Наглое игнорирование. Другая повесть - Николай Берг
Тут танкист наступил на горло собственной песне и спросил:
– Разрешите глянуть, что тут да как? Может, что интересное найду, опять же хозяйке обещал башмаки поискать, а то ей хоть босой ходи.
Берестов кивнул и сам пошел вдоль лежащего строя, аккуратно выбирая место, куда поставить ногу. Снег тут уже почти весь сошел, и земля бугрилась мокрыми шинелями, кителями, торчали, как ветки, окостеневшие руки и ноги. Лица, словно лепленные из грязного воска маски. Заметил руку с белой повязкой поверх кителя – но не бинт, написано что-то. Присел над трупом, потянул белую ткань. «Propagandakumpanie».
Интересно. Потянул с мертвеца покрывало – тяжелую, набухшую водой шинель. Немец лежал на правом боку, башка густо замотана буро-красными бинтами, только восковой нос торчит. Не годится в коллекцию. Тут только обратил внимание на странную деревянную коробку на тонком ремешке, прижатую локтем к животу. Заинтересовался, потянул. Не пошла. Дернул как следует. Подалась на чуть-чуть. Рванул во всю мочь, отчего мертвый немец словно закряхтел, оторвавшись от мокрых носилок, на которых лежал. А в руках у старлея оказалось ранее невиданное: деревянная кобура с торчащей из нее ручкой – магазином хрен знает на сколько патронов. В придачу выдернулся странный кожаный футляр – словно танк с башенкой, но из твердой кожи и без пушечки.
Дернул за клапан, щелкнула кнопка. В футляре, вкусно пахнувшем добротной кожей, оказался, разумеется, никакой не танчик, а блеснувший полированным металлом и стеклом фотоаппарат. В руках такую сложную технику Берестов держал впервые и понял, что трофей редкий и фрица осмотреть надо повнимательнее. Второй футляр – деревянный – порадовал еще больше. Когда отщелкнул крышку-затыльник, оттуда вывалился неторопливо здоровенный пистолет – впервые такой увидел, а сразу внушает уважение – тяжелый, больше ТТ, массивнее и в рукоятке магазин такой, что за рифленые щечки накладок выступает на длину еще одной ладони. В руку сел прочно, а когда, немного подумав, вщелкнул рукоять в специальную рамку на узком конце деревянного футляра, ставшего сразу прикладом, увидел, что держит в руках мощный агрегат, который, небось, и очередями может лупить. Ну да, вот и метка – буквочка «А».
Раньше такое оружие он считал невозможным, видал только известный революционный маузер в таком же деревянном прикладе-кобуре, но у того автоматического огня не было. А это – даже непонятно чье. Написано «Steiеr». Слыхал про такую марку, то ли австрияки, то ли чехи. Пистолет мертвеца уютно тяжелил руку. И сразу понравился старлею до невозможности. Недавно, когда пришлось заставлять проштрафившихся халтурщиков лезть в яму с водой за брошенными туда немцами, – дорого бы дал, чтобы эта вещица была при себе, а так пришлось взглядом давить подчиненных и был момент, когда уже решил: сейчас вот этот и этот кинутся, и будет драка с плохим концом. Не кинулись. Повезло. Хотя когда снимали с фрицев шинели и сапоги, оказалось, что у бойцов есть весьма острые ножи, которыми они умеют пользоваться – швы пороли мигом. Перевел дух уже вечером, как ухитрился не показать волнение – черт его знает. Может, еще и злость помогла – увидел, что женщине голову уроды эти отрубили, да еще и коронки эти… Взбеленился. Но все равно – трудно воину без оружия. А с таким – чувствуешь себя куда как спокойнее. Надо только разобраться, как работает система и что за патроны у этого монстра.
Проверил карманы у немца, собрал все документы, фотографии и бумажки, сдернул со шнурка кожаный футлярчик со смертным жетоном, повозившись, стянул сумку на манер нашей противогазной, в которой оказалось много всякого добра, глянул мельком – увидел бок консервной банки, размокшую бумагу. Это оставил на потом, так как заметил прижатый немцем к носилкам планшет. Покорячившись, снял и его. Блокнот, карандаши, опять бумажки, почтовые конверты, небольшие цилиндрики, завернутые в фольгу.
Подошел танкист, держа в одной руке связанные шнурками башмаки, в другой – связку немецких фляжек и котелков.
– Вот, тащ старлетнант, ребятам подобрал. Там еще валяются, только в них суп замерз.
– Какой суп? – удивился Берестов.
– Гороховый, похоже. Налить – налили, а на морозе не съели. Ну и смерзлось, и пока не оттаяло. Но помыть не вопрос.
– Угу, – согласился начпох и, немного подумав, спросил:
– Вы сами видеви как все танки сгодели? Все стописят? Своими гвазами?
– Нет, – удивился бывший танкист.
– Тогда не надо так дасскасывать. Есть такие субчики, что за панику и низкопоквонство пдимут. Будут свожности. Ненужные и вам, и нам. Вас там опожгво?
– Обгорел уже потом, осенью. А там в ногу ранило и взрывом швырануло.
– В самом начаве бомбежки? – как-то знающе спросил командир команды.
– Да. Но за правду не наказывают! А я правду говорю! – начал возмущаться танкист.
– Я быв под юнкегсами. Знаю. На стописят танков у них – девяти – и за пять наветов не хватит бомб. Потому – не надо говодить не тую святую. Это – пдиказ. Нам очень нужен механик и не нужны освожнения в даботе. Из-за недостоведной инфодмации и бовтовни. Понятно?
Обгорелый минуту боролся с собой, но, как ни странно, не стал беситься. Хмуро кивнул:
– Так точно, понял.
– С собой котевки захватите. В темпе. Пода домой, – негромко сказал Берестов, подумав при этом, что надо за болтуном приглядывать. Впрочем, он отлично знал еще по Финской, что для людей необстрелянных первый серьезный бой видится чем-то нелепым, непонятным и жутким, а если притом человека еще и ранило или контузило – то вот это самое «бой проиграли, всех поубивали, один я остался!!!» – очень характерно и, как правило, совсем не соответствует реальности.
Фельдшер Алексеев, вольнонаемный лаборант кафедры анатомии ВММА
Опасения, что работа затянется, потихоньку развеивались. Командир этой гоп-компании оказался толковым и дело свое знал. За неделю ему удалось кучу сброда превратить в более-менее военное подразделение. Время на раскачку потрачено было со смыслом, бытовые условия для своих подчиненных старший лейтенант смог организовать на вполне приличном для нищей прифронтовой полосы уровне. После бани вшивых все же оказалось пять человек, пришлось в
