Тейн Фрис - Рыжеволосая девушка

Уроки стрельбы

Мой отъезд из родительского дома на следующее утро оказался вовсе не таким мучительным, как я ожидала. Я снесла вниз свой чемодан, пока Юдифь еще спала — она теперь снова поселилась наверху. Я особенно туго накачала шины своего велосипеда. Отец с матерью делали вид, будто я еду на недельку погостить. Отец даже подшучивал надо мной: в детстве я иногда тоже ездила погостить к кому-нибудь, но в большинстве случаев в тот же день к вечеру уже возвращалась домой… Мы смеялись, вспоминая с легкой грустью о моей чувствительности в детстве. Потом я вышла в палисадник и привязала к багажнику свой чемодан. Отец сказал, что ему нужно поработать в саду, и больше не показался. Мать обняла меня в коридоре. Но ничего не сказала: в кухне возилась прислуга. Все было как-то прозаично, и это вполне гармонировало с тоскливым февральским днем. Скверик напротив нашего дома после ночного дождя почернел и казался холодным и мрачным. Я окинула взглядом наш дом и маленькую улицу с кирпичными зданиями, стараясь глубже запечатлеть все это в памяти.

На пароме было много немецкого транспорта, серые машины перевозили разные грузы. Я заметила, что пристань охраняется фашистской вспомогательной полицией. Я облокотилась на перила парома и пустым взглядом уставилась вперед — глядела на берега и на канал. Когда ближе к полудню я высадилась на берег возле огородного хозяйства, я увидела, что Хюго работает на участке. На нем была простая серая рабочая блуза, а на затылке сидел смешной, чересчур маленький беретик. Увидев меня, Хюго поднялся, пошел мне навстречу и взял у меня велосипед.

Карлин Ферлиммен отвела меня в чердачную каморку. На этот раз она показалась мне более ласковой и предупредительной. Я поняла, что Хюго рассказал ей обо мне — бог знает, чего он там наговорил. Потолок в комнатке был покатый; от вымытого деревянного пола пахло мылом. Стояла подставка для умывального таза и кувшина; кровать, выкрашенная в красный цвет, была застлана великолепным покрывалом. Я спросила Карлин, не сама ли она его связала, и та кивнула, как будто это было самой обычной вещью на свете.

— За вами не угнаться, — сказала я, почувствовав к ней уважение.

— А вы любите рукоделье? — спросила Карлин, мимоходом быстро поправляя то одно, то другое в комнате.

— Не знаю… — ответила я. — Пожалуй, нет. Однажды я попробовала вязать на спицах носки. И связала всего-навсего один носок, да и то три месяца провозилась.

Мы улыбнулись друг другу, найдя общую для женщин тему.

Через полчаса, за столом, я познакомилась с мужем Карлин. Ян Ферлиммен был худой и высокий, типичный уроженец Северной Голландии; ему очень шел рабочий комбинезон. Золотистые вихрастые волосы маленький Хейс унаследовал от отца. Ян был не особенно разговорчив, и это обстоятельство только еще больше расположило меня к нему. Хейс наблюдал за мной, повиснув на спинке своего ярко раскрашенного детского стульчика. Когда я подмигнула мальчику, он тотчас же отвернулся.

После обеда Хюго исчез и вскоре вернулся в своей обычной, знакомой мне одежде: в куртке с «молнией», вельветовых брюках и спортивных туфлях. Очевидно, он все это прятал в сарае, где-нибудь под соломой. Я сидела на скамье под навесом, когда он присоединился ко мне.

— Пойдем ознакомимся с местностью, Ханна, — сказал он. — Револьвер у тебя с собой?

Я поднялась за револьвером наверх: я успела найти для него подходящее местечко за одной из чердачных балок. Когда я спустилась вниз, Хюго уже носился по двору на велосипеде, проделывая невероятные фокусы, точно заправский циркач.

— Ты, наверное, много занимался гимнастикой? — спросила я, подойдя к нему сзади.

От неожиданности он чуть не слетел с велосипеда, но все же сумел удержать равновесие.

— С десяти- до двадцатилетнего возраста, — сдержанно ответил он. — И это очень пригодилось мне.

Мы сели на велосипеды и двинулись в путь. Мы ехали примерно четверть часа; Хюго указывал направление. На глухой заброшенной дорожке в дюнах, где росло много кустарника, он велел мне остановиться. Я не очень хорошо понимала, чего он хочет; он приказал мне держать велосипед, а свою собственную машину прислонил к дереву.

— Ну вот, — сказал он, — теперь попробуем сделать циркачку и из тебя, Ханна. Где у тебя револьвер?

Я слышала, как кричали вороны и щебетали морские ласточки: значит, неподалеку была запрещенная прибрежная зона. Я держала одной рукой велосипед и глядела на Хюго, который большим карманным ножом срезал ветку бузины.

— Знаешь, Ханна, что это такое? — спросил он, втыкая ветку в землю.

— Начинаю догадываться, — ответила я с улыбкой. — Рифмуется с «эйзел»[13]…

— Смышленая ты… Итак, это Квэйзел. Тот человек, который нам нужен. Может, он называется как-нибудь иначе. Плеккер, например, его высокородие временный гарлемский бургомистр. Или же, если тебе повезет, некий Антон Мюссерт. Тоже временный.

— Словом, самый последний сброд, — заметила я.

— Да, — сказал Хюго, сразу став серьезным, — те, кто заслуживает пули в лоб или в сердце. Потому что у этих людей подлые мысли в голове и черная, коварная душа. Всегда помни об этом, Ханна. Итак, в лоб или в сердце.

— Твои уроки не пропадут даром, — сказала я, по-прежнему улыбаясь, но, как и он, серьезно.

Хюго встал рядом с веткой, воткнутой около тропинки.

— Ну, начинай, — сказал он. — Ты подъедешь на велосипеде. Увидишь Квэйзела или Плеккера или же еще кого-нибудь из этой клики. В десяти метрах до него сделаешь поворот направо кругом. Но сначала тебе придется выстрелить. И надо попасть, помни об этом. Иначе я тебя выгоню.

— Сразу так и попасть в цель? — испуганно спросила я, хотя, признаюсь, мой испуг был чуточку наигранный.

Однако серьезность, овладевшая Хюго несколько минут назад, больше не оставляла его. Он сделал короткий, повелительный жест.

— Ханна, иди сюда. Начинай упражняться. Будешь ездить на велосипеде, поворачивать и стрелять. Где твой револьвер? Дай его сюда. Я заряжу его пистонами. Они только щелкают.

Я взяла из его рук заряженный холостыми патронами револьвер, сунула оружие в карман куртки, поехала на велосипеде вперед, вернулась назад. Когда я приблизилась к ветке, Хюго крикнул «Давай!» Я свернула с тропинки и в этот момент поскользнулась, но все же выстрелила. Я бросила велосипед, он упал, а я подбежала к Хюго. Он покачал головой.

— Перелет, — сказал он. — Ты ошиблась по меньшей мере на два метра.

— Я поскользнулась, — сказала я.

— Этого не должно быть, — возразил он.

Я снова взяла велосипед и внимательно посмотрела на Хюго.

— Ты всегда такой неумолимый?

— Неумолим, как камень, — ответил Хюго. И в самом деле взгляд у него был свирепый. Я села на велосипед и поехала вперед. Потом вернулась назад. Свернула с тропинки. Прицелилась в ветку. Хюго покачал головой. Я опять поехала. Повернула назад. Выстрелила. И снова поскользнулась. Хюго зарядил мой револьвер во второй раз. Я еще раз села на велосипед. Свернула с тропинки и выстрелила.

— Метко! — сказал Хюго. — Значит, Плеккер сдох. Хотя надо сказать, что в данном случае он уже четверть часа назад перешел улицу и ты выстрелила в совершенно неизвестного тебе человека, попав ему в голову, прямо в мозг. В общем хвалю!

Тут мы в первый раз засмеялись. Мышцы рук и ладони болели от упражнений. Но эти упражнения увлекли меня, я с трудом заставила себя остановиться. У Хюго оказалось железное терпение. Я стреляла тридцать раз, попала три раза.

— Для начинающей недурно, — сказал Хюго.

Слово «начинающая» обидело меня. Я дотронулась до его плеча.

— А ну-ка, покажи, как ты умеешь, — с вызовом предложила я.

Он поглядел на меня чуть прищуренными глазами, провел рукой по коротким кудрявым волосам и сказал:

— Ну что же… Дай-ка сюда револьвер.

Положив мой револьвер в боковой карман своей куртки, он сел на велосипед и проехал вперед. Затем медленно повернул и поехал обратно, великолепно сохраняя равновесие. Он был гибок, как резина. Его узкие, остроносые спортивные туфли выглядели на педалях маленькими, как у женщины. Было просто наслаждением смотреть на него. Еще прежде, чем он свернул с тропинки и выстрелил, я уже знала, что он стреляет метко. Так оно и было. Он отдал мне револьвер, а я вздохнула и, покачав головой, сказала:

— Хюго, ты виртуоз.

Он принял мою похвалу без всякого смущения.

— Иначе никак нельзя… при нашей специальности, — ответил он.

На следующее утро моросил унылый дождь. Хюго, нахмурившись, стоял у окна, когда я сошла вниз. Он повернулся ко мне и спросил:

— Ну, Ханна, что ты думаешь насчет… Будем продолжать в такую-то погоду?

Я бросила взгляд на улицу: кусты, навес, поля и теплицы блестели от дождя, вода каплями стекала вниз.