Овидий Горчаков - «Максим» не выходит на связь
– Огонь! – во весь голос крикнул командир. И полоснул длинной автоматной очередью по окнам пассажирского вагона. С той секунды все исчезло, не стало ни земли, ни неба – все потонуло в грохоте стрельбы.
Группа «Максим» открыла дружный огонь по темным вагонам из шести автоматов, четырех винтовок и четырех карабинов. Снайперы Лунгор и Кулькин сняли машиниста и кочегара – те выпрыгивали из локомотива. Анастасиади короткими очередями выбил стекла в окнах переднего вагона и перенес огонь на двери. Солдатов выскочил из окопа и, стоя за сосной – так были видны немцы, выпрыгивающие с другой стороны вагонов, стрелял в пространство между колесами. Васильев подвязал к телеграфному столбу связку толовых шашек и взорвал его, нарушив телеграфную связь. Боевой азарт охватил всех в группе. С пятидесяти метров они били по вагонам без промаха.
В вагонах внезапно остановившегося эшелона, в непроницаемой темноте падали с полок люди и вещи, чемоданы и ранцы из телячьих шкур, автоматы и пулеметы, железные печки с горящими головнями. С платформ едва не рухнули танки и бронетягачи. Сквозь стены вагонов, сквозь мас кировочные шторы летели партизанские пули. Кричали раненые.
Франц и Карл слетели с полки. Петер больно ударился головой о стенку и тут же вскочил, машинально надел стальной шлем, подтянул ремень.
– Партизаны! – выпалил Франц, хватая автомат.
– Спокойной ночи, девочки! – фальшиво хохотнул Карл.
И Петер с замиранием сердца сразу перенесся в тот самый страшный час в своей жизни, когда на него, грозя раздавить в мелком окопе, двинулся танк.
Кромешная тьма, полная неизвестность, паника в вагоне. Из соседнего купе кто-то неузнаваемым голосом проорал:
– Ложитесь! Ради бога, ложитесь! Стреляют! Алярм! Тревога! Аля-а-арм!..
Петеру вспомнился рассказ одного ветерана зимнего побоища под Москвой: «Я прошел сквозь огонь, воду и медные трубы, но нет ничего страшнее обстрела поезда, попавшего на мину!..»
– Что случилось? – слышалось в коридоре. – Сошли с рельсов. Партизаны? Откуда они здесь? Что с паровозом?
В коридоре кто-то взвыл. Все попадали на пол.
С дребезгом вылетело оконное стекло, обрызгав всех осколками. Значит, стреляли с восточной стороны.
Петер не знал, что делать. Выбежать из вагона? Но там, наверно, только этого и ждет русский снайпер!
Но вот с броневагона оглушительно залаяли крупнокалиберные двуствольные зенитные пулеметы! Наконец-то! Петер сорвал маскировочную штору и, осторожно приподнявшись, выглянул в разбитое окно. Ему показалось, что эшелон остановился в глубоком лесу, впереди, в двадцати метрах, чернела непроницаемая стена сосен. Партизанская пуля, разрывая металл и дерево, прошила стену. Под ногами скрежетало выбитое оконное стекло.
Нойман ни на секунду не забывал, что его рота отвечает за охрану эшелона. Надо поднимать роту.
– Франц, Карл, за мной! – закричал он и стремглав кинулся из купе, топча залегших в коридоре офицеров.
Кажется, попало при этом командиру полка штандартенфюреру Мюлленкампу и начальнику СД дивизии штурмбаннфюреру Штресслингу!..
Вот и тамбур! Гром и молния! У этого старинного вагона нет прохода в следующий вагон! Петер распахнул дверь с западной стороны и отпрянул. Нет, с этой стороны не стреляют.
– Петер! Стой! Убьют! – крикнул Франц.
Но Петер уже спрыгнул на четвереньки. Сделай он это минутой-двумя раньше, он не ушел бы от пули Солдатова, но Солдатова уже не было за сосной. Пуля из крупнокалиберного пулемета свалила его с ног. Она ударила по касательной в левое плечо.
– Скорей! Скорей! – еще не чувствуя особой боли, торопил он Валю, лежа на дне окопа, правой рукой пытаясь вставить новый диск в автомат.
Петер, Франц и Карл, согнувшись в три погибели, побежали к хвосту эшелона. Это было небезопасно – из всех вагонов во все стороны теперь палили наугад эсэсовцы.
Петер заметил, что партизаны сосредоточили почти весь огонь на головных вагонах, и им невдомек, что их пули отскакивают как горох от броневагона!..
– Максимыч! – крикнул под соснами Черняховский. – Бери Киселева, Кулькина, Лунгора, Клепова! Дай жару хвосту эшелона. Бейте меж колес! И сразу обратно!
– Рота! – во весь голос командовал неподалеку Нойман. – Все унтер-офицеры ко мне! Остальным чинам – залечь вдоль полотна!
Подоспевшая группа Максимыча повела огонь с восточной стороны полотна. Зафырчали пули, рикошетируя от рельсов. И здесь взвыли раненые.
– По вспышкам выстрелов из автоматов, – крикнул Петер, – огонь!
Но Максимыча уже там не было – вместе с ребятами он бежал за соснами обратно в окоп.
Эсэсовцы разобрались наконец, это партизаны вели огонь только с восточной стороны, из-под сосен. Партизанам отвечали теперь из броневагона, из каждого окна трех пассажирских вагонов, с тамбуров товарных вагонов.
Черняховский кусал в ярости губы. Паровоз на повороте сильно сбавил ход, шел на малой скорости и поэтому не рухнул под откос, крушения не получилось! Да, эшелон задержан, но совсем ненадолго, задание еще не выполнено! Важна каждая минута задержки!.. Он готов был по капле отдать кровь – по капле за каждую минуту!.. И надо же было нарваться на эшелон с живой силой да еще с броневагоном впереди. А тут еще отказывает оружие, засоренное пылью после шургана! Он выхватил из-за пояса РГД…
– Гранатами по эшелону!..
Но скорострельные крупнокалиберные «эрликоны» почти не давали ребятам поднять голову. Оглушительно грохотали крупнокалиберные пулеметы. Взахлеб лаяли ручники МГ-34. Черняховский насчитал уже шесть ручников. До чего аккуратны эти фрицы-пулеметчики, каждый пятый патрон в ленте – трассирующий! Красные светляки летят все точнее, секут бруствер, взметая фонтанчиками комья земли и снежную пыль.
Максимыч бросил гранату и вдруг повалился навзничь, кровь заливала ему глаза.
– Валя! Валя! – не своим голосом крикнула Зоя, ведя огонь из нагана. – Комиссар ранен!
– Ничего! Пустяки! – выдавил, присев, Максимыч, весь охваченный азартом боя. – Над ухом царапнуло…
Валя быстро повязала ему голову. И через минуту он уже кричал:
– Орёлики!..
К Петеру подполз связной:
– Приказ штандартенфюрера! Вашей роте, оберштурмфюрер, с противотанковой батареей взять партизан живьем!
Не раздумывая ни секунды, Петер заливисто свистнул в командирский свисток:
– Либезис! Хаттеншвилер! Шеант! Со взводами за мной! Противотанковым пушкам и минометчикам – огнем отрезать «Иванам» отход! Взять их живьем!
Петер пополз к соснам, бормоча проклятия; ночным боем дьявольски трудно управлять, разведка слепа, связь ненадежна, нет поддержки тяжелого оружия, и даже эсэсовцам не чужда врожденная робость перед темнотой и невидимым противником. Хотя теперь ясно: судя по огню, партизан не больше двадцати – тридцати человек. Взять их живыми – это, конечно, идея не командира полка, а начальника СД Штресслинга.
Оберштурмфюрер действовал по всем правилам тактики: взводом Шеанта сковал партизан с фронта, двум взводам – Либезиса и Хаттеншвилера – приказал незаметно охватить их с флангов и с тыла. Штурмовая атака с четырех сторон – по сигналу зеленой ракеты.
– По сигналу зеленой ракеты, – отчеканил он связному, – пусть прожектористы на броневагоне осветят бандитов!
Нойман заметил, что мины и снаряды, ударяясь о мерзлую землю, рвутся громче, чем до заморозков. Точно кто-то яростно хлопал тяжелой стальной дверью.
Когда за окопом, занятым партизанами, раздались первые разрывы мин и снарядов, Черняховский, бросив последнюю осколочную гранату – «эфку», впервые подумал об отходе. Но в то же мгновение чудовищной силы удар сбил его с ног. Через несколько минут он пришел в себя на дне окопа и смутно увидел над собой лицо Зои.
Закусив губу, она перевязывала ему индивидуальным пакетом грудь и шею, и слезы падали ему на лицо. Слезы, теплые как капли апрельского дождя в Сухуми. Черняховский потрогал левый глаз – им он перестал видеть. В голове шумело, как шумит в непогоду черноморский прибой.
– Гранатой вас, гранатой!.. – Зоя перевязывала его трясущимися руками.
Командир оттолкнул ее, с трудом, вцепившись пальцами в земляную стенку окопа, поднялся на ноги, взял автомат, лежавший на бруствере, и всадил остаток диска в окна пассажирского вагона. Он пытался вспомнить что-то жизненно важное и не мог из-за шума в голове.
– Орёлики! Бей гадов! – кричал комиссар.
– Полундра! – кричал Солдатов.
Крики сливались с шумом стрельбы.
По расчетам Петера его люди уже окружили партизан. Он подозвал связного:
– Противотанковой батарее через пять минут выстрелить по опушке лесной полосы тремя дымовыми снарядами!
По огню немцев Черняховский, цепляясь за покидавшее его сознание, понял, что враг совершил обходной маневр. Огненные трассы пулеметных очередей скрещивались над окопом. Надо было немедленно прорываться!..
