Аркадий Бабченко - Война
Печка начала разгораться. Рыжие мерцающие отсветы сменились постоянным белым жаром, чугунка загудела, застреляла смолистыми угольками, и горячее тепло поползло волнами по палатке. Артем протянул к краснеющей боками печке синюшные растрескавшиеся руки и, глядя на игру огня, сжал-разжал пальцы, наслаждаясь теплом.
Полог палатки откинулся, противно захлюпав волглым брезентом, и Артема передернуло от потекшего по ногам холода. Зашедший остановился на пороге и, оставив вход не завешенным, принялся очищать саперной лопаткой сапоги от глины. Не поднимая головы, Артем зло бросил:
– В трамвае, что ли! Дверь закрой!
Полог зашуршал, задергиваясь, и в палатку вошел взводный.
Ему было лет двадцать пять. Они с Артемом почти ровесники, с разницей всего в пару лет, но Артем чувствовал себя гораздо взрослее ребячливого, вечно по-детски веселого командира с огромными оттопыренными ушами, впервые попавшего на войну месяц назад и не успевшего еще хлебнуть лиха.
Взводный обладал двумя особенностями. Во-первых, что бы он ни делал, у него никогда ничего не получалось или получалось не так, как надо. За это его все время паскудили на построениях и иначе как Злодеем в полку не называли. Начштаба шутил, что Злодей один принес убытку больше, чем все «чехи», вместе взятые.
А во-вторых, возвращаясь с совещаний, он не мог не озадачить. Своим звонким детским голосом, радуясь, как будто ему подарили леденец, Злодей скороговоркой нарезал задачи недовольным огрызающимся солдатам и потом долго пинками выгонял их на улицу, заставляя идти по линии, чтобы найти прорыв, или закапывать провод, или еще что-нибудь.
Мельком глянув на Артема, Злодей прошел к своему топчану, завалился на него с ногами и закурил. Маслянистый глиняный ошметок медленно, словно отколовшийся от материка айсберг, отделился от его каблука, недолго покачался на травинке и упал в чей-то сапог, оставленный для просушки около печки.
Выпустив струю дыма, Злодей уставился в потолок.
«Сейчас начнется», – подумал Артем, глядя на взводного. Тот был похож на ребенка, который знает тайну и не может больше держать ее в себе, и вот-вот о ней расскажет, даже если вы и не хотите его слушать. «Не может ведь не озадачить, зад ница лопоухая. И каждый раз делает из этого спектакль».
Злодей еще пару раз затянулся, затем перевел взгляд на Артема и, словно впервые увидев его, радостно заговорил:
– Собирайся. Поедешь с начальником штаба в Алхан-Юрт. «Чехи» из Грозного прорвались, шестьсот человек. Их в Алхан-Юрте вэвэшники зажали.
– Вэвэшники зажали, пускай они и добивают, – Артем, все так же не поднимая головы, продолжал ковыряться в печке. – Зачистки – их работа. Мы-то тут при чем?
– А нами дыру затыкают, – развеселился взводный, – на болоте. Там «пятнашка» уже подошла, они правее стоять будут, левее – вэвэшники, а посередине никого, вот нас туда и кинули. – Он вдруг посерьезнел, задумался. – Рацию возьми, аккумуляторов запасных – два. Бронежилет надень обязательно, приказ комбата. Если что, там скинешь.
– Что-то серьезное?
– Не знаю.
– Надолго поедем?
– Не знаю. Комбат сказал, вроде до вечера, там вас сменят.
Перед штабной палаткой уже стояли три бэтээра. На двух, с головами укрывшись от дождя плащ-палатками, комками коробилась насупленная пехота. На головной машине сидел начштаба капитан Ситников. Свесив одну ногу в командирский люк, он кричал что-то, размахивая руками. В его позе и в царившей вокруг штаба суете Артем сразу почувствовал нервозность. По мере приближения к штабным палаткам он и сам заметно ускорил шаг, засуетился, подчиняясь общему ритму движений. На ходу снимая рацию, подошел к машине и потянулся рукой к поручню, собираясь залезть на броню:
– Что, едем уже, товарищ капитан?
– Сейчас, только Ивенкова дождемся.
Узнав, что ситниковского ординарца еще нет, Артем успокоился.
Лезть на мокрую броню не хотелось, и он остался внизу. Ожидая Ивенкова, Артем стал обивать сапоги о колесо, до последнего оттягивая момент, когда придется снять перчатки, схватиться рукой за мокрый поручень и вскарабкаться на осклизлый бэтээр, холодный даже на вид.
Артем пару раз стукнул прикладом по броне:
– Эй, водила!
– Чё? – Незнакомый чумазый механик-водитель высунулся из люка, недружелюбно посмотрел на Артема.
– Хвост через плечо. Дай под задницу чего-нибудь, а то броня мокрая.
Водила нырнул в люк, завозился там. Через минуту оттуда вылетела засаленная подушка, прокатилась по броне и упала прямо Артему под ноги, в небольшую лужицу. Артем выматерился. Двумя пальцами брезгливо поднял подушку и попробовал вытереть ее о борт. Глина только размазалась. Он снова выругался и закинул подушку обратно на машину.
Из палатки галопом выскочил Ивенков и, выпучив глаза, побежал к ним. В каждой руке он волочил по «шмелю» и по две «мухи», которые били его по ногам. Артем скинул перчатку, быстро залез на бэтээр, принял у Ивенкова «шмели», «мухи», рацию, протянул ему руку, и они спиной к спине плюхнулись на грязную подушку.
– Поехали! – сказал Ситников, и водила, дернув бэтээр, повел его по направлению к Алхан-Юрту.
Дождь усилился. Бэтээр, натужно ревя двигателем, полз по метровой разъезженной колее. Грязь из-под колес килограммовыми комьями фонтанировала в низкое небо, шлепалась на броню, летела за шиворот, в лицо. Больше всего попадало на шедшую впритык за ними машину девятой роты, и Артем улыбнулся, глядя, как пехота материт дурака-водителя. Потом водиле настучали по шапке, и он отстал.
Катающаяся по броне каска стукнула Артема по бедру. Он поймал ее, вылил скопившуюся дождевую воду и надел: хоть шапка чистой останется.
Ивенков толкнул его локтем в спину:
– Артем! Слышь, Артем!
– Чего?
– Закурить есть?
– Есть.
Он полез в нагрудный карман бронежилета, долго искал курево и спички среди сухарей, сухого спирта, патронов и еще бог знает чего, наконец достал помятую пачку «Примы», вынул две сигареты и протянул одну Ивенкову. Повернувшись друг к другу и прикрывая огонек ладонями, они прикурили.
Сигарета в мокрых руках быстро размякла, стала пропускать воздух. Артем сплюнул скопившийся на губах табак, прикрылся каской и поглубже залез в воротник бушлата. Ремень автомата он намотал на руку, а стоящую на броне станцию прижал ногой. Один наушник, слушая эфир, надел на левое ухо, второй задвинул на макушку. В эфире ничего не было. Артем пару раз вызвал «Пионера», потом «Броню», но никто не ответил, и он выключил станцию, чтобы не сажать аккумуляторы.
Медленно уплывавшее назад серое чеченское поле, обложенное со всех сторон тучами и туманом и не имевшее ни начала, ни конца, навевало тоску. Дождь мелкой изморосью плевался в лицо, стекал по каске и капал за воротник; снизу, из-под колес бэтээра, в лицо летела грязь.
Артем уже был насквозь мокрый и чумазый. Сырые, не державшие тепла перчатки противно липли к рукам, заскорузлый воротник натирал кожу на щеках, броня резала спину.
«Бред какой-то, идиотский сон», – подумалось ему. Что он здесь делает? Что он, москвич, русский двадцатитрехлетний парень с высшим юридическим образованием, делает в этом чужом нерусском поле, за тысячу километров от своего дома, на чужой земле, в чужом климате, под чужим дождем? Как он попал сюда? Зачем? Зачем ему этот автомат, эта рация, эта война, эта жирная чеченская грязь вместо теплой чистой постели, аккуратной Москвы и нормальной снежной, белой и красивой зимы?
Нет, его здесь нет, по всем нормальным логическим законам его здесь нет и быть не должно. Здесь же все нерусское, другое, ему тут просто нечего делать! Какая к богу в рай Чечня, где это вообще? Это точно сон, бред собачий.
Или сном была Москва, а он всю жизнь, с самого рождения, вот так вот и трясся на броне, привычно уперевшись ногой в поручень и намотав на руку ремень автомата?
Артем достал еще одну сигарету.
Интересно, как быстро он привык ездить на броне. Поначалу хватался за все поручни, цеплялся за все выступы, и все равно его кидало по бэтээру, как носок – по стиральной машине. Но уже через неделю тело Артема само стало находить оптимальные позы, и теперь он мог сидеть в любом месте движущейся машины, хоть на стволе пушки, – КПВТ – почти ни за что не держась и никогда не падая.
Вот и сейчас бэтээр швыряет из стороны в сторону по ямам и лужам, а они с Ивенковым, удобно полулежа на броне, покуривают, расслабленно свесив одну ногу, и в ус не дуют. Дождь только, зараза, достал, и грязь эта…
Артем позвал Ивенкова. Тот повернулся, глянул вопросительно. Артем заорал ему на ухо:
– Слышь, Вентус, скажи, куда мы едем? Ты ж в штабе постоянно тусуешься, знаешь все.
– Под Алхан-Юрт.
– Это понятно. А чего там? Чего Ситников-то говорит?
– «Чехи» там. Басаев. Из Грозного по руслу реки ушли, человек шестьсот, в Алхан-Юрте на вэвэшников наткнулись. Их там сейчас зажали.
