Алексей Ивакин - Десантура
Немец только хмыкнул в ответ и продолжил спрашивать:
— Каков состав отряда? Как вооружены?
— Состав? Человек двадцать. В том числе, кстати, два сына Полкмана.
— А каков его возраст, позвольте полюбопытствовать?
— Шестьдесят пять.
Обер-лейтенант аж покачал головой:
— Крепкий старец…
Тарасов засмеялся в ответ:
— Я когда узнал — тоже не поверил. Выглядит как… Гора, а не человек. И бородища лопатой.
— Вооружение отряда?
— Легкое стрелковое. Винтовки, в основном. Есть автоматы. Пара пулемётов. Ручных. Все.
— А в каком районе вы встретились?
— Примерно здесь. Перед самой попыткой прорыва к старой базе.
— Значит, партизаны базируются в лесах южнее дороги на Старую Руссу западнее Демянска… Так?
— Так, — кивнул Тарасов.
— Это точные сведения?
Тарасов молча развел руками, давая понять, что партизаны на месте не сидят.
Немец быстро написал что-то на белом листе бумаги и, запечатав конверт, вызвал ординарца:
— Передать в штаб дивизии. Бегом!
— Яволь! — щелкнул каблуками ординарец и исчез за дверями.
— Вы нам очень помогли, герр подполковник, — фон Вальдерзее навалился на спинку стула. — Этих бандитов хотя и немного, но они как заноза в пятке. Не смертельно, но ходить больно. А если долго не вытаскивать — то и загноиться может.
Тарасов улыбнулся:
— А мы кем были для вас? Тоже занозой?
— Да. Но очень крупной. Ее мы уже вытащили, вытащим и эту, еврейскую, — улыбнулся в ответ немец.
Фон Вальдерзее не знал, что Тарасов улыбается совсем другому. Он действительно сказал правду — отряд Полкмана им встретился перед самим боем у дороги. Но партизаны очень быстро ушли из того района. К месту прорыва, наверняка, должны были подойти крупные силы гитлеровцев — верная смерть небольшому — всего в полсотни бойцов — отряду. У которого лишь два миномёта и одна сорокапятка. И снарядов к орудию два фугасных. И десяток миномёток…
Впрочем, и Тарасов не знал, чему улыбается фон Вальдерзее.
* * *Полкман был на две головы выше маленького Тарасова. Даже комиссар Мачихин смотрелся бы рядом с командиром партизанского отряда коротышкой. Действительно, человек-гора. И голосина такой, что любой дьякон позавидует. Эвон, рявкнул на своих бойцов, так некоторые из десантников аж попадали в снег, решив, что мина рванула.
— Ну чем я тебе помогу, подполковник, — гудел Полкман. — Сами с корки на воду перебиваемся. Вот раненых да помороженных могу до вашего лагеря сопроводить. А дальше уж сами.
— Это понятно, Мартын Мартынович, что сами. Мы уже тут месяц — сами. Ну и на том спасибо, а то у меня свободных рук нет. Парни сами бредут группами туда. Железные они у меня, — Тарасов был хмур и, по обыкновению последних дней, зол. На немцев, на штаб фронта и на себя.
— Видел, — пробасил Полкман.
Парни и впрямь были железные. Партизаны — и сами-то не жирующие — когда проходили через порядки бригады поражались этим тощим почерневшим суровым лицам. Кто-то, а партизаны прекрасно знали, что значит воевать в этих нечеловеческих условиях ледяного ада демянской зимы. Однако оружие у десантников было в порядке, а обмороженные, в пузырях обморожений, руки держали это оружие крепко.
— Впрочем, товарищ подполковник, помочь кой-чем могу. Мы тут на гарнизончик налетели маленький. Немцев в капусту положили, конечно. По амбарам — туда-сюда — нет продовольствия у фрицев. А один открыли — там семя льняное. Набили пару мешков себе и амбар сожгли, к чертовой матери.
— Местным бы оставили… — буркнул Тарасов.
— Да каким там местным, — горько махнул рукой Полкман. — Побили там местных. Кого помоложе угнали в Демянск на работе. Старух же… Эх…
Партизан помолчал, а потом продолжил:
— Оставлю я тебе, товарищ подполковник, эти мешки. Поделите меж собой.
Тарасов хмыкнул:
— Издеваешься? По полгорсти на брата выйдет. Лучше с ранеными отправьте на базу. Врачи рады будут.
— Врачи? — удивился Полкман.
— Врачи, Мартын Мартынович, врачи. Жрать нечего, так раненые придумали кору жрать с деревьев. Как зайцы. А желудок-то не заячий. Человечий. Ну и мучаются запорами. Так что твои семечки в самый раз будут. Вместо касторки. Может и не помогут, а все одно больше нечем. Гриншпун! — крикнул Тарасов, увидав, что уполномоченный особого отдела приближается к ним. — Гриншпун! Иди сюда, с партизанами познакомлю!
Гриншпун подошёл молча и ожег холодным взглядом Полкмана:
— Ваши документы!
Полкман удивился:
— А вот нет документов! Вона два мои документа — сыновья. Один — Мартын, другой — Давид!
— Документов нет? Почему? — прищурился особист.
Тарасов захотел было придержать озлившегося особиста, но придержал сам себя. По-своему Гриншпун был прав. Мало ли кто по лесам шляется…
— Не успел захватить, когда из дома через окно сигал. А пацаны мои — взяли. Успели, — набычился Полкман.
Гриншпун подозвал сыновей партизанского командира. Долго изучал их комсомольские билеты. Сверял фотографии с лицами. Сыновья были в отца. Такие же медведи здоровенные. И суровые.
— Взносы за полгода не уплачены… — задумчиво сказал Гриншпун, вертя в руках комсомольские билеты.
— Кровью платили, — ответил за сыновей Полкман. — И своей, и чужой.
— Кто этот человек? — не обращая внимания на Мартына, спросил парней уполномоченный.
— Отец, — ответил тот, который побольше в размерах. — Полкман Мартын Мартынович. Командир демянского партизанского отряда.
— Давид… — протянул Гриншпун парню его билет. — Больше на Голиафа похож.
Парень не улыбнулся шутке. А документ завернул в тряпочку и сунул за пазуху.
— Значит, подтверждаете? — спросил особист у второго — тоже Мартына.
Тот молча кивнул.
— Ну, ну… — неопределенно ответил Гриншпун. Потом повернулся к Полкману:
— Извините. Работа такая… Николай Ефимович, вы закончили с ними? Поговорить надо.
Тарасов вместо ответа шагнул к Полкману:
— Мартын Мартынович, сейчас вас боец проводит к врио начштаба, там решите технические вопросы, лады?
Полкман кивнул.
— Полыгалов! Проводи партизан!
Рядовой Полыгалов, ставший порученцем Тарасова, после того, как в штабном шалаше погиб вместе с Шишкиным и лейтенант Михайлов, махнул Полкману и сыновьям рукой. Проходя мимо особиста Мартын-старший не удержался и буркнул:
— Шлемазл. Поц гойский.
Буркнул тихо. Но так, чтобы Гриншпун услышал.
Тот не удержался от улыбки, когда партизаны скрылись в лесу:
— Надо же, ну никак не думал, что меня тут еврейским матом обложат…
— Борис, — Тарасов улыбку не поддержал. — Ты что за спектакль устроил? Членские взносы приплел какие-то?
— А они, командир, и впрямь не уплачены. Впрочем, это не мое дело…
— Именно! — перебил его подполковник. — У тебя что, паранойя разыгралась? Мужики у нас раненых заберут и на Гладкий Мох на санях отвезут. Понял?
— А ты уверен, что на Гладкий Мох? — перебил Тарасова Гриншпун.
Тот осекся от неожиданности.
— Ты что…
— Идемте, товарищ подполковник…
И Гриншпун зашагал в ту сторону, откуда появился несколько минут назад.
Тарасов поспешил за ним.
Через полчаса они были на месте.
Месте происшествия, которое было оцеплено взводом охраны.
— Смотри, подполковник. — Гриншпун сдернул тряпку с котёлка, стоявшую рядом с костровищем.
— Ну, котёлок… — пожал плечами Тарасов.
— Ближе смотри, — особист осторожно, как что-то противное, взял круглый котёлок за проволочную ручку и поднес к лицу комбрига.
— Жирный изнутри. И мясом, вроде пахнет. И что?
— Идем дальше, — отбросил котёлок особист. Он зашёл за кусты. Под ними лежал десантник, укрытый дерюгой.
— Вчера, видать, помер. Вечером. Или ночью.
Гриншпун сдернул дерюгу. Тарасов, привыкший, кажется, ко всему резко отвернулся.
Штаны и подштанники бойца были разрезаны и стащены до колен. А с обоих бедер срезано мясо до отливающих голубым костей.
— Часть сожрали, паршивцы. А часть бросили в кустах. Видать, засек кто-то. Они и смылись.
— Кто они-то, не темни, особист!
— Из второго батальона ночью пропали двое. Рядовые Топилин и Белоусов.
— Белоусов, Белоусов… Баянист, что ли?
— Ну да. Синенький скромный платочек.
— Вот же…
Тарасов, казалось, растерялся. Что угодно, но только не это! Предательство казалось ему невозможным. Да ещё и…
— Вечером они парой были в охранении, около лежки раненых. Смена их не обнаружила. Стали искать, нашли вот это, — кивнул Гриншпун на котёлок. — А потом партизаны являются. Месяц не было, а тут взялись. Может, полицаи?
— Непохоже, уполномоченный. Непохоже. Слишком быстро для полицаев они явились.
