Гарри Тюрк - Час мёртвых глаз
- У тебя уже есть крепкие нервы, - констатировал Тимм по-деловому, - теперь я верю тебе, что тебе не нужен сахар. Он склонился над мертвецом и взял узкий пистолет из его ослабшей руки. Биндиг стоял за ним. Из дула его оружия шел легкий дымок.
Над стволом он видел спину Тимма, который склонился над мертвецом. Он чувствовал себя преданным, изнасилованным, ему было противно от себя самого, от Тимма и от незнакомого мертвеца в снегу у его ног. Он чувствовал себя, как будто бы какой-то мучитель сидел перед ним в снегу, который как ядовитое насекомое постоянно жалил его. Беззащитного. Он слышал, как Тимм свистнул сквозь зубы. Тихо и шипя. Он не смог бы позже сказать, направлял ли он пистолет в тот момент на землю или на спину Тимма, когда он внезапно услышал слова унтер-офицера: - Дружище, да это же баба.
Это поразило его как удар, и он опустил руку с пистолетом. Как будто ему разбили все кости. Он, шатаясь, сделал шаг вперед.
И тогда он увидел длинные волосы.
Тимм скинул меховую шапку одним движением рукой. Он теребил кнопки стеганой куртки. Биндиг не ждал, пока Тимм расстегнет форму женщины. Он отвернулся, но он все же сохранил эту невероятную картину перед своими глазами, как унтер-офицер сидел над застреленной женщиной и расстегивал ей пуговицы на груди, жесткими, проворными пальцами. Он слышал, как материал рвется, в то время как он брел к краю дороги, и тогда он слышал, как Тимм восхищенно щелкал языком. Он спрятал пистолет. Он был слаб, разбит. Как будто бы усталость всех ночей его жизни сразу появилась в его артериях. Как будто в нем больше не было жизни и энергии. Глаза, в которые он смотрел, прежде чем выстрелил, кажется, принадлежали не женщине, которая лежала за ним в снегу, а Анне. Он прислонился к дереву у обочины и тяжело дышал. В каждую минуту на дороге могла появиться другая машина. Тогда было бы слишком поздно, и они больше не смогли бы уйти отсюда.
- Ну, пошли уже! - тихо окликнул он.
Ему ответило бурчание. Тогда появились шаги Тимма и его хриплый голос, который с похвалой произнес: - Мой дорогой друг, она бы мне больше понравилась живой. Хорошо развитая...
Они ныряли между деревьями. Когда они на первый шаг отдалились от дороги, тело убитой женщины упало за ними ничком. Гармонь издала тихий, жалостливый звук. Биндигу показалось, как будто женщина кричала вдогонку им свое проклятие.
Он ничего не говорил. Он безмолвно тянул связку веток за собой, пока они не добрались до места прибытия самолета на озере. Они встретили там остальных солдат их группы. От обеих других групп не было и следа. Они уселись на корточки под заснеженными кустами и ждали. Тимм поставил магниевые факелы. После полночи прибыли еще двое солдат из группы, которая напала на пост централизации. Они стояли на подстраховке, наблюдая не идет ли кто, и остались потому невредимы.
- Была ужасная стрельба..., - рассказал один из них. - Но это было бы чистое самоубийство, если бы мы тоже прибежали туда. Никто больше не вернулся... Они ждали, и с каждой минутой чувство неуверенности становилось все сильнее.
Это как всегда. Нервы были напряжены до предела. Тимм сидел молча под кустом и курил сигарету в ладони. Из группы, которая должна была захватить пленного, не вернулся никто, пока шум мотора не возник в воздухе. Тимм приказал зажечь посадочные огни. Он не сказал ни слова, когда они влезали в машину. Это был вместительный, одномоторный старый «Юнкерс», на котором они часто летали. Пилот стартовал еще до того, как они полностью закрыли дверь.
- Ты мне не нравишься, - прошептал Цадо Биндигу, - что случилось? Поссорился с Тиммом?
- Нет.
- Что вы натворили с минами?
- Грузовик! – ответил Биндиг устало.
- Убитые?
- Гармонь, - произнес Биндиг тихо. Он пристально смотрел на пол пассажирского отсека.
- Гармонь? - Цадо приблизился очень плотно к нему и толкнул его локтем в бок. – Что с тобой, парень? Что с этой гармонью? Ты пьяный, что ли?
- Гармонь..., - сказал Биндиг медленно и очень тихо, - у нас одна убитая гармонь. Было темно, но мне кажется, у нее были черные глаза...
- Ты сумасшедший! - сказал Цадо, покачивая головой. Он снял каску и вытер пот на затылке. – Ты, наверное, на бегу ударился головой о дерево. И, похоже, это был дуб... великогерманский дуб...
- Дай мне шнапса, - попросил Биндиг.
Они прибыли в Хазельгартен после восхода солнца. Грузовик с кучкой усталых мужчин, руки которых дрожали, и лица которых были бледными и заспанными были.
Паничек споткнулся и упал далеко в снег, когда спрыгнул с машины. Он оставался лежать несколько секунд и потом поднялся с трудом. Снег таял на его лбу и на его шее, и вода бежала у него за воротник. Он как пьяный поплелся на квартиру, ни разу не оглянувшись.
- Он тоже готов, - сказал Цадо Тимму.
Но Тимм не поддержал беседу. Он только сказал: - Поторопитесь и выспитесь. Потом он пошел навстречу Альфу, который спускался по деревенской улице.
Биндиг бросил пистолет-пулемет на соломенный тюфяк. Он снял каску, бросил и ее и стянул с себя жесткий комбинезон. Он бросил все и оставил у себя только пистолет. Тогда он хотел покинуть квартиру.
- Ты уходишь? - спросил Цадо, который лежал на соломенном тюфяке, скрестив руки под головой.
- Да.
- Возьми для нее, - сказал Цадо, и, вытащив из нагрудных карманов своего комбинезона несколько шоколадок, протянул их Биндигу.
- Спасибо, у меня тоже еще есть.
Цадо приподнялся немного и зарычал сердито: - Возьми их, черт бы тебя побрал! Я знаю, что женщины любят шоколад!
Биндиг неохотно засунул себе в карманы шоколад. Он только хотел уйти прочь отсюда. У него не было никаких других мыслей. Он слышал, как Цадо произнес: - Я сообщу тебе, когда ты здесь будешь нужен... Затем он захлопнул за собой дверь и пошел вниз по улице.
Он хотел войти во двор Анны через ворота, но ворота были заперты. Он вспомнил, что за домом, там, где находился огород, был проволочный забор, который легко можно было перелезть.
Я сделаю ей сюрприз, думал он. Она не поверит, что я уже вернулся. Я не буду ее пугать, я просто хочу увидеть ее лицо, когда я так неожиданно окажусь перед нею.
Был холодный, солнечный день. Снег был еще свежим и сильно сверкал, и глаза болели, если долго смотрели на блестящую, белую поверхность. На фронте не было никакого движения. Артиллерия молчала, и выстрелы винтовок, которыми обменивались, тут уже были не слышны. Это была полная надежды тишина утра, в которой еще ничего не движется, хотя солнце стоит уже высоко.
Тут Биндиг услышал шум входной двери. На его лице появилась улыбка, когда он спрятался у стены дома и смотрел на двор. Шаги были как раз там. Он видел, как Анна шла по двору. Она дошла до ворот и там повернулась. В руке у нее был мешок картофеля. В то самое мгновение, когда он понял, что она собирается выйти со двора, он услышал ее голос. Она звала не громко, но так, что Биндиг мог понять ее слова без труда: - Если у тебя есть желание, ты мог бы немного убрать снег от дома. Но смотри, чтобы огонь в кухне не погас.
Биндиг улыбнулся ее манере говорить с глухонемым, который все равно не мог бы ее понять. Он хотел подняться и побежать за ней наперерез через засыпанный снегом двор, но голос, который внезапно ответил на слова Анны, заставил его остановиться на месте. Это был приятный низкий голос, принадлежавший мужчине, которого он не видел, и голос ответил: - Уходи только, я все сделаю! И возвращайся поскорей!
Он никогда не слышал этот голос. Он была чужим, и слова звучали особенно жестко. Он видел, как Анна хлопотала у ворот двора. Наверное, засов заклинило, так как из дома через двор тут же поспешил Якоб, глухонемой слабоумный. Он шел прямо, не с той слабой, медлительной манерой, которая была привычна Биндигу. Он энергично оттащил засов назад и открыл ворота. В то время как Анна проходила мимо него, он сказал громко и дружелюбно: - До свидания. Тогда он закрыл ворота и, хрустя по снегу, вернулся назад во двор, пока не исчез из поля зрения Биндига.
Снова стало тихо. Биндиг медленно опустил голову. Он чувствовал себя не в состоянии, чтобы пойти в дом и выяснить, что за тайна была между Анной и батраком. В его голове только колотилась мысль, что Анна что-то от него скрывала. Этот мужчина, который назывался Якобом, не был ни глухонемым, ни слабоумным. Он был как все другие мужчины. Как он сам.
Прошла одна минута и еще одна. Биндиг медлил. Он чувствовал, что возбуждение прошлой ночи еще не утихло, и к этому добавлялось еще его замешательство из-за того, что он только что видел. Он лежал у стены дома, пока внезапно не чувствовал холод через свою форму. И этот холод как бы сразу снова придал ему прежнюю силу и концентрацию. Он поднялся и пошел на двор. Теперь у него был тот самый упругий шаг как ночью, когда Тимм наблюдал за ним, пока он подкрадывался к дороге. На углу дома он остановился еще раз. С ловким движением он вытянул из кармана пистолет, перезарядил его, снял с предохранителя и снова опустил в карман брюк. Биндиг обходом вошел во двор. Он был пуст. Несколькими быстрыми шагами Биндиг пересек его и вошел в дом. Он услышал на верхнем этаже шум и крикнул вверх: - Привет! Якоб!
