали весь южный участок нашего фронта, от Курска и почти до Азовского моря. Мы оказались на самом северном фланге этого прорыва. Только ночка спасла и наш полк и еще три батальона соседней дивизии. Смотрите, — чертил он веткой на расчищенной площадке, — вот тут Касторная, немцы взяли ее и продвинулись дальше. И вот тут немцы продвинулись, а мы сидели как в мышеловке. Ударь немцы вот тут — и крышка бы нам. А теперь, — торжественно чеканя каждое слово, продолжал Чернояров, — мы удерживаем этот рубеж и вместе с танковым корпусом бьем по немцу.
— Как бьем? — спросил Лесовых.
— Бьем так, чтоб кишки из них вон! Контрудар наносим! — лихо выкрикнул Чернояров, и рыжие густые брови его взлетели вверх, рубя косыми морщинами выпуклый лоб.
— Наступление, значит, наступление! — схватив шершавую руку Черноярова, воскликнул Лесовых.
— Вот именно наступление! И не как-нибудь, а целым танковым корпусом! Это ж махина! Так долбанем фрицев, что не только из Касторной, со всей земли полетят!
— Так я, так я сейчас… Я к бойцам пойду. Расскажу им, обрадую! Это же такое событие!
— Нет! Рано, — остановил Чернояров, — пока тайна. Только для личного сведения. Даже командирам рот запрещено говорить.
— Ух, здорово! Недаром мы столько крови на этой Двугорбой пролили!
— Конечно, недаром! — сказал Чернояров и погрозил волосатым кулаком в сторону противника. — Эта Двугорбая у них поперек горла встала! Вовек запомнят!
Чернояров и Лесовых смолкли, глядя на открывшееся впереди клочкастое, подернутое легким туманом мелколесье, на уже розовевшую под солнцем, рядами уползавшую вдаль буйно-зеленую картофельную ботву на всхолмленном поле, на дымящийся, невидимый в испарениях ручей, что огибал изломанную гряду покатых к западу холмов, на видневшиеся далеко впереди щетинистые камышовые заросли.
Пока Чернояров и Лесовых шли к крайнему, весело блестевшему стеклами домику поселка, стрельба стихла и на картофельном поле, вскакивая и перебегая, падая и скрываясь в яркой зелени, замелькали еще не совсем ясные фигуры людей в защитном.
— Хорошо отходит Привезенцев, — показывая на картофельное поле, сказал Чернояров, — и удачно от противника оторвался. Давайте умоемся, что ли, — предложил он Лесовых, — столько дней в грязи, в дыму… Костя, — крикнул он ординарцу, — воды, да побольше! Чтоб в бой пойти без единого пятнышка!
Лесовых с удовольствием смотрел на жилистую, с крутыми лопатками белую спину Черноярова, с фырканьем поливавшего водой крупную голову, короткую, почти черную шею, волосатую грудь.
— Товарищ майор, пакет из штаба полка, — подбегая, доложил веселый, чему-то улыбающийся писарь батальона.
— Посмотрите, что там, — продолжая отчаянно плескаться водой, кивнул Чернояров Лесовых.
— Знаете… Это… — разорвав пакет и бегло пробежав по короткому тексту, сбиваясь в словах, радостно заговорил Лесовых. — Это… Это… лучше я прочитаю, слушайте!
«Приказ войскам Н-ской армии. Номер сорок семь. 4 июля 1942 года. Действующая армия. Товарищи красноармейцы, командиры, политработники! Коварный враг, пользуясь временным преимуществом в силах и средствах, с отчаянием обреченного рвется на просторы нашей великой Родины. Перейдя в наступление 28 июня 1942 года, немецко-фашистские захватчики пытались массированным ударом сломить сопротивление советских воинов и прорваться в глубь нашей страны. На ряде участков врагу удалось нарушить нашу оборону и продвинуться на восток. Но это продвижение стоило фашистам огромных жертв. В ожесточенных боях верные сыны нашей Родины нещадно громят гитлеровские орды, наносят им неисчислимые потери, стойко защищают нашу родную землю. Яркий пример героизма, мужества и отваги в эти трудные дни показали воины батальона майора товарища Черноярова и приданных ему подразделений танкистов, артиллеристов, минометчиков, саперов. Четверо суток, отбивая бесконечные атаки превосходящих сил врага, воины майора Черноярова стойко удерживали тактически важную высоту и нанесли фашистским разбойникам огромные потери. Сорок семь раз бросал враг на воинов майора Черноярова десятки танков, сотни пехотинцев, непрерывно бомбил и обстреливал их многими десятками самолетов, орудий и минометов. Но ничто не сломило духа и стойкости доблестных сынов нашей Родины! За четверо суток непрерывных боев они уничтожили 87 танков, 93 автомашины, 17 мотоциклов, 23 миномета, 16 орудий и более 400 вражеских солдат и офицеров.
Дорогие товарищи красноармейцы, командиры и политработники! Равняйтесь по воинам майора Черноярова! Бейте врага смертным боем! Не уступайте ему ни одной пяди родной земли!
За героизм, мужество и отвагу, проявленные в борьбе с врагами нашей Родины, приказываю:
1. Майора Черноярова Михаила Михайловича наградить орденом Красного Знамени.
2. Всех красноармейцев, командиров и политработников, отличившихся в бою за тактически важную высоту, представить к правительственным наградам. Приказ объявить всему личному составу армии. Командующий армией. Член Военного совета армии. Начальник штаба армии».
Голый до пояса, с багрово-красным лицом, широко раскинув ноги в рыжих стоптанных сапогах, сидел Чернояров на земле и неотрывно смотрел на Лесовых.
— Подожди, подожди, — заговорил он, дрожа побелевшими губами и встряхивая мокрой головой, — это что же… Подожди…
— Товарищ майор, ваш приказ задержать противника и прикрыть отход батальона выполнен! — тихо доложил подбежавший Привезенцев. — Противник пытался преследовать нас…
— Подожди, подожди, — повторяя одно и то же слово, остановил его Чернояров и вдруг, вскочив с земли, широко взмахнул руками и заговорил отрывисто, торопливо, словно боясь, что его перебьют и не дадут высказать все, что он хотел: — Верно… Атак-то сорок семь было… Точно, сорок семь… И танков восемьдесят семь… Точно! А! Товарищи! Все точно! Привезенцев! Садись, пиши! Пиши, кого представить к награде! Всех представим, всех, кто воевал по-настоящему. Так как это в конце-то? Приказ объявить всему личному составу армии! Товарищ Лесовых, вот теперь иди, иди по ротам и читай, читай приказ. Пусть все знают, что тех, кто воюет геройски, Родина никогда не забудет! Иди! Нет, подожди! Приказ-то в одном экземпляре. Привезенцев! Собирай всех писарей, и чтоб через полчаса было на каждую роту по приказу! Нет! На каждый взвод, обязательно на каждый взвод!
* * *Как порыв ветра, шелестом пронеслась по батальону весть о приказе командования армии, и батальон, вернее треть батальона, что осталась в живых, зашумел, заговорил, заулыбался, забыв все ужасы, пережитые за мучительно долгие сутки боев, и живя только радостью этого по-праздничному торжественного утра. И немцы, словно не желая нарушать упоительного наслаждения скупых минут солдатского отдыха, огня не вели.
