Тест - тест
— Что будем делать? — спросил Решетник, обращаясь к командиру взвода.
— Похоже, сдаются, — покусывая обветренные губы, ответил Красноцветов.— А раз так, то не трогать.
По дороге шли полевые кухни, обозы, бензоцистерны. Командир разведки и его подопечные словно парад принимали. Но "параду" скоро пришел конец. Из середины колонны раздалась автоматная очередь. Потом вторая, третья... И вот уже все вокруг слилось в сплошной грохот ружейно-пулеметной пальбы. Наши танкисты мгновенно укрылись в машинах, автоматчики — за танками. Открыли ответный огонь. Стреляли все. Даже механики- водители, открыв свои люки, поливали озверевшую часть колонны из автоматов, бросали гранаты.
Загорелась одна из бензоцистерн. Вокруг нее моментально образовалось кипящее пламя — горел даже снег.
Сопротивлялись гитлеровцы недолго. Когда, взревев двигателями, на колонну устрашающе двинулись бронированные машины, те из не желавших сложить оружие, кто остался жив, покорились неизбежному — необходимости поднять руки.
4.
На исходе дня танковая разведка достигла северо-западной окраины Касторное. Эта часть города на топокартах значилась как "Касторное Нов.". Остановились во дворе, обнесенном высоким забором.
На крыльце дома Красноцветов увидел пожилую женщину. Поздоровался.
— Здравствуйте, здравствуйте, родненькие! — певуче ответила хозяйка дома. Ее худое и доброе лицо осветилось лучезарной улыбкой. — Сразу признала: нашенские. Господи, наконец-то! — И она приложила край платка к глазам.
Во дворе стояла расписанная маскировочными полосами легковая машина.
— Ясно, немецкая,— сказал Решетняк.
— Тут жил германский интендантский генерал. Это его машина,— подтвердила хозяйка.— Он так быстро смотался, что и машину оставил — уехал с кем-то на другой. Гуся запеченного не слопал.
Вошли в избу. Она большая, светлая, вся в коврах красно-бордового цвета.
— Ого, вон сколько завезли ироды из Германии! — удивились танкисты.— Надолго, видать, хотели обосноваться.
— Какое там из Германии! — возразила женщина.— По рисункам-то и выработке ковры все нашенские, российские.
В доме стоял убийственно вкусный запах. Танкисты и автоматчики, столпившиеся у порога, невольно проглотили слюну. Да и не удивительно. С самого утра во рту маковой росинки не было. Трофейные продукты, правда, есть, но перекусить времени не нашлось. А вот теперь генеральский гусь был бы как раз кстати...
Словно угадав мысли гостей, хозяйка сказала:
— Я вас, ребята, сейчас покормлю.
Она поставила на стол пышущего жаром, аппетитна зарумянившегося гуся. Красноцветов пошел к своей машине, чтобы связаться по рации с командиром батальона.
— Докладывай обстановку,— услышал он в наушниках знакомый голос.
— Частично разгромили и частично пленили колонну, находимся на северо-западной окраине Касторное Нов., на бывшей квартире фашистского генерала, едим жареного гуся! — сообщил разведчик.
— Как противник?
— Здесь не обнаружен. Противник в центре. Высылаю туда дозорную машину. Спешный драп!
— Ждите нас завтра с утра. Должны подвезти горючее,— передал Гладченко. И тут же пригрозил лейтенанту. — А за неуместную шутку с гусем получишь от меня гуся с перцем!..
Примерно часа через два здесь же появились танки какой-то части Брянского фронта. К лейтенанту Красноцветову подошел среднего роста, рыжеусый, в танкошлеме и полушубке командир. Он с каким-то застывшим выражением отчужденности и усталости в глазах посмотрел на лейтенанта, простуженным голосом спросил:
Кто таков?
Красноцветов представился.
— Тогда — порядок,— сразу же подобрел рыжеусый танкист.— Ну, а я — командир сто восемнадцатой танковой бригады подполковник Брегвадзе.— Кивнув в сторону центральной части города, добавил: — Жарко будет. Ну ничего, мы — тертые. Так я говорю, лейтенант?
Утро 28 января. Мороз покрепчал...
Танкисты всю ночь ждали горючее. И вот теперь, закончив заправку, вытянулись в колонну на окраине Лачиново. Комбат Гладченко со своим заместителем по политчасти Феоктистовым были еще в избе, уточняли маршрут движения на Касторное.
— Товарищ капитан! Автоматной очередью из водонапорной башни убит лейтенант Филиппов! — доложил прибежавший командир роты автоматчиков.
— Как убит?! — Вынув изо рта трубку, комбат выскочил из-за стола.
— Прямо в грудь... Наповал...
— Вот сволочи! — зло ругнулся Гладченко. В его сжатом кулаке хрустнул карандаш.— Илларион, прикажи ударить по башне несколькими снарядами. Не догадались раньше...
После третьего выстрела башня развалилась. И тут же кто-то закричал:
— Во-о-оздух!
Лихорадочно застрочили пулеметы. Комбат поспешно уложил карту в планшет и выбежал на улицу.
Четыре "мессера" на бреющем пролетели над поселком.
— По маши-и-ина-а-ам! — разнеслась команда вдоль колонны.
Экипажи вмиг скрылись в танках. Хотел уже вскочить на борт и Гладченко, но в это время заметил приближающуюся Валентину Сергееву, батальонную -фельдшерицу. Впереди нее ковыляла чья-то нескладная фигура, окутанная тряпьем.
"Никак, пленного ведет из разбитой башни",— решил комбат… Именно оттуда и шли они.
Да, это был он, вражеский снайпер и корректировщик, чудом спасшийся из огня и обломков рухнувшей водонапорной башни. Сергеева шла с браунингом в руке и какой-то ношей на спине. Комбат рассмотрел: радиопередатчик.
— Как бы этот пудель не перехитрил ее,— доставая маузер, проговорил капитан.
Валя! Бросай груз или навали на своего кавалера! — крикнул Феоктистов, который тоже заметил необычную пару.
В это время, строча из пулеметов, снова пронеслись низом "мессершмитты". Пленный мгновенно плюхнулся в снег и стал шарить в кармане. Сергеева, сбросив тяжелый передатчик, тоже упала — только чуть в сторону, в снарядную воронку. Корректировщик, вырвав из кармана пистолет, выстрелил в Сергееву. С ее головы слетел танкошлем, сидевший на самой макушке.
— Ах ты, змея ползучая! — в сердцах выкрикнула она.— Ну получай и ты...— Валя сделала три выстрела: подряд.
Но гитлеровцу хоть бы что. Зарыл голову в снег и лежит. Оказывается, на его голове, под платком, была надета каска, которую малокалиберные пули не всегда пробивали. Сергеева славилась меткой стрельбой из личного оружия и, целясь фашисту в голову, не промахнулась...
— Убьет ведь девку! — испугался комбат, видя, как пленный вновь стал поднимать пистолет.
Гладченко сделал резкий прыжок вперед и одним выстрелом из маузера прикончил вражеского корректировщика.
А "мессершмитты" делают еще заход, бьют из пулеметов. С борта танка свалился, окрасив кровью снег, старший лейтенант Юрьев. Словно скошенный, упал на снег комбат Гладченко...
Прибежала Сергеева.
— Убило комбат-а-а! — в ужасе крикнула она.
— Ты чего раскричалась? — вдруг поднял голову капитан.— Где Илларион?
Феоктистов, прижав рукавицей левую руку, выскочил с другой стороны танка, подбежал к лежавшему командиру батальона.
— Что с тобой, командир? Ты ранен?
Гладченко приподнялся на локтях, но от нестерпимой боли вновь опустился на снег.
— Илларион,— тихо произнес он,— принимай пока батальон. Я, кажется, не смогу... сейчас...
Он сделал новую попытку подняться, но безуспешно. Кровь хлестала из обеих его ног.
Никто не заметил, как улетели "мессеры". Капитана быстро занесли в избу. Распоров его хромовые сапоги.
Валя Сергеева обработала раны, стала накладывать длину...
— Валентина Леонтьевна, где моя трубка? Подымить страшно хочется...— обессилено произнес комбат.
Кто-то нашел трубку, раскурил ее. Затянувшись пару раз, капитан вдруг выронил ее на пол и потерял сознание. Его лоб усеяли бисеринок пота. Валя в оцепенении смотрела на страшно изменившееся, побледневшее лицо командира, потом отвернулась и заплакала. Почему-то подумала, что все это произошло по ее вине. И надо же было ей возиться с плюгавым гитлеровцем!..
Неожиданно приехали комбриг Овчаренко и начальник штаба бригады майор Кулешов. С шумом распахнулась дверь. Им уже сказали о ранении командира батальона.
Комбат медленно открыл помутневшие глаза и опять закрыл их. Что-то попытался сказать. Понять было нельзя.
— Степень ранения? — спросил комбриг у Сергеевой.
— Очень тяжелое... В обеих ногах насчитала семь ран от крупнокалиберных пуль. Перебита бедренная артерия...
— Срочно на танк и — в госпиталь! — приказал комбриг. Взглянув на Феоктистова, который продолжал придерживать левую руку, спросил: — Илларион Гаврилович, ты тоже ранен?
Замполит батальона еще не успел перевязать руку. На его белом полушубке ярко рдели полоски крови. Рана сильно беспокоила, но он небрежно махнул правой рукой.
