Борис Зубавин - Было приказано выстоять

НАВЕРНОЕ, СКОРО ВЕРНЕТСЯ

От села до станции было восемь километров. Мы сидели с шофером под деревом, дожидаясь, пока остынет вода в радиаторе. Просто удивительно, что в конце августа так жарко. Я рассказывал о том, как мы брали деревню Матвеево. Шофер выщипывал травинки, росшие по обочине мостовой и в расщелинах между булыжником, крутил их, а потом внимательно рассматривал и бросал. Увидев, что он не слушает, я перестал рассказывать, хотя еще не дошел до того, как мы отражали контратаки и как меня ранило. Всегда хочется рассказать о том, как тебя ранило, и очень бывает обидно, когда не слушают.

В это время к нам подошел мой друг.

Я сразу заметил, что в его руке нет яблока. Он съедал в день так много яблок, что я никогда не мог с ним по-человечески поздороваться за руку. В правой руке он всегда держал яблоко, а левой руки у него не было.

Он подошел ко мне со снисходительностью очень занятого человека.

— Мне некогда. На станцию иду, — небрежно и хвастливо сказал он. — Сегодня с почтовым подъедет она.

— Поздравляю! — воскликнул я.

— Ладно. Она, собственно, еще не ко мне едет. Она, кажется, сперва хочет съездить к матери, но я уговорю ее, чтобы сделала это потом, когда мы поженимся. По-моему, она согласится. Как ты думаешь?

— Может быть, — сказал я. — Но ты опоздаешь, до поезда осталось сорок минут.

— Не может быть! — Он недоверчиво посмотрел на меня и полез за карманными часами.

— Слушай, стоят, — удивленно сказал он и стал заводить часы. — А мы с ней еще в прошлом году уговорились, что когда она будет ехать, я выйду на станцию.

Мы помолчали.

— А если бегом? — спросил он упавшим голосом.

Я предложил ему свою машину. Наш серый «газик» бодро миновал улицу села, выкатился в поле и побежал к станции. Но шофер вдруг затормозил и сказал:

— Вода закипела.

И как только мы остановились, жара опять стала неподвижной и плотно окружила нас.

— Думаешь, успеем? — доверчиво спросил мой друг. — Осталось двадцать пять минут.

— Успеем, — сказал я. — Ты не был в сорок четвертом году под Витебском, что там делалось…

— Нет, я только дошел до Городка, и вот это, — он кивнул головой на левую руку.

— Ты в какой был?

— В триста третьей.

— А я в одиннадцатой. Так она, значит, была с тобой тогда?

— Мы восемь месяцев прослужили вместе. Мы с ней еще тогда договорились обо всем.

— А теперь?

— Теперь я хочу на ней жениться. Домой она успеет съездить. Вот она прислала телеграмму, что едет мимо. Только бы успеть.

— Ее, значит, уже демобилизовали?

— Ясно, раз едет. — Он посмотрел на часы. — Только двадцать минут осталось.

Шофер вылез и пощупал рукой радиатор так осторожно, словно щупал лоб у больного.

— Слушай, — сказал мой друг шоферу, — а если ехать и доливать воду по дороге, чтобы не останавливаться? Как закипит, так и доливать, а? Я бы сел там, около радиатора, с ведром.

— Стряхнет, — сказал шофер.

— Ничего. Я бы сел верхом.

— Нельзя. Мне не видно будет из-за вас дороги.

— Жалко. А то бы я сел на кожух с ведром и доливал бы, — сказал мой друг и посмотрел на часы. — Шестнадцать минут осталось. Наверно, не успеем, — вздохнул он.

— Успеем, — сказал я, подумав, что вода действительно закипает в нашем радиаторе быстрее, чем в самоваре.

— Ладно, поехали, — проворчал шофер, садясь за руль. Он сказал это так, словно уступал нам в чем-то.

Но наш автомобиль не заводился. Пока мы стояли, что-то произошло в нем, и шофер не мог завести его от стартера. Потом стали заводить ручкой, и когда шофер устал, я сменил его. Но легче было бы раздразнить палкой самого старого пса, чем завести наш «газик». Мы крутили ручку с такой злостью, что все его внутренности должны были перевернуться. А мотор ни разу не заворчал. Пока мы с шофером заводили, мой друг нетерпеливо посматривал в сторону станции. Несколько раз он пытался уходить, но возвращался. Видимо, он еще надеялся, что мы заведем машину.

В последний раз он беспокойно повертелся около нас и вдруг не выдержал:

— Ну вас к черту с вашим автомобилем! — и побежал к станции.

Мы посмотрели ему вслед. Шофер сказал:

— Все равно не успеет, я знаю.

Он не спеша вытер руки, пососал поцарапанный палец и добавил:

— Не успеть, честное слово, не успеть.

Потом он стал осматривать свечи и трогать проводнички. Даю голову на отсечение, что он там ничего не исправил, но когда снова попытался завести от стартера, «газик» весело, даже не огрызаясь, заурчал.

— Вот собака! — восхищенно сказал шофер. — Не автомобиль, а собака. Чего ему надо, что он не заводился? — И мы поехали догонять моего друга.

Измученный, ввалился он в машину и, задыхаясь, простонал:

— Пять минут.

Теперь нас от станции отделяло всего два километра. Нужно было проскочить лесок, и мы бы поспели вовремя. Но шофер, поерзав с беспокойством на сиденье, опять остановил машину. Он вылез и стал копаться в моторе.

— Что? — спросил я.

— Сейчас поедем, — сказал шофер. — Проводничок оголился. Нет ли у вас у кого изоляционной ленты? Нет?

— Нет, — сказал мой друг, похлопав рукой по карманам.

— Жалко, — сказал шофер, — а то бы мы сейчас поехали.

— А если носовой платок? — спросил мой друг.

— Можно, конечно, но лучше, если изоляционной лентой, прочнее.

— Возьми носовой платок, — сказал мой друг, — только, пожалуйста, поедем.

В этот момент до нашего слуха донесся свисток паровоза. Далекий, слабый, он, как штык, кольнул моего друга, и тот даже вздрогнул.

— Все, — простонал он, — все пропало!

— Подожди, — сказал я, — поезд стоит на станции десять минут. Ты успеешь наговориться.

— Поехали, — сказал шофер. — Замотал.

К станции мы подкатили, когда, по нашим расчетам, поезд должен был стоять еще шесть минут у перрона. Но там никакого поезда не было.

Мой друг вылез из машины с брезгливым презрением к ней. Я поспешил с ним на перрон. Первое, на что мы посмотрели, это были часы. Мы вытащили из карманов свои и сверили — часы шли минута в минуту, но поезда все же не было.

— Что такое? — спросил мой друг, глядя на пару блестящих рельсов и на пустой перрон. — Ушел, — тихо сказал он. — Прибыл раньше и ушел.

— Не может быть, — сказал я. — Поезда не прибывают раньше времени.

— Ушел. Я чувствую, что ушел.

— Пойдем к дежурному.

Дежурная комната была похожа на командный пункт полка во время боя. Дверь была распахнута. Входили и выходили люди. Кто-то дремал в углу на лавке, судя по костюму, — стрелочник или поездной мастер. Дежурный сидел за столом, сдвинув фуражку на затылок, и с кем-то ругался по телефону. Так и подумалось, что где-то происходит бой и он руководит боем. Я еще подумал: был он на фронте или нет? Я никак не могу избавиться от того, чтобы, посмотрев на встречных людей, не подумать, были они на фронте или нет.

Мы подождали, когда дежурный кончит ругаться, и спросили о пассажирском. Мой друг умоляюще смотрел на человека в фуражке с красным околышем. Он еще надеялся. Дежурный подозрительно оглядел нас, будто мы выведывали у него военную тайну, и нехотя процедил сквозь зубы:

— Опаздывает на час.

— Я же говорил, что поезда никогда не приходят раньше, — сказал я другу, когда мы опять вышли на перрон.

— Пойдем выпьем на радостях по кружке, — предложил он.

Мы сели за столик. Он сказал:

— Когда меня стукнуло по руке, она оказалась рядом. Плачет, говорит: «Сашка, милый, тебе очень больно?» А рука болтается на жиле. Я кричу: «Отрезай!» Она кричит: «Нечем». Я кричу: «Финкой». Так я и ушел в медсанбат, а она все плакала. — Он подумал, погладил ладонью толстые бока кружки и продолжал: — Слушай, ведь это очень хорошо — провоевать вместе, а потом прожить всю жизнь.

— Да, очень, — сказал я, подумав, что все-таки они страшно много сделали, наши девушки. Мы как-то не успели по-настоящему оценить их, когда они были среди нас. А теперь, я подумал, как было бы в самом деле хорошо встретиться с такой девушкой, с которой ты пережил все эти годы.

Когда подошел поезд, мы допивали по четвертой кружке. Я вышел на перрон вслед за моим другом. Мы сразу увидели ее. Она стояла на подножке и немного проехала мимо нас. Она зорко оглядывала всех, кто был на перроне.

— Саша! — радостно закричала она, и мы ринулись за вагоном. Она спрыгнула и тоже побежала навстречу нам. — Саша, милый! — крикнула она и, охватив широким движением руки шею моего друга, прижалась к нему.

Да, это была наша смелая девушка, и она не стыдилась своей любви.

Я отошел в сторону, чтобы не мешать им. А они взялись за руки и, счастливые, несколько раз прошлись по перрону.

Тогда я решил подождать их в машине и кстати проверить, в каком она находится состоянии.