Карл Вурцбергер - Туманы сами не рассеиваются
Напрасно Фред старался перехватить взгляд Вернера, его движение или хотя бы мимолетную усмешку, Лизинг даже не шелохнулся.
Спустя минуту он устало закрыл глаза и громко, гораздо громче, чем следовало бы, сказал:
— В этой войне умирает любовь. Ее раздавили солдатскими сапогами, а то, что осталось от нее, потонет в потоке ненависти. Ненависть все затопит, и тогда ничего на свете не останется, кроме трупов и хохочущих сумасшедших. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь любить еще…
Через час солдатам раздали водку. Свою порцию Фред выпил сразу же большими глотками, после чего его охватила приятная дремота.
А на рассвете их снова погнали в наступление и лишь спустя несколько дней на короткое время вывели во второй эшелон. Уставшие до изнеможения, они в конце концов как бы свыклись с ужасами, трупами и постоянным опьянением от выжитой водки…
Отогнав от себя страшные воспоминания, Фред вернулся к действительности.
«Почему Вернер? Почему суждено было погибнуть именно Вернеру?» Огорченный смертью друга, Фред не отдавал себе отчета в том, что, собственно, такой же вопрос можно было задать о любом погибшем солдате.
После гибели Вернера Фред начал прислушиваться к разговорам солдат и постепенно в его душе созрело желание рассчитаться за все страдания.
Машины ехали по бесконечному, наполовину разрушенному шоссе. Солдаты слышали рокот далекой артиллерийской канонады.
Постепенно политические разговоры прекратились. Солдаты больше думали о своей собственной судьбе, чем о судьбе рейха.
Вечером они встретились с командой СС, которая дожидалась их прибытия. Солдатам дали небольшую передышку, а потом послали прочесывать лиственный лес. Фред Барлах был вне себя. Чтобы как-то сосредоточиться, он отошел в сторонку и сел под высокую ель. К нему тотчас подошел фельдфебель Резус и начал его поучать.
— Возьмите себя в руки, — зашептал он. — Я знаю, как вы относились к Лизингу, понимаю, что вы чувствуете сейчас, когда его уже нет в живых, но ведь вернуть-то его уже нельзя. Такое может случиться с каждым из нас.
Фред молча смотрел в глубь леса и вспоминал об опасениях, которые мучали Вернера. Он словно чувствовал, что все так и будет. Но что толку предчувствовать, когда тебя каждый час могут убить сотни раз.
— Слушайте меня внимательно, Барлах, — продолжал фельдфебель. — Сегодня утром я случайно кое-что слышал, когда вы разглагольствовали. Вы слишком громко говорили, и это уже не в первый раз. Лизинг мертв, а я не хочу, чтобы у меня во взводе повторялись подобные случаи. Так что выбросьте из головы все свои мысли. — Проговорив это, фельдфебель встал и отошел к солдатам, не дав Фреду возможности ответить ему.
Фред не знал, как ему воспринять слова фельдфебеля: то ли как предостережение, то ли как угрозу. Он посмотрел ему вслед и попытался убедить себя в том, что Резус ничего не знает, да и не может знать. Однако, как бы там ни было, появились сомнения, которые упали на плодородную почву.
«Да и что он может о нас знать? — думал Фред. — Ведь мы же тайком шептались и ругали войну. Все, что от нас требуется, мы делаем, а контролировать мысли никто не может. Резус дурачит меня, морочит, только и всего».
Когда была подана команда строиться, Фред поднялся с земли и в числе последних встал в строй.
Крамер, стоявший рядом со штурмфюрером СС, объяснил задачу роты: прочесать близлежащую деревеньку, в которой были обстреляны две машины с нашими солдатами. Все лица, находящиеся в селе, независимо от возраста и пола, должны быть арестованы. Взвод, в котором находилось и отделение Резуса, получил приказ, заняв небольшие высотки севернее села, не выпускать из него ни одного человека. Как только село будет полностью окружено, начнется облава.
В пути солдаты не встретили ни одной живой души. Обойдя село стороной, взвод занял указанные высотки. Как и все, Фред отрыл себе ячейку для стрельбы и, устроившись в ней, наблюдал за деревенькой, в которой из нескольких труб поднимались к небу струйки дыма.
Офицер-эсэсовец перед началом операции объяснил солдатам, что в этом селе скрываются партизаны, которым они должны отомстить за смерть товарищей, убитых накануне.
«Если они застряли в этой деревушке, то им отсюда не выбраться, — подумал Фред. — Но вряд ли они сидят и ждут, когда мы захлопнем эту мышеловку».
Рядом с Фредом лежал в своей ячейке Резус. Он бросал по сторонам внимательные взгляды, а когда в небо взлетела сигнальная ракета, обозначавшая начало облавы, он шепнул Фреду:
— Началось! Не забывай моих слов, Барлах!
Раздумывать над словами фельдфебеля Фреду не пришлось: не было времени. Машины подъехали к околице села. Солдаты соскочили на землю и рассыпались по домам. Эсэсовцы же остались в заслоне. Никто не стрелял.
«Партизан в селе, конечно, нет. Они, видимо, заблаговременно убежали». Фред встал из своей ячейки и тут увидел, что несколько крайних домов уже горит.
— Они все сами сделали! — громко сказал Резус. — Нам и делать-то нечего.
Число горящих домов становилось все больше. Фред с ужасом смотрел на эту картину.
— Когда закончится война, нам придется делать из этих дикарей людей, по крайней мере из тех, кто поддается воспитанию. Они будут жить в нормальных домах, как и положено людям, и спать не на печке, а на кровати. Они будут целовать нам ноги из чувства благодарности, — проговорил робко Фред.
— Однако никаких партизан тут нет и в помине. Если бы они здесь были, то давно бы дали о себе знать, — заметил один из солдат.
— Тихо! — прикрикнул на них фельдфебель. — Я запрещаю вам подобные разговоры! Понятно?
Солдаты ответили: «Так точно» — и замолкли. Когда половина села была уже охвачена огнем, на другой половине согнали кучку жителей — детей, женщин, стариков.
— Что с ними сделают? — спросил Бардах у фельдфебеля.
— Их уведут на допрос.
— А потом?
— Я Резус, а не Иисус… Это будет зависеть от результатов допроса и обыска. К слову, Барлах, это дело других и нас с вами не касается.
— Тогда почему же жгут деревню, не дожидаясь результатов допроса?..
— Заткните свою пасть! — грубо оборвал его Резус. — Мы делаем то, что нам приказывают. Ни больше и ни меньше. Понятно?
Фреду ничего не оставалось, как сказать: «Так точно!» — и замолчать.
Он смотрел вслед жителям, которых повели в лес. Туда же поехали машины с эсэсовцами. Вскоре после этого солдат собрали вместе.
Был полдень. Солдаты расположились у подножия холма. Со стороны села несло дым, пахло жженым.
— Вот наконец-то мы можем передохнуть! — воскликнул Резус и, сев на камень, принялся открывать банку с колбасой. — Надо закусить, а то кто знает, когда еще время будет. Барлах, возьмите банку!
Фред подошел к фельдфебелю и взял у него из рук открытую банку. Сам же Резус начал доставать хлеб из ранца.
В этот момент раздались сначала отдельные выстрелы, а затем автоматные очереди.
Фред уронил банку и, делая большие прыжки, бросился к дереву, у которого он оставил свой карабин, однако шарфюрер, сидевший на траве рядом с фельдфебелем, громко рассмеялся и сказал:
— Никаких причин для беспокойства нет! Просто там наши приводят приговор в исполнение! Человекам трем-четырем дадут возможность бежать, чтобы они могли рассказать своим, как мы с ними расправляемся…
Проговорив это, шарфюрер преспокойно сунул в рот кусок мяса и, окинув солдат взглядом, продолжал:
— Если бы это зависело лично от меня, то я бы их всех до одного в землю уложил. Любой русский безопасен только тогда, когда он мертв. Отпускать троих — значит увеличить число врагов.
Резус заметил, что Бардах все еще стоит как пень на одном месте и не спускает взгляда с шарфюрера.
— Куда вы дели мою колбасу, идиот?! — заорал фельдфебель, вскочив с места. — Марш отсюда! Идите смените лучше часового! Марш, да быстро!
Фред щелкнул каблуками и, крикнув: «Слушаюсь!» — побежал к часовому.
— Почему Резус так кричал на тебя? — спросил Фреда солдат, которого он сменил.
— Они расстреляли русских, — выдохнул Фред. — Ты понимаешь? Расстреляли, как бродячих собак!
— Дружище, не раскрывай так широко пасть и не кричи так громко, — испуганно одернул его солдат. — Я тоже как услыхал, так сам не свой стал. Слава богу, что мы к этому не имеем никакого отношения. Меня все это нисколько не касается.
— Там же были женщины и дети. И несколько глубоких стариков…
— Прекрати действовать мне на нервы! — оборвал его солдат. — Ту бабу, что несла под юбкой несколько кило динамита, они, конечно, должны были прикончить. Русские хотели взорвать нашу комендатуру, а может, все наши склады. Им никому верить нельзя.
— Но дети?
— Ты тут ничего не поделаешь. Они попались вместе со всеми! Отмщение, камрад! — Сунув Фреду в руки бинокль, солдат стал спускаться с холма.
