Свен Хассель - Блицфриз
Малыш показывает нам фуражку с зеленым околышем НКВД и офицерской кокардой.
— На Реепербане получу за нее кучу денег, — говорит он, радостно улыбаясь. — Еще добыл восемнадцать золотых зубов. Чтобы выдернуть последние шесть, пришлось разбить всю рожу!
— Ваша заройся глубоко в снег, — говорит Василий с азиатской улыбкой. — Василий ставить мина. Химический. Ваша тихо-тихо лежи в снег. Иначе от взрыв улетай в Гонконг, стать пища для собак в «Курочка».
Тревожно завывает сирена, внезапно на толстой стене над нашими головами появляются солдаты НКВД.
— Стой-ка! — доносится с улиц завода.
— Что у них, черт возьми, на уме? — испуганно вопрошает Порта, глядя на высокую стену.
— Твои все тут? — спрашивает Старик фельдфебеля-бранденбуржца.
— Кого-нибудь из вас, швали, нет? — рычит фельдфебель своим людям.
— Все здесь, — раздается ответ после быстрого пересчета.
— Mon Dieu, должно быть, что-то случилось, раз они подняли тревогу, — нервозно говорит Легионер.
От стен внезапно раздаются выстрелы. Из города доносятся громкие взрывы.
— К реке! — взволнованно выкрикивает Барселона.
— Нет, нет! — предостерегающе кричит Василий по-русски. — Назад к железный дорога. Чертов НКВД ходи вдоль весь река! Там опасно гораздо больше! НКВД теперь оченно злой!
Над нами вспыхивает ракета и заливает всю сцену призрачным, голубовато-белым светом.
Порта ныряет в глубокую воронку от бомбы.
— Лежи, не шевелясь! — предостерегающе шепчет он мне.
Ракета, кажется, горит целую вечность. Мне сводит судорогой ногу, но я не смею пошевелиться. Наконец ракета гаснет. Я зарываюсь в снег руками и ногами. Обер-ефрейтор-бранденбуржец, тяжело дыша, подползает к нам. Лицо его рассечено, зубы обнажены в неестественной усмешке.
— На кой черт ты добровольно сунулся в это пекло? — спрашивает Порта, давая ему затянуться сигаретой с наркотиком.
— Нам приказали, — отвечает обер-ефрейтор. — В Польше. Мы тогда были всего лишь батальоном.
— Нам вечно «приказывают» делать все, — устало вздыхает Порта.
На западе все небо озаряется слепящим желто-красным светом. Протяжный, оглушительный грохот, потом по нам прокатывается мощная взрывная волна. Быстро следуют один за другим еще три взрыва. Нас обдает жаром, словно идущим из адской печи. Потом все стихает. На стене устанавливают целый ряд прожекторов.
Бессчетные лучи света суетливо передвигаются по земле. Ручной пулемет выпускает длинную очередь в сторону большой сточной трубы, за которой Старик не позволил нам прятаться.
Начинает стрелять автоматическая пушка, она выпускает трассирующие снаряды в направлении госпиталя. Русские, очевидно, не имеют понятия, где мы.
— Две минуты! — шепчет Старик. — Опустить головы! Это будет похоже на извержение вулкана.
Бранденбуржец-фельдфебель нервозно почесывает под мышкой.
Сквозь стрельбу слышится длинная цепь приказов. Василий, приподнявшись, прислушивается.
— НКВД больше не стреляй! Хватай диверсанты живой! Наша нужно спеши! НКВД очень злой! Будет еще больше злой, когда завод бубух!
С вышки раздается еще один приказ.
— Командир говори, они больше не стреляй, лови проклятый наци, медленно дави яйца, — небрежным тоном переводит Василий.
Из ворот выбегает взвод солдат НКВД. Едва появились первые, внутри завода раздается громкий, протяжный взрыв, и внезапно ночь становится светлой, как день. К небу взлетает ослепительный фонтан пламени. На долю секунды мы видим силуэты энкаведистов на фантастическом голубом фоне. Потом они исчезают, но снова появляются на фоне еще более яркого белого сияния. Все прочие звуки тонут в долгой череде оглушительных взрывов. Кажется, громадная рука сотрясает землю, над заводом расплываются розово-красные грибовидные тучи. Всего за несколько секунд изменилось все. Нас подбросило в воздух, будто сухие листья, и мы катимся по склону к Москве-реке. Никто не может понять, что происходит. Всхлипывающие, оглушенные, ослепшие, с окровавленными лицами, мы постепенно находим друг друга.
Первым я вижу Малыша. Он выкапывает Старика из громадного сугроба. Сперва нам кажется, что Старик мертв, но, слава Богу, он лишь потерял сознание от ушиба.
— Ну и взрыв! — восклицает Порта, вылезая из глубокой воронки. Осколок снаряда провел ему в густых рыжих волосах вечный пробор.
Малыш едва не сходит с ума, обнаружив, что его фляжка пробита. Вся водка вытекла.
У реки и возле госпиталя мы находим большинство своих, но восьмерых бранденбуржцев нет. Одного из них мы обнаруживаем раздавленным упавшей льдиной. Другой из наших, Герхард, крестьянин из Фрисланда, которому обещали отпуск, когда мы вернемся, бесследно исчез. Видимо, погиб от последней взрывной волны. Над заводом ЗИС поднимаются густые, черные тучи удушливого дыма. Торпедный завод напротив весь в огне. Снег вокруг нас начинает таять, бегут ручейки. Жара почти невыносимая. Весь верхний этаж госпиталя срезан, будто громадным ножом. Железнодорожная станция исчезла, телеграфный столб пробил крышу лодочной станции и вонзился в землю, будто громадное копье. Людей нигде не видно. Видимо, их разорвало на мелкие части. Наши заряды вызвали жуткую цепь взрывов. Диверсия оказалась более разрушительной, чем можно было представить.
— Что ж такое случилось? — спокойно спрашивает Старик.
— Merde alors! Мы, должно быть, вызвали взрыв нескольких складов с боеприпасами, — догадывается Легионер. — Но там наверняка были и легковоспламеняющиеся материалы. Этот белый огонь на той стороне реки похож на фосфорное пламя.
— Бедняги! — говорит Барселона. — Жаль их. Они не хотели этой гнусной войны гак же, как и мы.
— Мы карош взорвай завод! — говорит Василий, посмеиваясь. — Моя видеть внутри. Все капут! Т-34 нет. Железный дорога нет. Такой взрыва Василий в жизни не слышай, однако. Может, получи за большой взрыв большой орден!
— Орден, mon camarade![99] — ворчит Легионер. — Я буду совершенно счастлив вернуться обратно живым! Пошли! Русские знают, что мы не можем быть далеко отсюда.
— Пока, друзья! — кричит Порта. — Нужно поспешать!
И уже бежит в туче снега.
Когда мы идем по Даниловской набережной, начинают выть сирены воздушной тревоги. Небо прочесывают сотни прожекторов, злобно лают зенитки.
— Чтобы дурный комуняка подумай это сделай не мы, а воздушный налет, — спокойно усмехается Василий. — Для НКВД так карош! Начальнички в Кремель сделай бы злой на дурный НКВД, раз он позволяй бабах завод прямо у них под нос. Трудно было б правдайся и сохрани башка на плечи!
— Слушайте! — говорит Порта, внезапно остановясь.
— Это «штуки», — говорит Малыш.
— Нет, «хейнкели», — возражает Штеге. — Гудят не как «Ю-87».
— Господи Боже, — говорит Барселона, — сколько их! Несладко будет оказаться там, где они сбросят свой груз!
Над Кремлем поднимается огненный зонт взрывов. Кажется, что большинство зениток находится там.
Ночь разрывает корежащий душу вой.
— Определенно «штуки»! — говорит Порта.
На северо-востоке раздаются взрывы бомб.
— Идем! — торопит нас Старик.
— Лучше всего мимо Даниловский кладбище, — советует Василий, — и выходи к Серпуховской вал. Потом прямо по речка Кровянка к свои! Парк Горький много русский солдат! Лучше они наша не видай. Василий думай, мы вернись завтра утром. Если нет, НКВД нас кончай! Великий Кун-цзы знай! Может быть, говори: «Наци солдата иди к свои, не оставляй голова на Лубянка».
— Все очень просто, — устало вздыхает Старик. — С божьей помощью и трудами можно добиться почти всего.
Мы плутаем непонятно где и неожиданно оказываемся на Смоленской площади, с нее открывается вид на Кремль. Замираем в изумлении, глядя на луковичные купола, сверкающие бриллиантами под зимним утренним солнцем.
— От такого зрелища прямо-таки хочется быть русским, — говорит очарованный Порта.
Василий внезапно начинает нервничать. У него безошибочный азиатский нюх на опасность.
— Не зырь слишка многа на Кремель! Очень опасно! Твоя руби на корм собаки! Там сиди коварный НКВД, грей задница! Нужно быстро уходи! Человек из Чита говори: «Видай Кремель, потом мала-мала что видай в жизни!»
Мы идем к Бородинскому мосту. Там стоит целая колонна грузовиков с арестованными. Очевидно, сюда доставляют «улов». Среди арестантов много людей в военной форме.
— Штаб-квартир НКВД, — говорит Василий. — Иди туда ни карош. Они арестуюй генерал, если не нравься его рожа. Василий всего капитана. Капитана дади пинка под зад, как мясник бродячий пес. Быстро на Смоленский набережный! Они решай, мы лови плохой люди. Может быть, свои головы не лишайся!
Мы бежим со всех усталых ног по набережной. Василий бежит позади, на ногах у него словно бы крылья, как у Гермеса.
— Быстро во двор, — кричит он. — Чертов НКВД приходи с пулеметы. Они не думай, что мы гонись за плохие люди!
