Лев Савельев - Дом Павлова
«Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева».
Немного поодаль появилась вторая надпись:
«Выстояв — мы победили смерть».
А на стенах дома, изрешеченного пулями, пробитого снарядами, обожженного пламенем, та же рука написала:
«Мать — Родина!
Здесь героически сражались с врагом гвардейцы Родимцева
Илья Воронов, Павел Демченко,
Алексей Аникин, Павел Довженко».
Ниже, более крупно:
«Этот дом отстоял гв. сержант»
И совсем уже большими буквами:
«ЯКОВ ФЕДОТОВИЧ ПАВЛОВ!»
Девятого февраля дивизия перешла по скованной льдом Волге на левый берег и расположилась в Красной Слободе — в том самом поселке, откуда в тяжелые сентябрьские дни минувшего года началась переправа на пылающий сталинградский берег.
Дивизия выполнила свой долг. Наступил долгожданный заслуженный отдых. Полки и батальоны приводили себя в порядок. Получено новенькое обмундирование, все приоделись — не узнать! Особенно когда на плечах гимнастерок, кителей и шинелей появились только что введенные в Красной Армии такие непривычные погоны.
Горячка в эти дни — ив штабе полка, в его строевой части. Надо быстро подготовить наградные материалы. Эта работа целиком легла на плечи Константина Гаврикова. Писарь, которого в сентябре прошлого года, когда шел бой за вокзал, Елин назначил на командную должность во второй батальон, недолго там оставался. Как только появилась замена, Гавриков вернулся в штаб. Теперь он помощник начштаба полка и носит офицерские погоны. А работы — по горло. Шутка сказать: надо составить три, если не четыре сотни реляций — наградных листов — с коротким, но четким описанием подвига, который совершил каждый, кого представляют к награде.
А впереди — парад. Он назначен на день празднования двадцать пятой годовщины Красной Армии.
К нему люди готовились с волнением. И те, для которых это был первый парад в их военной жизни, и особенно те, которых парад как бы вернул в ту далекую теперь пору — неужели оно было, такое время? — когда из оружия, которым владеешь, приходилось стрелять разве что на учениях…
Парад прошел блестяще. Принимавший его генерал Жадов, командующий, шестьдесят шестой армией, в которую теперь входила Тринадцатая гвардейская, дал дивизии высокую оценку.
Вечером после парада ветераны сорок второго полка собрались в просторной избе. На следующий день гвардейцам предстояло покинуть берега Волги, и вот теперь перед отъездом — прощальный ужин.
Большие перемены произошли в полку. Многие из тех, кто воевал в самые тяжелые сталинградские дни, отсутствовали за праздничным столом.
Вначале почтили память товарищей, отдавших жизнь за Родину. Вспомнили памятные дни в Доме Павлова, когда на дом обрушивались снаряды и мины. Где он сейчас, наш боевой сержант? Этого никто не знал… Потом вспомнили артиллеристов, отважно корректировавших огонь с верхнего этажа дома. Вспомнили храбрых девушек, которые шли в разведку через площадь Девятого января. Вспомнили славные дела разведчиков Лосева, и тогда все поглядывали на великана Хватало — он сидел тут же за столом и уписывал за двоих…
Всеобщее оживление внес своим сообщением капитан Розенман, начальник полковой разведки. Ему довелось видеть личную карту, отобранную у Паулюса. Против зеленого дома на площади Девятого января — Дома Павлова — имеется пометка, что здесь оборонялся… целый батальон! Хотя было там едва два десятка человек.
На прощальном ужине были и гости из штаба дивизии, из политотдела, из редакции газеты. Пришла и Валя Пахомова — ей очень обрадовалась Маруся-Чижик — теперь ведь девушки разлучены: с тех пор как при политотделе дивизии создан ансамбль художественной самодеятельности, «актрису» прикомандировали туда одной из первых.
Пахомова и трое ее друзей по ансамблю исполнили несколько концертных номеров. В заключение участники вечера спели хором под аккордеон традиционный «Марш гвардейцев Родимцева» — гимн Тринадцатой дивизии на слова поэта-однополчанина.
А назавтра, 24 февраля 1943 года, дивизия погрузилась в эшелоны и отправилась на запад, на фронт, который теперь проходил в сотнях километров от Волги.
Впереди были бои на Курской дуге, впереди — форсирование Днепра, а потом — бои за освобождение правобережной Украины. Впереди еще было тяжелое лето сорок четвертого года с форсированием Вислы, с боями на знаменитом Сандомирском плацдарме и форсированием Одера. Была еще впереди мокрая зима сорок пятого года с боями на территории Германии, был выход на Эльбу и встреча с союзниками у города Торгау… Наконец, предстоял еще заключительный бросок на юг и тяжелый бой за Дрезден. А когда войне уже совсем был конец — девятого и десятого мая сорок пятого года — в дни, когда советский народ уже ликовал победу, гвардейцы Родимцева еще сражались на улицах Праги. Только там закончилась для них война.
Новые ратные дела людей дивизии украсили ее боевые знамена новыми орденами.
Вот полное наименование соединения к концу его героического пути:
«Тринадцатая гвардейская стрелковая Полтавская, ордена Ленина, дважды Краснознаменная, орденов Суворова и Кутузова дивизия…»
С берегов Волги дивизия отправилась на запад без своего прославленного сержанта.
Сколько однополчане ни искали, но найти Павлова не могли. Одни говорили, что после боя за «молочный дом» видели его в медсанбате, другие утверждали, что он вообще не дополз до берега и умер от ран.
След Якова Павлова затерялся…
Рана заживала быстро. Уже через месяц Павлова выписали из госпиталя, а весь январь он провел в команде выздоравливающих. Но вернуться в родную часть не удалось. Госпитальное начальство оставалось глухим к подобным просьбам. Есть разнарядки, их надо выполнять, время военное и не до разговоров!
Так Павлов попал в запасный полк, а там, не успев опомниться, получил назначение: старший группы солдат на лесозаготовках…
Во многих передрягах побывал Павлов за долгие месяцы войны, но это назначение он воспринял чуть ли не как самую крупную неприятность. Заготовка дров — хоть и нужное дело — боевому сержанту претила. Павлову вспомнилось, как поступил Илья Воронов — «медные котелки» — когда тот вопреки своей воле попал в запасный полк: чуть ли не через день он подавал рапорт: «Прошу отправить на фронт!» А ведь помогло! Павлов стал действовать по такому же методу — бомбардировал начальство рапортами.
Подобный способ воздействия на начальство помог и Павлову. В апреле 1943 года его вызвал командир батальона, хмурый капитан:
— Имеется требование на желающих учиться артиллерийскому делу. Пойдете?
Куда угодно, лишь бы распроститься с пилой и топором! И, не размышляя ни секунды, Павлов гаркнул во все горло, да так, что комбат вздрогнул от неожиданности:
— С превеликим удовольствием, товарищ капитан!
Хотя ответ был и не совсем уставной, но прозвучал от чистого сердца. И хмурый капитан улыбнулся.
Уже через несколько дней Павлов прибыл в лагерь — один из центров подготовки резервов. Шло формирование новых полков, бригад, дивизий. В одну такую заново создаваемую часть — в 288-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк — и был направлен Яков Павлов.
Пополнение, поступавшее в лагерь, состояло главным образом из молодежи да из тех, кто прежде служил в тылу. Естественно, что воин с гвардейским значком и медалью «За отвагу» на груди привлекал внимание. Люди, еще, как говорится, не понюхавшие пороху, с большим интересом слушали рассказы фронтовика о сталинградских боях, а рассказывал Павлов увлекательно.
В один из дней пришла центральная газета с очерком о Доме Павлова.
— Так то ж про нашего Яшу пишут! — воскликнул кто-то.
Вспомнили, что Павлов действительно рассказывал нечто подобное.
Когда об этом дошло до заместителя командира полка по политической части, тот удивился. Вое ему тут показалось странным: и то, что такая, можно сказать, знаменитость скромно служит у него в полку, и то, что боевой сержант за свой широко известный подвиг даже не награжден.
И замполит учинил Павлову форменный допрос. Обычно Павлов в карман за словом не лезет. Но на этот раз он повел себя более чем сдержанно.
Скупые и сбивчивые ответы только усилили подозрения: парень, мол, сгоряча сболтнул, а теперь виляет. Да и вообще — какой из него герой! — решил замполит. В его воображении «тот самый» Павлов выглядел этаким былинным богатырем, саженного роста, а этот…
Зато Павлов дал себе зарок — больше о своих сталинградских делах не распространяться. Мало радости в самозванцах ходить…
В конце октября 1943 года полк погрузили в эшелоны и отправили на Третий Украинский фронт.
Теперь Яков Павлов был уже старшим сержантом. Он стал заправским артиллеристом — замковым и наводчиком.
