Влад Ривлин - Палестинские рассказы (сборник)
Дауд был хорошо подготовлен на случай ареста. Он знал, как себя вести в случае ареста или под пытками. Но он и предположить не мог, что попадёт в лапы израильских спецслужб так нелепо. Его просто усыпили газом, и теперь и он, и весь дом находились во власти израильских спецслужб.
– Как ты себя чувствуешь? – участливо поинтересовался Индик у Дауда. Дауд не ответил. Поначалу Индик заговорил о совершенно посторонних вещах. Его речь напоминала скорее бред – он говорил обо всём сразу и ни о чём. Этот поток слов, произносимый монотонно, скороговоркой без перерыва, как будто буравил мозг Дауда, а Индик всё говорил и говорил, до тех пор, пока Дауд не почувствовал подступающую к горлу тошноту. Он держался из последних сил, предметы перед глазами стали расплываться, и ему показалось, что следователь монотонно повторяет одну и ту же фразу, которая будто вбиваемый молотком гвоздь входит в его сознание.
– Тебе плохо? – вдруг испугался следователь. На его лице был неподдельный испуг. – Я ведь хочу тебе помочь, – продолжал следователь, и его лицо тут же выразило самое искреннее желание помочь. – Ты ещё совсем молодой, вся жизнь у тебя впереди. А с твоими талантами ты далеко пойдёшь, – скороговоркой трещал следователь. Дауд изо всех сил сжал зубы. На лбу выступил холодный пот. – А здесь ты просто сгниёшь. Сдохнешь в собственном дерьме как последний засранец.
При последнем слове, Дауд вздрогнул. Увидев его реакцию, следователь ласково улыбнулся:
– Ты ведь не хочешь снова стать засранцем, ведь так? – и он весело подмигнул своей жертве. И Дауд снова почувствовал себя как тогда, на пустыре, маленьким и слабым, против амбала Ахмада. Его затрясло от ярости, и он хотел вцепиться следователю зубами в горло, но его руки и ноги были скованы наручниками и цепями.
– Успокойся, – вдруг приказал Индик, отчего Дауд почувствовал ещё больший прилив ярости. – Я действительно хочу помочь тебе, – продолжал Индик после небольшой паузы, на этот раз без скороговорки и пришёптываний. – Твои друзья подозревают, что это именно ты выдал нам Мухаммада и свою группу.
Дауд сжал кулаки от ярости.
– Вот доказательства – показания твоих товарищей, – и он показал Дауду диск. – Да и мне поверят на слово. Но кто предатель, а кто герой, решаю я, – продолжал Индик.
– Ещё немного – и я сломаю его, – подумал он про себя, еле сдерживая торжествующую улыбку.
– А выбираешь ты. Поэтому либо ты выходишь отсюда героем и продолжаешь свою головокружительную карьеру, либо… – Индик сделал паузу, – умрёшь предателем и… засранцем.
Дауд молчал.
– Едва ли его можно будет сбить с ног атакой в лоб, – подумал Индик. И он начал обходной маневр.
– Я мог бы тебя легко уничтожить. Но вместо этого я предлагаю тебе сделку, от которой ты вряд ли сможешь отказаться. – Индик усмехнулся. Дауд по-прежнему молчал, и Индик продолжил говорить: – Я отдаю тебе всех наших информаторов, включая и того, кто выдал нам Мухаммада. – Индик сделал паузу, ожидая реакции Дауда, но реакции не последовало. – Взамен я хочу встретиться с Мустафой. Просто встретиться и поговорить на нейтральной территории. Подумай как следует. Я тебя не тороплю.
Индик изо всех сил пытался скрыть азарт.
– Я согласен, – вдруг тихо, но внятно произнёс Дауд. Индик внимательно посмотрел на него. Что-то недоброе показалось Индику во взгляде Дауда. Он привык быть преследователем, но хорошо помнил знаменитую схему, о которой знал ещё со студенческой скамьи: «Замкнутый круг. Жертва. Преследователь. Они бегут друг за другом по кругу, попеременно меняясь ролями. Жертва становится преследователем, а преследователь жертвой…» До сих пор он был преследователем. Впервые за всю его карьеру у него появилось нехорошее предчувствие. Но он гнал от себя то, что так настойчиво говорила ему интуиция. Перехитрил ли он свою жертву? Наверняка Индик не мог сказать. Но, как отчаянный игрок и охотник, он уже не мог отказаться от затеянной им же смертельно опасной игры. Возможно, эта страсть к игре и была его ахиллесовой пятой. А может быть, ахиллесовой пятой была его вера в собственное превосходство над окружающими? О собственной уязвимости он подумал впервые. Но ставки были слишком высоки. Ему нужен был Мустафа – руководитель всей сети, скрывавшийся, по одним сведениям, в Египте, а по другим, и вовсе в Алжире. С помощью Дауда Индик хотел выйти на след Мустафы. Отпуская Дауда, он знал, что они неминуемо встретятся. Возможно, Дауд и попытается его обмануть, но от предложенной Индиком сделки вряд ли сможет отказаться.
Имена секретных агентов Индик согласился назвать лично Мустафе. Он терпеливо ждал, когда Дауд подаст ему знак. Наконец Дауд назначил Индику встречу, на которой должен был присутствовать и Мустафа. Сообщил в самый последний момент, назвав место, куда Индик должен был приехать. С собой он взял двух помощников. В случае необходимости он мог вызвать подмогу, которая прибудет на место в течение шести-десяти минут, так что опасаться ему было нечего. Но на душе у Индика было тревожно. Он приехал на место и стал ждать. Но ждать им пришлось недолго. Минут пятнадцать они ждали в машине, после чего рядом с ними прогремел мощный взрыв. Лицо мёртвого водителя было исполосовано осколками стекла, оба помощника Индика были мертвы. Белый от потери крови, собрав остатки сил, Индик выбрался из изуродованной взрывом машины, сжимая в руке пистолет. Он весь, с головы до ног, был в крови и держался на ногах лишь усилием воли, крепко сжимая в руке пистолет. Двумя выстрелами он свалил сначала одного, потом другого товарищей Дауда. Третьего выстрела он сделать не успел. Дауд метнулся к нему как пантера и нанёс один за другим несколько ударов ножом. От боли глаза Индика, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. Он выронил пистолет и стал оседать на землю. А Дауд всё наносил удары в уже безжизненное тело.
– Засранец, – цедил он сквозь зубы, – Засранец, получай!
Дауд скрылся до того, как подоспели солдаты. Непрерывные поиски результата тоже не дали. Он как сквозь землю провалился. Как когда-то его приёмный отец, он неожиданно появлялся в различных местах то Западного Берега, то сектора Газа и так же неожиданно исчезал. Убийство Индика и его помощников вызвало шок в Израиле. Газеты опубликовали фотографии Индика с женой и семилетним сыном. На фотографии все они улыбались, как улыбаются совершенно счастливые люди, абсолютно уверенные в будущем.
Воспоминания о прошлогодних обстрелах
Лилю я не видел года два. Она была всё такая же: улыбающаяся и ни на что не жалующаяся. Она снова училась на каких-то курсах, теперь это было, кажется, наращивание ногтей.
За пятнадцать лет, в течение которых я был с ними знаком, они с мужем постоянно где-то учились, не забывая при этом работать. Муж Лили, Андрей, закончил колледж. Я помню сложные проекты, которые он делал к защите диплома. Ожидания были большие, но работы он не нашёл и потому пробовал себя везде, где только мог: был водителем маршрутного такси, открывал собственный магазин и даже торговать на форексе пытался. Ради детей они брались за любую работу и никогда не унывали, даже когда Андрей сорвал себе спину и долго потом не мог работать.
Вот и сейчас Лиля выглядела очень уставшей, но всё равно улыбалась и ни на что не жаловалась. Она по-прежнему верила, что когда-нибудь всё образуется и все невзгоды – это временно, хотя жили они всё там же, в своей старой квартире в одном из самых бедных кварталов города, и работали где придётся все пятнадцать лет своего пребывания в новой стране. Про переезд в более благополучный район спрашивать было бессмысленно: ни для них, ни для нас это было нереально.
Нового в нашей жизни было немного, зато впечатлений – масса. И разговор перешёл на недавние ракетные обстрелы. Если с человеком долго не видишься, то речь об этом непременно зайдёт. Да и правда – есть, что вспомнить.
– Шкафу в нашей спальне было, наверное, столько же лет, сколько и самому дому, – начала свой рассказ Лиля, – а может, ещё больше, потому что сейчас таких не делают: из настоящего дерева, а не из опилок. Непонятно, как его вообще внесли сюда – он ведь очень массивный. А если ещё набит вещами, то его и с места не сдвинешь. И вот уже в последний день обстрелов, перед самым перемирием, когда ударило совсем близко, этот огромный шкаф вдруг… сам отодвинулся от стены, да ещё так легко… Когда в тот раз ударило, мы сначала думали, что ракета упала возле самого нашего дома – так тряхануло. Но потом оказалось, что взрыв был метрах в двухста от нас – через дорогу, там, где недавно построили район вилл. Потом мы узнали, что ракета упала на дорогу возле дома Маофа, владельца популярных ночных клубов и сети магазинов дорогой одежды. Дом у него огромный, как дворец, и сам участок, на котором его дом стоит, как футбольное поле. Поэтому дом почти не пострадал, кое-где облицовка отлетела, да на дороге глубокая воронка осталась. Сейчас уже и не догадаешься, что в том месте ракета упала – тут же всё заделали. Но тогда мы обо всём этом не знали. Только в окно видели густое облако белого дыма на том месте, куда ракета упала. Особенно много ракет было уже во время перемирия: по телевизору выступают и те, и эти, а у нас сирена за сиреной и ракеты буквально над самой головой пролетают. Сначала они на пустыре падали – те, что до нас долетали – остальные «железным куполом» сбивали. Сбивали, кстати, много, но и до нас долетало достаточно. И вот перед самым перемирием рвануло так, что весь наш дом закачался. Стёкла, трисы – всё вдребезги во всех трёх домах, что рядом стоят. В соседнем подъезде взрывной волной парня из окна выкинуло. Невысоко, второй этаж, но он обе ноги сломал себе при падении. Комнаты безопасности, что так сейчас рекламируют везде, у нас нет – дом-то старый, а спускаться в бомбоубежище не хочу: чтоб меня потом, если что, из под обломков выковыривали вместе с детьми. Поэтому мы все в гостиной сидели во время взрывов – это у нас самое безопасное место в квартире. Так нам сказали. Потом, когда всё кончилось, дети вдруг зовут меня в спальню, говорят: «Шкаф по комнате ходит». Я сначала не поверила, думала, у них от испуга галлюцинации начались. Но всё-таки пошла посмотреть… И правда, шкаф от стены отделился, будто гулять собрался, да и остальные вещи: кровать, уже не говоря про прикроватный столик, всё сдвинулось со своих мест. Когда это произошло, не знаю: может, во время последнего взрыва, а может и раньше.
