Роман Кожухаров - Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев (сборник)
Блондин сосредоточился, собрался и стрелял точно. Выложил перед собой две ручные гранаты, чтобы их можно было сразу пустить в дело. Вставил новую обойму и высматривал сквозь пыль и дым новые ряды атакующих. «Ждать, подпускать поближе, еще ближе, чтобы их можно было видеть и сразу в них попасть. Вот сейчас. Выстрел! Голову в сторону, ждать. Снова появляются русские. Укрыться от осколков гранаты, голову выше. Стреляй и меняй позицию!»
После того как у Эрнста кончились патроны, он ударил прикладом русского по голове. Дерево разлетелось в щепки. Достал пистолет, выстрелил, споткнулся, собрался, заспешил назад. Блондин продолжал стрелять.
— Все, мой дорогой. Надо сматываться. Дело дурно пахнет.
Блондин выстрелил между двумя русскими. Они прыгнули в разные стороны. Один набежал на пистолетный выстрел Эрнста. Слева трое вскочили на остатки стены. Эрнст и Блондин выстрелили. Русский остановился, пошатнулся, поднял автомат перед бедром Блондина. Тот отскочил ему за спину. Почти вертикальный удар лопатки оставил страшный след. Эрнст крикнул:
— Сзади!
И Блондин из наклона нанес удар по кривой снизу вверх, почувствовал сопротивление и услышал вскрик. Он выдернул ручную гранату, прыгнул назад через стену, повернулся вокруг, ударился о каменную глыбу, увидел, как пули высекают фонтанчики пыли из стены, заметил остатки следующей стены, проследил, как через нее перекатывается Эрнст, вытащил вторую гранату, побежал, споткнулся, прыгнул боком через остатки стены, схватил ртом воздух, услышал тяжелые частые удары у себя в груди.
— Цыпленок, туда!
Рядом с Блондином лежали убитые русские. Он испугался: «Они погибли при нашей контратаке или уже прорвались?»
— Автоматы, Цыпленок!
Конечно! Это самое важное! Буквально спотыкаешься об оружие и не видишь его. Он закинул свою винтовку СВТ за спину, схватил русский автомат, проверил дисковый магазин и довольно кивнул. Эрнст от сжатого кулака поднял большой палец, потом указательный. Когда поднялся средний, они вскочили и побежали в тыл.
Куно и Камбала лежали в самом дальнем левом разваленном доме. Они стреляли до тех пор, пока не кончились патроны. Тогда они стали бросать гранаты. Когда Камбала бросил последнюю, то сказал:
— Все, Куно, бежим назад!
Они одновременно выскочили из укрытия и по открытой местности побежали к следующему дому. Куно увидел русских первым. В карманах брюк у него были еще две гранаты — неприкосновенный запас. Он выхватил одну и бросил в группу русских, прыгнул вправо, к стене следующего дома, и позвал:
— Ты где, Камбала?
Между двух разрушенных хат Камбала вел свой первый и последний ближний бой. Один русский покачивался, раненный в бок. Другой громко закричал, когда приклад ударил его в лицо! Потом другие набросились на Камбалу. Куно зажмурил глаза. Когда он их открыл снова, то увидел нескольких русских, добивающих лежавшего на земле Камбалу. И он услышал его крики. Он достал последнюю гранату, выдернул чеку, подождал и бросил. Это был его лучший бросок, и он улыбнулся, когда она разорвалась, улыбнулся и упустил свой шанс, единственный, остававшийся у него. При взрыве он должен был бежать, должен, но не мог. Он должен был увидеть взрыв, видеть, как один из них схватился за живот и упал на колени, как другой прижал руки к лицу и как сумасшедший забегал кругами, крича при этом, как ребенок, как он свалится на другого, пытавшегося ползти, но в результате головой уткнувшегося в землю. Когда Куно, наконец, вскочил и захотел добежать до следующей стены, позади него раздалась очередь. Он почувствовал сильные удары в спину и уставился стекленеющими глазами в серую потрескавшуюся стену, надвигавшуюся на него. Очередь швырнула его на камни. Его широко растопыренные пальцы заскользили по швам кладки. Пули били его, пригвождая к стене, как распятого. Когда первые русские гвардейские стрелки перебегали через короткое пространство между руинами, он медленно сползал, перекатился на спину, широко раскинув руки, рот его растянулся в улыбке, как будто он был доволен.
Двое русских пробежали мимо, не обратив внимания на убитого. Третий на мгновение остановился и короткой очередью сбил улыбку с мертвого лица. Но мгновение было долгим. Очередью его развернуло вокруг собственной оси. Он свалился на Куно и накрыл своей грудью простреленное лицо.
— Покури, Цыпленок, это успокаивает.
Он сидел на корточках, привалившись боком к стене, лицо — между рук, глаза тупо устремлены в землю. Вытоптанная трава, мелкие камушки, комок земли… Эрнст, взявшись за стальной шлем, повернул его голову к себе, вставил прикуренную сигарету ему в губы, потом медленно поднялся, чтобы осмотреться вокруг укрытия. Блондин механически затянулся. Медленно он начал возвращаться к действительности. Он закашлялся от едкого табачного дыма, посмотрел вверх, медленно поднялся и встал рядом с мюнхенцем.
— Ну что, вернулся?
Блондин медленно кивнул, повернул голову, кивнул снова, когда его взгляд узнал укрытие. Это была извилистая траншея, глубиной не в полный рост человека, со слегка осыпавшимися краями. По переднему краю рос жидкий кустарник, у которого Эрнст обломал нижние ветки. В нескольких метрах позади лежал убитый. Маскировочная куртка разрезана, обнаженная грудь бело-желтого цвета. Шея обмотана окровавленной повязкой, лицо повернуто в сторону и полуприкрыто стальным шлемом. У ног лежали два ящика с пулеметными лентами.
— Возьми ящики, Цыпленок. Высыпи патроны. Эти штуки хороши для упора в окопе.
Молча Блондин подполз к убитому. Когда подтаскивал ящики к окопу, сказал:
— Штурмман, кажется — из третьего взвода.
Эрнст не ответил. Он тщательно установил ящики, для маскировки использовал обломанные ветки.
— Отличный окоп, — улыбнулся он Блондину. — И отличный сектор обстрела.
— А где остальные?
— Или на холме, или внизу, в балке.
— А кто еще остался?
— Не знаю. В любом случае мы двое.
Их прервал лязг танковых гусениц. «Тигр»!
Эрнст махнул рукой. Танк дернулся, проехал в нескольких метрах мимо их окопа, мотор взревел, потом еще раз, и стальная коробка остановилась. Вдруг у улыбавшегося Эрнста вытянулось лицо:
— Ты дурак. Вот идиот!
«Тигр» стал медленно крутить пушкой, как слон хоботом, когда не понимает, что ему дальше делать. Эрнст сдвинул каску на затылок и вытер пот со лба.
— Проезжай, придурок! — закричал он. — Езжай дальше! Проезжай!
Он кинул комком земли в борт танка. Наконец, он сдался, снова сел на корточки, в бешенстве швырнул свой стальной шлем на землю, а заметив непонимающее лицо Блондина, злобно крикнул ему:
— У тебя такой же дурацкий взгляд, как и у этой идиотской стальной коробки! Понял? Когда начнется, кроме заупокойной над нашим крестом, нам ничего не светит!
Он вскочил снова и закричал:
— Бараны! Идиоты! Я сейчас вам по заднице накостыляю!
— При весе?
— Что?
— При весе! — крикнул ему в ответ Блондин. — При таком весе ты себе только ноги вывихнешь.
— Ерунда, он услышал! Видишь — поехал!
Они легли на бруствер. «Тигр» проехал десять-двадцать метров, остановился, слегка повернулся. Застыл. Эрнст хотел что-то сказать, но тут выстрелила танковая пушка. Лежа рядом, они напряженно смотрели поверх ящиков из-под пулеметных лент. Впереди поднималось грибовидное облако дыма.
— Уже кого-то подбили! — улыбнулся Эрнст.
Блондин хотел ответить, но свалился назад и уткнул лицо в траву. Рядом с их укрытием взрывом высоко швырнуло землю. Эрнст продолжал как ни в чем не бывало наблюдать дальше. Блондин снова, чертыхаясь, полез вверх, твердо решив досмотреть представление до конца, даже если польет дождь из дерьма. Поскольку разговаривать из-за грохота было нельзя, они то и дело поворачивали друг к другу головы, подмигивали, морщили носы, лбы, улыбались, открывали от неожиданности рты, с пониманием кивали головой, как будто говоря: «Так ему и надо. Где следующий? Внимание, слева появились еще Т-34! Черт! Промазал! Отлично! Прямое попадание!» Эрнст хлопал своему другу ладонью по каске и улыбался как в кино. Только все кадры были сильно приправлены черно-коричневым соусом, запахом гари, а вместо музыкального сопровождения слышался постоянный треск и грохот, лязг гусениц и рев моторов. Час, два, три. Как долго продолжался этот ад? Подъехали новые «Тигры». Земля дрожала. Блондин зажал уши обоими указательными пальцами, а Эрнст показывал вперед, туда, где в дыму и пыли исчез его друг-танкист «дурак», «придурок» и «идиот». Эрнст махнул ему вслед рукой, довольно улыбнулся, сполз в укрытие, расстегнул сухарную сумку, пошарил в ней, нашел и протянул Блондину кусок хлеба. Тот кивнул и вытянулся, желая дальше наблюдать за происходящим поверх бруствера. Левая рука с поднятой вверх ладонью тянулась, пока не почувствовала корку. Оба с трудом жевали черствый хлеб. Один сидел в окопе, другой лежал на откосе бруствера. Один уже насытился тем, что происходило за укрытием, танковое сражение его уже не интересовало, потому что за пылью и дымом уже не было ничего видно. Другой пытался сопровождать взглядом шедшие вперед «Тигры», стараясь при этом не уронить ни крошки. Правой рукой он подносил ко рту хлеб, а левую ладонь держал под ней. Когда он проглотил последний кусок, то на минуту перестал жевать. Два «Тигра» дымились. Третий превратился в кучу металлолома. Несколько человек бежали через клубы дыма. Блондин хотел сказать об этом Эрнсту, но не стал, так как различил на них форму немецких танкистов. Он слизал крошки хлеба с ладони и снова услышал, как огонь танковых пушек снова приблизился. Увидел разрывы снарядов далеко впереди между последними «Тиграми», тщетно пытаясь разглядеть русские танки. Ничего не было видно.
