Генерал без армии - Александр Александрович Тамоников
– Молодец, Юрка! – похвалил товарища Бердыш. – Назначаешься главным следопытом, если начальство, конечно, не возражает.
Шубин вытянул шею, прислушался. Сосновый лес загадочно молчал. Местность вздымалась волнами. Люди здесь прошли примерно два часа назад. Скорость у них не ахти, но все равно догонять придется долго.
– Курим, и в путь, товарищ старший лейтенант? – осведомился Пастухов.
– Нет, боец, в путь отправляемся сразу. Ты идешь первым.
– На острие бронетанкового клина, – пошутил Малинович.
Радость оказалась преждевременной. Следы пропадали, снова находились. В сухом продуваемом березняке народ рассыпался, блуждал, кто где. Потом был каменистый участок, груды булыжников, за ними ручей. Бойцам приходилось ползать на коленях, чтобы отыскать хоть что-то в твердой гальке.
У ручья они сделали остановку, напились, сполоснули лица. Потом разведчики улепетывали, ныряли за булыжники, срастались с камнями! Они заметили опасность в последний момент.
Вдоль ручья с карабинами наперевес шли четверо военнослужащих вермахта, молодые, физически развитые, с настороженными лицами. Двое брели по воде, другие огибали камни. Они почти не разговаривали, возникли как призраки.
Один нагнулся, зачерпнул ладонью воду, выпил ее, чуть приотстал, стал озираться, оперся рукой о шершавый валун, за которым не дышал старший лейтенант Шубин. Возможно, этот тип что-то почувствовал. Ничего удивительного. Разведчики неделю барахтались в грязи, не мылись и пахли отнюдь не фиалками. Но немецкие солдаты и сами были не лучше.
Фриц поколебался и двинулся дальше. Он несколько раз оглядывался, а прежде чем исчезнуть в лесу, куда втекал ручеек, встал и исподлобья осмотрел поляну. Ей-богу, этот тип что-то чувствовал, но попятился в лес, побежал за своими.
– Какие же мы подозрительные, – прошептал Пастухов, схоронившийся за соседним камнем. – Русский дух ему, видите ли, не нравится.
– Не шевелиться! – велел Глеб. – Выждем пару минут.
Немцы ушли. Мурашки перестали бегать по коже.
Дальше разведчики действовали с особой осторожностью, выявляли следы, откатывались в лес. Группе Власова повезло. Она не нарвалась на противника. Время безбожно утекало. То, что ранее казалось несложным, обрастало преградами.
Другой ручей петлял между соснами, струился по крутому откосу и пропадал в залежах булыжников. Следы членов искомой группы становились какими-то неявственными, распадались. Глебу казалось, что людей там стало меньше. Часть группы пошла в одну сторону, часть в другую. Это было скверно.
Делить своих бойцов Шубин не решился. Пропадут, потом не соберешь. Он мог ошибаться. Штабная публика могла блуждать, где ей вздумается. Подступали сумерки. Глеб спешил. Если они не найдут людей до темноты, то утром шансов станет еще меньше.
Цепочка следов привела их в глухую чащу. Кустарник встал непробиваемой стеной. Кочки и перекрученные корни путались под ногами. С каждой минутой становилось темнее. Разведчикам приходилось приседать на корточки, включать фонари. С какого-то момента это стало просто смешным. Через заросли они шли на ощупь.
Наконец-то кусты остались позади, потянулись черные деревья. Их силуэты вырастали из полумрака, обрисовывались тяжелые изогнутые ветки. Бойцам приходилось выверять каждый шаг. На земле обязательно что-нибудь вцеплялось в ногу.
– Ша, – сказал Глеб. – Ложимся спать. Это даже не смешно. Утро вечера, может, и не мудренее, но видимость лучше. В четыре часа начинает светать. Сразу тронемся в путь.
Никто не возражал. Сон обволакивал людей липкими объятиями. Сосновые лапы в качестве постели подходили едва ли.
– До них еще допрыгнуть нужно, – пошутил Пастухов.
Это был смешанный лес, сосняк в нем перемежался осинами. Бойцы торопливо рвали листья папоротника, сооружали лежанки. Упасть на голую землю было заманчиво, но от нее холодило, а воспаление легких никому не требовалось.
Малинович вызвался дежурить первым. Парень был хитрый. Лучше сразу отмучиться, а потом спать без нервотрепок и полуночных бдений. Люди сворачивались эмбрионами, закрывали глаза. Липкие лапы Морфея забирались в голову, отключали клетки мозга, ответственные за бодрствование.
– Где-то люди говорят, – как бы между прочим заметил Малинович.
Его слова не сразу осели в сознании Глеба. Мало ли о чем говорит этот парень. Но Морфей все-таки отвел свои клешни.
– Ну да, так оно и есть. Где-то люди разговаривают, – настаивал на своем Малинович. – Вы спите, что ли?
– Уснешь тут с тобой. – Шубин приподнялся, оперся на локоть, стал слушать.
Заворочались остальные, тоже привстали. Никого еще не успело разморить. В кронах деревьев хозяйничал ветер, трепал листву и хвою. Его порывы доносили звуки, похожие на голоса. Иногда они пропадали, потом опять появлялись.
– Там. – Малинович показал пальцем. – Как раз туда мы не дошли. Больше скажу, товарищ старший лейтенант. Я пару раз различил русские слова. Это могут быть, конечно, полицаи. Но разве этим холуям фашистским ночевать больше негде?
– Подъем! – Шубин заворочался. – Поспали достаточно. Эх, красноармеец Малинович, быть тебе ефрейтором.
Сон отбило окончательно. Люди заправляли обмундирование, подтягивали амуницию, чтобы не бренчала.
– Никаких фонарей, движемся в колонну по одному, – распорядился Глеб.
Они крались по лесу, затаив дыхание, выверяли каждый шаг, водили руками перед собой, как колдуны-кудесники, чтобы уберечь глаза от шипов и веток. Бормотание нарастало. В какой-то миг что-то блеснуло между деревьями.
– Чуете дым, товарищ командир? – прошептал Бердыш. – Костер они развели. Наши это, точно вам говорю.
Он не ошибся. Прозвучал тревожный окрик, часовой не дремал. Голос был знакомый, не иначе красноармеец Панин.
– Не стрелять! – прошипел Глеб. – Это свои. Старший лейтенант Шубин.
– Братцы, да это же вы! – Боец вырос из-за дерева. – А я-то думаю, кто тут крадется, как тать в ночи? Товарищи генералы, наши разведчики подошли!
– Да не ори ты, – осадил его Шубин. – Не одни мы в этом лесу, понимаешь?
В ложбине, обрамленной чахлым кустарником, горел костер. Шевелились, поднимались люди. Привстала, захлопала заспанными глазами Татьяна Стрельникова, неуверенно заулыбалась. Здесь же были майор Верещагин и подполковник Игнатов. Оторвались от костра и слеповато щурились полковник Василенко из армейской разведки и член военного совета подполковник Кравец.
С противоположного склона ложбины скатился лейтенант Жмаков с немецким автоматом на груди, соорудил улыбку от уха до уха и полез обниматься.
– Братцы, ну, наконец-то! Мы уже и не чаяли. Забрались в самую глушь, кажется, заблудились, от немцев прятались.
Откинул шинель и протер глаза генерал-майор Алферьев.
– Надо же, какая знаменательная встреча, – проворчал он и стал кряхтя подниматься.
Подошел улыбающийся генерал-майор Боев, тоже расчувствовался, заключил Глеба в объятия. У него была порвана шинель, на щеке алел подсохший рубец, видно, зацепился за ветку.
– Мы искренне рады, Шубин. – Он похлопал разведчика по спине. – Действительно не чаяли. Думали, что пропала ваша команда, уводя противника по ложному следу. Вас меньше стало, – констатировал Боев, озирая лица разведчиков, по которым плясали отблески
