Максим Михайлов - Стреляешь в брата — убиваешь себя
Он яростно скрежетал зубами, раздавая команды, кого-то нещадно матеря, пытался вскочить на ноги, но каждый раз лишь бессильно откидывался обратно на траву. Лоб Штайнера просто пылал жаром, повязка закрывавшая рану сбилась и из-под нее вновь начала сочиться сукровица. Не зная, чем помочь раненому, Серж наугад скормил ему несколько таблеток из аптечки, силой влил в глотку немного воды из фляги, стер с лица выступившую испарину. Больше ничего сделать он не мог. Лишь под утро немец забылся тяжелым сном, и то постоянно вздрагивал всем телом и жутко скрипел зубами. Теперь, о том, чтобы оставить его в джунглях одного дожидаться помощи не могло быть и речи, впавший в беспамятство капитан стал бы легкой добычей для любого хищного зверя, а мог и попасть в руки патрулей конголезцев или дикарей. Как ни тяжело было, но пришлось вновь тащить немца на своей многострадальной спине. Теперь это выходило гораздо хуже, так как выпавший из реальности Штайнер, совершенно не мог самостоятельно держаться, а порой даже порывался напасть на своего спасителя.
Серж шел, отупев от усталости, практически ничего вокруг не замечая, раскачиваясь из стороны в сторону будто пьяный, падал и снова поднимался.
— Чертов ублюдок, — хрипел он, взваливая на спину отяжелевшее горящее жаром тело. — Какого хрена ты до сих пор не умер?! Какого хрена я должен тебя тащить?! Сука! Сволочь! Долбанный фашист!
Немец не отвечал, лишь изредка тихо постанывал, беспомощно перекатывая в такт шагам упиравшуюся Сержу в плечо голову. На одном из привалов он все же пришел в себя, удивительно ясным взглядом посмотрел в лицо Сержу и четко произнес:
— Там, в кармане фляга. Достань.
Обессилено лежащий рядом Серж потянулся к набедренному карману капитана и, отстегнув закрывающий его клапан, извлек плоскую серебряную фляжку с выгравированным у самого горлышка германским орлом. Вокруг распростертых крыльев вилась надпись на немецком: "Обершарфюреру Штайнеру, самому храброму солдату нашего батальона, в день именин с наилучшими пожеланиями от штурмбанфюрера Кирхена".
— Дай мне глотнуть разок напоследок.
Серж молча протянул флягу немцу, и тот припал к горлышку долгим затяжным глотком. Шумно выдохнув, он отдал флягу обратно.
— Возьми ее себе, русский. Возьми на память о старом Зеппе, который отходил свое по этой земле. Возьми и уходи, оставь меня здесь. Дай спокойно умереть.
— Заткнись, без тебя тошно, — проворчал Серж, запихивая флягу в карман.
Немец хотел сказать что-то еще, но Серж демонстративно повернулся к нему спиной и тот умолк. А спустя несколько минут, когда отдышавшийся лейтенант с трудом поднялся на ноги, чтобы продолжать путь, в глазах Штайнера вновь плескалось безумие горячечного бреда. Тяжело вздохнув Серж взвалил его себе на спину и сделал шаг, потом еще один и еще… Еще несколько шагов из тех многих тысяч, что ему предстояло пройти.
Джунгли кончились внезапно. Сквозь плывший перед глазами багровый туман вдруг проступили залитые заходящим солнцем и оттого окрашенные в нереальные розовые тона очертания окраинных построек Кабванга. Серж сначала даже не поверил себе, по-лошадиному мотнув из стороны в сторону головой, прогоняя столь соблазнительный мираж. Но видение не пропадало, больше того в их сторону от крайних домов уже бежали несколько человек в тигровых комбинезонах жандармов Катанги.
— Дошли… — хрипло выдохнул Серж. — Слышишь, фриц? Мы все же сделали их всех… Мы дошли, слышишь?
Подкосившиеся колени внезапно отказались держать усталое тело, и он грузно осел в высокую по пояс траву. Штайнер безвольно соскользнул с его плеча и, не издав ни звука, распростерся на земле. Серж с тревогой обернулся к нему.
— Эй, фриц, ты чего это выдумал? Что с тобой? Не молчи! Эй!
Штайнер был мертв, тело его уже остыло и постепенно начинало коченеть, он умер еще несколько часов назад, а смертельно усталый наемник даже не заметил этого и продолжал тащить на себе давно мертвое тело.
— Ты что, капитан?! Ты что, издеваешься?! Давай, дыши! Ты не должен умирать! Ведь я тебя вытащил! Дыши, гад! Дыши! Ну что же ты?!
Он в приступе бешенства колотил кулаками по груди отзывавшееся гулким стуком окоченевшее тело, сведенное судорогой агонии лицо немца криво ухмылялось, мотаясь под его ударами из стороны в сторону. Так их и нашли подбежавшие жандармы. Они еще долго не могли оторвать Сержа от тела немца не решаясь подступиться к этому обезумевшему, перемазанному с ног до головы грязью и кровью лейтенанту в изодранной форме. Наконец Серж позволил им себя увести, он шел поддерживаемый под руки двумя здоровенными сержантами, а по щекам его текли мелкие злые слезы, он не чувствовал их…
Из всего их отряда до Кабванга добрался он один, остальные навечно остались в диких тропических джунглях. А спустя еще два дня войска Катанги штурмом взяли миссию святого Августина, в подвале одного из домов солдаты обнаружили труп белой женщины зверски изнасилованной с вырванными грудями и следами многочисленных ожогов. Из разодранного заднего прохода торчало горлышко забитой в прямую кишку бутылки. Агент разведки Катанги все же не смогла заслужить доверия конголезского министра. Жертва отряда Штайнера оказалась напрасной.
— Ну так что? Ты сдаешься уже, или нет?
Дружеский хлопок по плечу вернул его к реальности.
— Что? Да, конечно… Сдаюсь, твоя взяла командир… — обводя комнату стеклянным взглядом с усилием выговорил Петрович.
Трясущимися пальцами он извлек из внутреннего кармана куртки булькнувшую коньяком серебряную фляжку и надолго приник к горлышку, прямо под которым расправлял мощные крылья одноглавый германский орел.
Окрестности Доньи Вакуфа. Андрей
Серые сумерки, постепенно поднимаясь из низин, цепляясь за корни искривленных древесных стволов, неспешно разливаясь из темных прогалин, полностью затопили шумящую молодой листвой рощу перед бункером и уже исподтишка подкрадывались к специально вырубленной полосе безопасности. Андрей мечтательно провожал умирающий день, удобно облокотившись на гладко отполированное ложе пулеметного приклада. Пулемет был заслуженным ветераном многих боев, но до сих пор исправно стрелял, грохоча и сотрясаясь всем металлическим телом от выплескиваемой на врагов свинцовой ярости. Старый обшарпанный «Дегтярь» бережно хранившийся в партизанском схроне еще со времен прошлой большой войны. В детстве Андрей видел точно такой же в историческом музее, но тот пулемет был мертвый, будто забальзамированная мумия, а от этого ощутимо веяло надежной дремлющей силой и мощью, недвусмысленной угрозой и предостережением любому врагу. Этот был жив, да еще как жив, так жив, что вполне мог отправить на тот свет не один десяток мусульман и уже не раз доказывал это, когда взбесившиеся от призывов муллы, обкурившиеся анаши «турки» дуром перли на их позиции в лобовую атаку.
Аспирант уже многое успел повидать на этой войне, хотя воевал фактически всего месяц с небольшим. Но если учесть, что из этого времени почти пятнадцать дней он провел на самом что ни на есть настоящем переднем крае и успел уже пережить и лобовую атаку, и ночную вылазку мусульман, да и сам поучаствовал в довольно бестолково организованном, что называется "на хапок" налете на передовой положай противника, то вовсе неудивительно, что сам он уже считал себя весьма бывалым много повидавшим бойцом. Дежурившие с ним на позиции четники лишь посмеивались втихую над его самоуверенностью, но разубеждать парня не спешили. В конце концов, пусть лучше недотепа-историк будет чересчур уверен в себе и своих силах, чем наоборот начнет шарахаться от собственной тени.
Попасть в состав четы Драгана Орича новоявленному добровольцу не составило никакого труда. Воевода четников к тому времени уже достаточно много пообщался с русскими, успел их серьезно зауважать, за бесшабашную лихость и горячее желание драться с врагом, с лихвой компенсирующее порой недостающее умение. Потому, когда перед ним предстал еще один представитель братского народа, то, несмотря на не слишком презентабельный внешний вид очередного волонтера, Орич, не раздумывая, зачислил его в состав интервентного взвода состоявшего практически из одних русских. Все формальности удалось быстро уладить и уже к вечеру, Андрей стал полноправным бойцом Войска Республики Сербской с зачислением на все виды довольствия. Весьма гордый происшедшими событиями аспирант получил на оружейном складе четы раздолбанный автомат Калашникова югославского производства с вытертым до блеска стволом и нещадно исцарапанным прикладом и под руководством сразу взявшего над новичком шефство Мыколы до глубокой ночи приводил его в порядок, очищая от вековой грязи. Немного портило настроение новоиспеченного боевика только отсутствие Милицы. Девушка с ними в Доньи Вакуф не поехала, оставшись в селе для организации похорон, но должна была вскоре вернуться к своим военным обязанностям. Как уже успел заметить Андрей, четники особо не утруждали себя различными военными формальностями, требующими неукоснительного присутствия в расположении четы. Если кому-то необходим был по какой-либо причине отпуск, то вопрос легко решался с воеводой, потому численный состав отряда, как правило, сильно плавал, меняясь день ото дня.
