Олег Курылев - Суд над победителем

— Ваша честь, — обратился Файф к председателю судебной коллегии, — прошу пригласить в зал заседания эйр-коммодора Джеймса Невила Стивенса, одного из разработчиков операций бомбардировочного командования в последние месяцы войны.

В зал вошел старший офицер невысокого роста, с несколько одутловатым лицом, пухлыми губами и глубокими залысинами над высоким лбом. Его подвели к барьеру свидетеля и привели к присяге.

— Итак, вы непосредственный участник разработки планов воздушных налетов в рамках операции «Гром»? — спросил Файф. — Это города Берлин, Лейпциг, Дрезден и Хемниц? Что вы можете сказать о такой цели, как Хемниц? О его военном значении.

— Начну с того, кх… кх… простите, — откашлялся в кулак свидетель, — что Хемниц был самым промышленно развитым городом Саксонии. В нем размещались заводы по производству оптико-механических приборов, химических веществ для производства боеприпасов, пулеметов, многоствольных пушек-пулеметов, вагоностроительные и паровозостроительные заводы, а также ремонтные депо, несколько крупных фабрик по пошиву военной униформы и традиционное еще с самого начала XIX века текстильно-прядильное производство. Не нужно забывать также, что Хемниц — это крупный железнодорожный узел, через который интенсивным потоком в обоих направлениях пропускались войска и вооружения.

— Это все? — как-то вяло, со скукой в голосе, спросил Скеррит.

— Ну, в общем и целом…

— Может, вы забыли о каком-нибудь подшипниковом заводе или сборочном цехе реактивных истребителей?

— Нет, этого там не было.

— И все же вы забыли главное, господин Стивенс, — спокойно заметил Скеррит. — Вы забыли упомянуть, что к собственному населению города Хемница в начале марта 1945 года добавились десятки тысяч беженцев из Дрездена и восточных районов Германии. И, если вы станете отрицать, что эти люди не представляли никакого интереса для вашего начальства в качестве объекта нападения, я уличу вас во лжи, поскольку располагаю кое-какими сведениями на этот счет.

Стивенс некоторое время тупо молчал, пожевывая свою и без того пухлую нижнюю губу, потом, пожав плечами, заявил:

— Само собой. Даже если не удастся разбомбить железнодорожный узел, то охваченный пожарами перенаселенный город выплеснет десятки тысяч беженцев, и все дороги и тропинки в радиусе двадцати километров будут забиты и выведены из строя дня на три. А то и больше из-за распутицы. А это как раз то, что нужно, чтобы парализовать передвижение войск и грузов.

— Верный способ, не правда ли, — подмигнул Скеррит свидетелю, — шарахнуть на город со спящими людьми семьсот тысяч зажигалок, и дело сделано.

Эйр-коммодор еще больше прикусил губу и стал нервно притоптывать, словно ему приспичило справить малую нужду.

— Скажите откровенно, мистер Стивенс, лично вы, планируя атаку, видели в этом насущную военную необходимость?

— Конечно! — В запальчивости свидетель сорвался на фальцет. — В дни решающих боев сковать в тылу врага две или три немецких дивизий, застопорить подвоз к ним боеприпасов, продовольствия и медикаментов — это хороший результат.

— И он стоит гибели города, такого как Ковентри, и, к примеру, двадцати тысяч из числа его жителей?

— Этого я не знаю. Мы выполняли приказ верховного командования.

— Послушайте, мистер Стивенс, — Скеррит вышагивал перед свидетелем взад и вперед, словно часовой, заложив руки за спину и сменив резкий тон своего голоса на увещевательный, — я ведь вас ни в чем не обвиняю, и вам нет необходимости говорить о том, что вы выполняли чьи-то приказы. Я только спрашиваю ваше личное мнение: стоит разрушение немецкого города, сопоставимого с нашим Ковентри, и гибель примерно двадцати тысяч его жителей того, чтобы парализовать на несколько дней три немецкие дивизии? Которые, заметьте, не рвутся к Лондону, «не стоят у ворот», да и вообще уже мало на что годны.

Стивенс неопределенно покачал головой, однако сказал, что, по его мнению, — все же стоит.

— Понятно, — Скеррит отвернулся от свидетеля и принялся тем же манером прохаживаться перед барьером присяжных. — Таким образом, что мы имеем? Три немецкие дивизии в конце войны — это не более двадцати тысяч солдат. Чтобы нейтрализовать их действия на несколько дней… заметьте — не уничтожить, а нейтрализовать, планируется принести в жертву такое же число мирных жителей. Вам не кажется, господа, что в воздушных операциях подобного рода просматривается некий, выработанный нашим бомбардировочным командованием, новый принцип ведения войны: сражение не с армией вражеского государства, а уничтожение его населения, к которому проще всего подкрадываться ночью, исподтишка.

— Послушайте, мистер Скеррит, — донесся утробный голос лорда Баксфилда, — мы с вами, кажется, договорились не выходить за определенные рамки? Давайте избегать обобщений.

— Виноват, ваша честь, — резко обернулся адвокат, — прошу упоминание о новых принципах ведения войны вычеркнуть из протокола. Итак, джентльмены, резюмируя этот короткий диалог с представителем штаба бомбардировочного командования, позвольте сделать следующий вывод: военной необходимостью бомбардировки города Хемница 20 марта 1945 года было уничтожение перечисленных свидетелем нескольких военно-промышленных объектов, а вернее сказать, паровозоремонтного депо и трех швейных фабрик, а также создание затора на дорогах, посредством выкуривания на них уцелевших и оставшихся без жилья горожан и беженцев. То, что при этом в жертву приносились двадцать, — Скеррит персонально обратился к выражавшему громкое негодование генералу в первом ряду, — двадцать, двадцать, сэр маршал Боттомли, — то, что при этом в жертву приносились двадцать тысяч мирных жителей: детей, женщин, а также раненых, — это не только не являлось каким-то негативным побочным фактором операции, который следовало бы скрывать или, на худой конец, оправдывать досадной неточностью бомбометания, но, наоборот, приветствовалось как фактор, работающий на деморализацию вражеского населения и его армии. И, смею вас уверить, господа, как раз это-то и было главной целью сэра Харриса. Он, конечно, бомбил и нефтеперегонные предприятия, и подшипниковые заводы, но в качестве вспомогательных отвлекающих целей. Когда 13 февраля «Галифаксы» шли на бензиновые заводы в Белене, они отвлекали внимание немцев от «Ланкастеров», идущих на главную цель — Дрезден!

— Мистер Скеррит! — раздался грозный окрик лорда Баксфилда.

— Ваша честь, — Джон Скеррит виновато скрестил на груди обе руки, — прошу прощения, вырвалось непроизвольно. Прошу секретаря заменить в протоколе слово «Дрезден» на… скажем, «Жемчужину Саксонии» или «Флоренцию на Эльбе».

— Да он над нами просто издевается, — вскричал из первого ряда публики маршал Боттомли.

— Сэр, — повернулся к нему Скеррит, — не нужно выкрикивать с места. Здесь нет ваших подчиненных, а если вам есть что сказать, прошу сюда, — адвокат показал на барьер для свидетелей. — Я полагаю, нам всем будет интересно выслушать ваше мнение, тем более что, кроме вас, в зале я не вижу никого, кто мог бы квалифицированно поучаствовать в нашем разговоре: ни маршала Роберта Саундби, ни советника авиаминистерства сэра Арчибальда Синклера, ни аса Королевской бомбардировочной авиации пилота Морриса Смита, которому, как высказался кто-то в прессе, выпала высокая честь первому сбросить бомбы на известный вам город, чтобы переколотить его знаменитые блюдца и тарелки.

Скеррит словно подзуживал крикливого маршала ввязаться в драку, и через несколько минут Норман Боттомли, малорослый верткий человек с костлявым лицом, выпирающими скулами и маленькими, спрятавшимися в глубоких впадинах черными глазами, был приведен к присяге у барьера свидетелей, заменив собой взмокшего от свалившейся на него ответственности эйр-коммодора Стивенса.

— Прошу вас, — жестом руки Скеррит предложил маршалу высказаться. — Хочу только напомнить, что тема нашей дискуссии касается законности бомбардировки Хемница, одного только Хемница и ничего другого, кроме Хемница.

— Дался вам этот Хемниц, — проворчал маршал, решимость которого несколько угасла после клятвы на Библии. — Вы намеренно создаете впечатление, что ни мы, ни американцы не бомбили ничего, кроме беззащитных германских городов. Если вы ничего другого не знаете, то почитайте хотя бы газетные подшивки.

Джон Скеррит резко повернулся:

— Минутку, свидетель, я еще раз напоминаю, что мы говорим о городе Хемнице, и только о нем. Когда в этом зале судят убийцу человека, то, как по-вашему, о чем в основном здесь идет речь? О его спортивных достижениях в гольфе или о его удачной женитьбе на миссис Пингвик в марте позапрошлого года? Мы все прекрасно знаем и будем помнить всегда о великих победах и тяжелых потерях наших летчиков. Фантастическая операция по уничтожению рурских дамб 617-й эскадрильей, потерявшей в ту ночь более половины своих пилотов, — это ли не воинский подвиг! А трехлетняя изнурительная охота на Тирпица, а уничтожение пусковых установок ФАУ в Пенемюнде и во Франции. Я могу долго перечислять, потому что список подвигов наших пилотов огромен.