Борис Сопельняк - Солдат по кличке Рекс
— Ну и хорошо, — не удержался Виктор.
— Что — хорошо?
— Хорошо, что в идеальном порядке. Отличная идея! Не дурак он, этот Крайс, далеко не дурак.
— Я и не говорю, что дурак, — улыбнулся Галиулин.
— Связь у нас будет надежная? — азартно продолжал Виктор.
— Вполне.
— Тогда так, — коротким апперкотом ударил он по собственной ладони. — В тот момент, когда мы будем проверять сигнализацию, проводку и все такое прочее, надо устроить налет нашей авиации. Только самолеты прикажите вести асам: ни одна бомба не должна попасть в мост. Пусть поклюют берега, ну и, само собой, водичку, чтобы побольше фонтанов, брызг, шума, треска, дыма и огня.
— Молодец, Витька! — трахнул кулаком по столу Маралов. — Под этот «атас» можно орать, давать нелепые команды, одних послать туда, других — сюда, а тем временем вывести систему из строя.
— А что? — почесал переносицу Галиулин. — В этом что-то есть.
Ночь для переправы выдалась самая что ни на есть подходящая. Дождь как из ведра. Ураганный ветер так перемешал тучи с днепровской водой, что не понять, где небо, где река.
— Самое главное — видимость нулевая, — налегая на весла утлой лодчонки, радовался Собко. — Нас сейчас не в один телескоп не сыщешь.
— Она и для нас нулевая, — ворчал Маралов. — Смотри, не заведи к немцам.
— А они тут везде, — хохотнул Собко. — Представляете, какое безобразие: на правом берегу ни одного советского гарнизона.
— Весельчак, — пробурчал Маралов. — Где небо, где земля, куда плывем? Моряка бы сюда.
— А я и есть моряк, — методично взмахивая веслами, продолжал Собко. — Правда, без тельняшки, но моряк. Товарищ капитан, — крикнул он Громову, — рулите против ветра! Держите носом на волну, а то перевернет! Вот так, хорошо.
Некоторое время Собко молчал, выгребая против течения. Он видел, как присмирели офицеры, как стараются не показать страха перед разбушевавшейся стихией.
«А ведь храбрецы из храбрецов, герои, — размышлял он. — Что же будет с остальными, когда придет час форсировать Днепр? Да, видно, немало братьев-славян устелет дно реки».
Виктор сидел на корме и что есть мочи подгребал широким, как лопата, веслом. Ветер дул то слева, то справа, то в грудь, то в спину, волны захлестывали лодку через борт — и тогда Маралов хватал дырявое ведро и, проклиная все на свете, вычерпывал воду.
У самых ног хозяина лежал промокший и отяжелевший Рекс. Он тоскливо смотрел на мелькающее у носа ведро, прислушивался к незлобивой перебранке людей и время от времени вздрагивал всем телом, ощущая, какое тонкое и ненадежное дно лодки и как много под ним воды.
— Вроде что-то мелькнуло! — приподнялся Виктор.
— Смотрите внимательнее, — продолжал махать веслами Собко.
— Точно, — подтвердил Маралов. — Похоже на костер.
— Должно быть два, — тяжело дышал Собко.
— И Рекс забеспокоился. Не иначе чует дым, — сказал Виктор, заметив, что Рекс приподнял голову и потянул носом в сторону огня.
— Должно быть два костра! — стоял на своем Собко. — На расстоянии двадцати метров один от другого.
— А может, второй залило? — предположил Маралов. — Дождь-то вон какой.
— Я им покажу дождь! — сквозь зубы процедил Собко. — По мне, хоть конец света, а костры должны гореть! Да так, чтобы их было видно только с воды.
Прошла минута. Другая. Рекс опустил голову на лапы. Громов до боли в глазах вглядывался в белесую мглу. Маралов орудовал ведром. Собко махал веслами. Скрип уключин. Вой ветра. Яростные атаки волн. И вдруг совсем близко взметнулись два снопа огня!
— Догадались, черти, — довольно улыбнулся Собко. — Я же говорил: бензин в костер подливать нельзя — он сразу же выгорит. Надо подбрасывать пропитанную бензином солому. Товарищ капитан, — обратился он к Громову, — у вас есть фонарик с красным стеклом?
— Есть.
— Работает? А то могу дать свой.
— Сейчас проверю. — Виктор достал из кармана плоский немецкий фонарик. — Порядок, не промок.
— Тогда мигните три раза. Переждите десять секунд — в снова мигните, но уже два раза. Хорошо. Что на берегу?
— Погас один костер.
— Так и должно быть. Значит, прибыли по назначению, — повеселел Собко.
Когда лодка ткнулась в песок, ее тут же подхватили одетые в немецкие клеенчатые плащи люди и оттащили в кусты.
— С прибытием, — пожал всем руки заметно прихрамывающий человек. — Идти можете? Или передохнете?
— Далеко? — поинтересовался Виктор.
— Двенадцать километров.
— А сколько до рассвета?
— Час пятьдесят.
— Тогда надо идти. И порезвее!
Больше никто не сказал ни слова. Сперва шли в гору, потом огибали болото, перебрались через овраг и наконец углубились в лес.
— Все, теперь мы дома, — облегченно вздохнул Собко, показывая на землянки и шалаши. — Ласкаво просимо!
— Неплохо устроились, — заметил, оглядывая лощину, Маралов. — Танкам сюда не пробиться, с самолета не разглядеть, пехоту можно встретить у болота.
— Для себя старались, — хохотнул Собко. — Да и гости будут не в обиде. Что больше нравится, шалаш или землянка? Выбирайте.
— Землянка привычнее, — ответил Громов.
— Тогда вот сюда. Отдыхайте. Через три часа прошу ко мне. За вами зайдут. Герман, ты тоже загляни.
— Есть, — кивнул встречавший их человек и, прихрамывая, пошел к своему шалашу.
Маралов и Громов переглянулись. Рекс тоже насторожился.
— Так это он? — спросил Маралов.
— Он.
— Что же ты не сказал сразу, язви тебя в душу! Я даже его лица не разглядел.
— Вот и хорошо, — довольно крякнул Собко. — Что бы вы впотьмах разглядели? Не спешите, капитан. Время у нас есть. Немного, но есть. Тут главное — не обмишуриться. Попадание должно быть стопроцентным.
— Да уж, — кивнул Виктор. — Чего-чего, а права на ошибку мы не имеем.
— Пока об этом не думайте, — все больше входил в роль хозяина Собко. — Обсохните, отдохните, а потом потолкуем.
В середине дня собрались у Собко. Федор был чем-то расстроен и, рассыпая табак, возился с самокруткой.
— Ты чего такой дерганый? — поинтересовался Маралов. — Беда какая?
— Не до песен, — махнул рукой Собко. — Пока я прохлаждался на левом берегу, здесь был бой. Как назло, зацепило командира. А у нас и врача-то путного нет. Повезли в другой отряд, а это сто километров по бездорожью. Не растрясло бы. Короче, теперь я и за него, и за начштаба. Скоро наступление. Отряду поставлена задача выводить из строя дороги, а тут еще вы… с этим Крайсом. В общем, так: сейчас я его вызову — и разбирайтесь с ним сами. Как решите, так и будет!
Громов облизнул пересохшие губы и бросил:
— Зови!
— Ты с ним беседуй, а я посижу в сторонке, посмотрю, послушаю, — отодвинулся в угол Маралов. — Пару вопросиков, конечно, задам, но не сразу, не в лоб.
— Добро. Только ты не пережимай. Помни, что Крайс нам нужен любой! Немецкий он немец или русский — все равно. Стоп! — остановил он сам себя. — Что я мелю? Как это — немецкий немец?
— А что? — хохотнул Маралов. — Разве не может быть русский русский в отличие от французского или польского? Еще как может! Даже твой Рекс был немецкий немец, а теперь он кто? Русский немец! Рекс, верно я говорю?
Рекс посмотрел на Маралова, потом — на хозяина и вдруг широко и со сладким подвывом зевнул: о чем, мол, с вами, трепачами, говорить?
Землянка буквально взорвалась от смеха. Все трое еще хохотали, когда приоткрылась дверь и вошел тщательно выбритый и аккуратно причесанный человек.
— Разрешите? — неуверенно обратился он.
— А, это ты, — вытер слезящиеся глаза Собко. — Входи, Герман, входи.
— Может, я некстати? Может, испорчу ваше веселье? — чуть обиженно дрогнул его голос.
— Не испортишь. Знакомься. Товарищи прибыли с левого берега, чтобы изучить твой план.
— Старший лейтенант Герман Крайс! — вытянулся гость.
— Капитан Громов, — приподнялся Виктор Маралов тоже приподнялся, нечленораздельно буркнул свою фамилию и снова забился в угол.
— Садись, Герман, — пододвинул чурбак Собко. — Разговор, как я понимаю, будет долгий.
Крайс пододвинулся к столу, поправил и без того идеальный пробор и поднял глаза на Громова.
«Похож, — отметил про себя Виктор. — Даже слишком похож. И пробор на левой стороне, и родинка под левым ухом, и… Что еще? Других особых примет вроде нет».
— Вы меня извините, — откашлявшись, начал Виктор, — но несколько вопросов я должен задать.
— Конечно. Я понимаю, — немного побледнел Крайс.
— Фамилия начальника вашего училища? — начал Громов с самого простого вопроса.
— Начальника? Сейчас вспомню, — потер Крайс переносицу. — Якушевич? Точно, Якушевич.
— Сколько окон было в казарме?
— Н-не помню, — еще больше побледнел Крайс. — Не считал. Даже в голову не приходило.
