Валентин Стариков - На грани жизни и смерти
Изменение курса сделало свое дело. Пристрелка противника была нарушена, но мы понимали, что это ненадолго. Вот-вот он должен будет снова начать обстрел.
Разорвав поверхность воды, справа от борта лег третий залп. Мы опять изменили курс. Расстояние между лодкой и сторожевиком сокращалось довольно быстро. Все отчетливее и отчетливее вырисовывались силуэт корабля, палубные надстройки, было уже видно людей, стоящих у пушек.
У противника было явное преимущество в скорости. Мы же пока не могли увеличить ход, так как двигатель еще недостаточно прогрелся и дальнейшее увеличение оборотов могло вывести его из строя. Но, по моим расчетам, мы все же должны были выйти в район действия нашей береговой батареи, расположенной на ближайшем мысу, прежде чем противник приблизится к нам. А пока лодка продолжала идти короткими зигзагами. Это мешало пристрелке противника. Залпы следовали один за другим, но уже с неравными перерывами. Снаряды ложились то очень близко, то очень далеко.
— Неважно стреляет, — сказал Щекин, который попросил разрешения побыть на мостике. — Через сколько времени мы выйдем под прикрытие нашей береговой батареи?
— По карте через полчаса, если дадим полный ход.
Из люка показалась голова Смычкова.
— Разрешите посмотреть на живого противника, — весело обратился он ко мне. — Ни разу не бывал в таком положении, когда по мне стреляют.
— Ни в коем случае! Сейчас же вниз! — повернулся я к нему. — Уж если вам так хочется, то ждите попадания снаряда в центральном посту. Там эффективнее почувствуете, как по вас стреляют. Прикажите задраить переборки и будьте готовы бороться за непотопляемость.
Противник приближался и не переставал стрелять, правда, сейчас уже только из одного носового орудия.
Наконец и мы дали полный ход. Дистанция стала сокращаться гораздо медленнее. В люке снова показался Смычков.
— Разрешите закурить, товарищ командир.
В этом нельзя было отказать ему после полуторасуточного пребывания под водой: тем более, что Щекин перед этим спустился вниз и в случае попадания снаряда мог взять на себя руководство заделкой пробоин.
Смычков закурил и, облокотившись на поручни, стал спокойно наблюдать за разворачивающимися событиями.
— Может, развернемся да трахнем по нему своим «аркашкой», — показывая на 45-миллиметровое орудие, сказал Смычков. — Там внизу Иванов и Зубков ждут не дождутся сигнала. Морозов приготовился снаряды подавать… Сейчас бы как жахнули! — Смычков загорелся не на шутку. Пришлось его остановить.
— Отвечать на огонь мы не будем. За нас это сделает береговая артиллерия. Наша главная задача состоит в том, чтобы как можно больше выиграть времени и усложнить противнику стрельбу. Это пока удается. Если же мы ввяжемся в артиллерийскую дуэль, то вынуждены будем не уходить от противника, а сближаться с ним, отдаляясь вместе с тем от своей береговой артиллерии. Мы это не можем себе позволить еще и Потому, что у противника если не втрое, то уж вдвое-то наверняка больше пушек, чем у нас, не говоря уже о том, что и калибр у них вдвое больше, и борт его менее уязвим, чем наш.
Сейчас каждая минута и каждый кабельтов играли для нас очень важную роль. Ведь сторожевой корабль наверняка дал сигнал о том, что обнаружил нас, а это значит, что при такой хорошей погоде в любую секунду над нами могут появиться и самолеты. В этом случае, как бы нам ни хотелось ответить сторожевику огнем, я не мог это позволить.
Сторожевик продолжал, хотя и медленно, приближаться. Но он все никак не мог пристреляться. Снаряды падали то впереди, то сзади, то где-то совсем в стороне, и мы уже почти не обращали на них внимания.
Я смотрел в бинокль прямо по курсу и с нетерпением ждал, когда покажется наш берег. Наконец впереди, сначала неясно, потом все отчетливее стали вырисовываться прибрежные холмы.
— Вот и наш берег, — указал я Федосову, который не спускал глаз с неба в ожидании самолетов.
Сигнальщик на секунду оторвал взгляд от бинокля и улыбнулся.
— Значит, все хорошо пока, товарищ командир?
— Пока неплохо, но хотелось бы лучшего, — ответил я.
Он снова поднес к глазам бинокль. Теперь обстановка действительно начинала складываться в нашу пользу. Время работало на нас. Противник вел бестолковую стрельбу. Я приказал лечь на прямой курс. Это было сделано для того, чтобы быстрее подойти к своему берегу, под защиту батареи. Взглянул на часы. До границы зоны, обстреливаемой нашими артиллеристами, оставалось несколько минут хода. Еще немного — и наши стотридцатки уже смогут сказать свое слово.
Однако расстояние до противника было уже не больше двадцати пяти кабельтовое. Теперь, когда мы шли по прямой, попасть в нас с такого расстояния было гораздо легче, чем раньше. Я с тревогой ждал очередного залпа. Посмотрел на Федосова: как он реагирует на создавшееся положение. Он невозмутимо стоял на своем месте. Все внимание его поглощало небо. Наверное, именно эта его способность сосредоточить внимание на наблюдении, ни на что не отвлекаясь, помогала ему в любую погоду, при любой обстановке вовремя обнаруживать самолеты. Лучшего наблюдателя, чем Федосов, на лодке не было. Не раз его зоркий глаз отводил от нас опасность.
Снаряды разорвались в четырех-пяти кабельтовах от лодки. Я облегченно вздохнул.
В это время из центрального поста раздался голос Щекина:
— Мы вошли в сектор стрельбы нашей батареи.
В тот же миг взрывы за кормой заставили меня обернуться. Сторожевик был обращен к нам бортом. По всей вероятности, последний залп он дал из бортовых орудий. А сейчас, видимо, разгадав наконец мой замысел и не решаясь преследовать нас дальше, ложился на обратный курс. Он, кажется, не плохо знал нашу артиллерию. Впрочем, эта артиллерийская батарея была известна немцам. Не одно судно потеряли они под его губительным огнем.
«Не из решительных ты, «приятель», да и плохо стреляешь. Не видать тебе железного креста!» — подумал я.
Осмотрев горизонт, разрешил команде по одному выходить на мостик для перекура.
На базу пришли утром следующего дня. И на этот раз, как всегда, на причале нас встречали. Иванов, уже давно стоявший у пушки, с нетерпением ждал моего сигнала. Подошли ближе. Я перегнулся через фальшборт мостика и дал знак рукой. Иванов в тот же миг рванул спусковой рычаг, и над бухтой под общее ликование собравшихся на берегу прогремел еще один выстрел.
Это был наш тринадцатый выстрел.
Новое назначение
На следующий день меня вызвал к себе Виноградов.
— Есть решение командования о переводе вас на крейсерскую лодку К-1,— сказал он.
Надо сказать, что это сообщение не было для меня неожиданностью. Мне и раньше не раз предлагали принять другой, более крупный корабль, но я под разными предлогами отказывался. Не хотелось расставаться с экипажем, людьми, которых хорошо знал, к которым привык. На этот раз отказываться от предложения счел уже неудобным.
— Ну что ж, раз есть решение, буду командовать новым кораблем, — ответил я.
К-1 — самый крупный в ту пору подводный корабль. Лодки этого типа мы в быту называли подводными крейсерами. Они были водоизмещением около 1500 тонн, имели сильное артиллерийское, торпедное и минное вооружение, скорость хода над водой у них значительно превышала скорость других подводных лодок.
На лодке новость встретили более чем сдержанно. Ребята при встрече опускали глаза. Я тоже чувствовал себя неловко. Но изменить что-нибудь было уже нельзя.
Шла передача старого и прием нового корабля.
Я целыми днями возился с актами и другими документами, стараясь делами, заботами заглушить в себе то чувство вины, которое испытывал, хотя, и отлично понимал, что в сущности никакой моей вины нет и что любой на моем месте, наверное, поступил бы так же.
Закончив бумажные дела, прежде чем начать подготовку к боевому походу на новом корабле, решил сходить последний раз на свою «малютку». Она в то время стояла у плавучей базы на ремонте. На пирсе мне встретился член Военного Совета контр-адмирал Николаев.
— А, товарищ Стариков! — обрадовался он, увидев меня. — Здравствуйте, здравствуйте! Как кстати. А у меня к вам разговор. Давайте-ка отойдем куда-нибудь на минутку, где ветер потише.
Мы отошли к пустой будке и встали с подветренной стороны.
— Так вот, — начал Николаев. — С вашим новым назначением началась целая история.
— Какая история? — изумился я.
Все дела, связанные с моим новым назначением, шли, как мне казалось, нормально.
— А история такая, — продолжал Николаев, не обращая внимания на мое удивление. — В Военный Совет поступила коллективная просьба с подводной лодки, которой вы командовали. Люди просят, чтобы их перевели на ваш новый корабль.
У меня отлегло от сердца, затеплилась надежда: может, так и сделают. Как было бы здорово! Но тут же подумал, что вряд ли Военный Совет разрешит разукомплектовать боевой корабль.
