Владимир Лавриненков - Шпага чести
Каждый механик до небес превозносил своего пилота, свято хранил в памяти многие случаи из его боевой жизни и в минуты досуга, повторяясь, сообщал их друзьям-однополчанам. Так, Георгий Титов неоднократно рассказывал историю о том, как в Туле Шарль Монье, которого все почему-то звали Поповым, из-за отказа помпы водяного насоса произвел вынужденную посадку и врезался в одно-единственное дерево, стоявшее на окраине аэродрома. Столбом поднялись снег и дым. Дельфино с Титовым метнулись на джипе к месту катастрофы. Пока выскочили из машины, из-под обломков выбрался живой Монье-Попов.
— Мой майор, мне чертовски не повезло, — сказал он.
Дельфино крепко выругался по-русски, добавил что-то по-французски и побежал к джипу.
— Что он сказал вам? — спросил Титов, подавая Монье сигарету.
— Перефразировал мои слова: мол, мне чертовски повезло в том, что остался жив.
Предметом гордости Александра Аверьянова было то, что Марселя Альбера ни разу не подбивали фашисты. А как не хвастать было потом, что он, единственный в полку, под Мозальском на Як-1 садился в распутицу на узкую асфальтированную дорогу со многими выбоинами и взлетал с нее!
Саша Васильев мог в любую минуту показать новичку кусок немецкого телефонного провода.
— Этот исторически ценный сувенир привез на крыле мой командир Робер Марки после штурмовки гитлеровского штаба, — сияя от гордости, провозглашал он.
— А благодаря моему Ролану де ля Пуапу в полку появилась инструкция по посадке самолета… на одно колесо, — сменял товарища Александр Капралов.
Однажды де ля Пуап в сумерках возвращался с задания, а тут — не выходит правая «нога», поврежденная снарядом.
Пуйяд с Агавельяном дают команду покинуть самолет.
— Разрешите садиться на одно колесо, — просит пилот.
Комполка и старший инженер переглянулись: такого еще не делал никто.
— Разрешаю! — ушло распоряжение па борт. Это было похоже на смертельно опасный цирковой трюк. На аэродроме все затаили дыхание. А Пуап — тончайший мастер пилотажа — спокойно подвел «як» к земле, коснулся единственным колесом и, балансируя, словно на канате, покатился по траве в нужном направлении, Только в конце пробега его круто развернуло и завалило на крыло.
— Прости меня, дорогой Алекс, я немного повредил самолет, — выбравшись из кабины, проговорил Ролан.
Агавельян долго расспрашивал его о деталях необычной посадки, затем всю ночь просидел над соответствующей инструкцией, благодаря которой было спасено несколько машин.
Но самая любопытная история, по мнению Георгия Литвинова — механика Пьера Жаннеля, случилась с последним. Пилот, излечившись в Каире от ран, вернулся в полк. В первом же тренировочном полете от его «яка» остались «рожки да ножки», как говорил Агавельян. Разбил на посадке.
— Мой командир, — виновато объяснялся Жаннель перед Пуйядом, — я все делал по правилам: сначала сбавил «газ», затем — прибавил, а самолет будто взбесился: вместо того, чтобы терять скорость, начал набирать ее.
— В Каире на чем летали? — поинтересовался Пуйяд.
— На «девуатине»…
— Все ясно: там, чтобы увеличить обороты, следует сектор «газа» брать на себя, а на «яке» — двигать вперед.
Подобных историй можно привести еще немало. Как бы то ни было, все они служили доброй основой для душевного сближения, боевого сплочения совершенно разных людей. А братство, в свою очередь, рождало подвиги.
14 июля сообщили о завтрашней перебазировке на новый аэродром — у литовской деревушки Микунтаны.
Небо Дубровки больше не будет ареной боевых действий, сюда воздушным разбойникам путь уже накрепко закрыт. Но это небо на многие века останется свидетелем мужества французов.
Были дни, когда полку приходилось совершать до семидесяти боевых вылетов. Жесточайшее побоище состоялось над Борисовом. Тогда «Нормандия» поднялась в воздух в полном составе, чтобы обеспечить действия советских войск, вплотную подступивших к городу. Одна за другой факелами вспыхивали вражеские машины. Они рушились вниз от огня Пьера Пуйяда, Луи Дельфино, Рене Шалля, которых надежно прикрывали впервые участвовавшие в воздушной схватке Шарль Микель, Жорж Лемар, Жак Гастон. Тем днем можно было бы гордиться, но омрачила гибель Гастона. Первый бой стал для него и последним. Его самолет взорвался от попадания вражеского снаряда в бензобак. Фашиста, который сразил его, тут же подожгли Муане и Табуре, но товарища уже не вернешь.
К новому месту базирования собирались без Бруно Фалетана и Сергея Астахова. Пилот со своим механиком вылетели в тренировочный полет. Спустя несколько месяцев советские воины обнаружили разбившийся «як» с останками Фалетана и Астахова, однако обстоятельства их гибели навсегда останутся тайной.
Перебазировался к фронту и 18-й гвардейский истребительный полк. У него своя беда — временно остался без командира, полковника Анатолия Емельяновича Голубова.
В тот день никто не думал, что придется вылетать на задание: низкие сплошные облака беспрестанно плыли над головой. Но пришел приказ срочно произвести разведку переднего края и ближайшего к нему тыла противника.
Голубов решил лично отправиться в полет. Взлетели, чуть не задев верхушки деревьев на краю аэродрома, ушли к фронту на предельно малой высоте. Вот и вражеская оборона. К ней по лесной дороге движутся колонны танков и пехоты. Так и есть, гитлеровцы подтягивают резервы. Голубов немедленно связался по радио с командным пунктом своей дивизии и сообщил координаты места скопления крупных сил оккупантов.
Внезапно перед разведчиками встала стена разноцветных шариков — разрывов зенитных снарядов. Один из них поджег «як» Голубова. Кое-как дотянув до освобожденной территории, пилот на критически малой высоте вывалился из кабины. Упал на землю, не успев раскрыть парашют. Подбежавшие советские воины были уверены в гибели летчика. Однако он остался жив, правда, с тяжелейшими переломами.
По пути в столичный госпиталь Голубов упросил пилота У-2 приземлиться в Дубровке. Превозмогая адскую боль, Анатолий Емельянович приподнял на носилках свой могучий атлетический торс, обвел всех потускневшим, плохо видящим взглядом и произнес:
— Дорогие друзья, я вынужден вас покинуть. Но это временно. Я обязательно вернусь.
Все, кто присутствовал при этом, — генерал Захаров, подполковник Пуйяд и майор Дельфино — не могли сдержать слез.
Прощальный вечер «нормандцы» провели в Дубровке вместе с немногочисленными жителями этого населенного пункта, с которыми успели подружиться. Колхозникам особенно нравилось то, что французские летчики приходили к ним в гости с советскими авиаспециалистами и вели себя с ними как равный с равным. Исключительные симпатии вызывали у них де Сейн и Белозуб. Внешне разные — стройный, изящный маркиз и неуклюжий, громоздкий механик — были очень дружны меж собой. К тому времени они уже сравнительно сносно изъяснялись на обоих языках. Их всегда рад был видеть у себя заведующий ветряной мельницей — дед Митрич. Сейчас они пришли к нему побалагурить за чашкой парного молока в последний раз.
— Значит, гоните, сынки, супостата, — не то спросил, не то утвердительно молвил хозяин.
— Гоним, отец, гоним, — по-русски ответил де Сейн.
— Так и быть должно. Почитай, весь народ поднялся. У нас, в деревне, из мужиков только такие, как я, остались.
— Что верно, то верно. Россия — удивительная страна.
— А что тут удивительного. Слыхали сказку про золотую рыбку?
— Да кто же не слыхал ее? — спросил молчавший до сих пор Белозуб.
— Слыхать-то все слыхали, да ту ли?
— Одна она — про разбитое корыто.
— Ан нет. Есть и другая.
— Какая же?
Митрич принял позу старинного рассказчика былин и начал:
— Когда Гитлер напал на нас, старику в сеть попалась золотая рыбка. Взмолилась она: «Проси, что хочешь, только отпусти меня». Рыбак ответил: «А ничего мне от тебя не надобно, сделай лишь одно: чтобы скорее мир вернулся», «Хорошо, — сказала золотая рыбка, — ступай себе, старче, домой, быть по-твоему». Вернулся старик к своему порогу, смотрит, висит на двери ружье. Заряженное. «Хочешь, чтобы мир снова вернулся, — бери ружье и бей врага-изверга», — раздался голос золотой рыбки. И ушел дед в партизаны.
— Хорошая сказка, истинно русская. Только у вас могла родиться такая, — задумчиво произнес де Сейн.
— Отчего же? — не согласился Белозуб. — Вас немцы тоже объявили партизанами. Выходит, и вы послушались совета золотой рыбки.
— Браво-браво, Володя! У вас и у нас одна золотая рыбка!..
Поздним вечером Пьер Пуйяд сообщил «нормандцам» интересную новость. Оказывается, он с генералом Захаровым побывал в гостях у командира авиационной дивизии, обосновавшейся неподалеку. Это соединение тоже имело славные боевые традиции.
