Владимир Возовиков - Особое задание
— Солдат и сержантов я не могу винить, — сказал он офицерам роты. — Они старались. И у меня на этот счет такой взгляд: командир выигрывает бой вместе со своими подчиненными. А проигрывает его он только сам. Потому что учит и воспитывает людей — командир.
— Согласен с вами, — поддержал лейтенант Сергей Малышенко, заместитель командира роты по политчасти. — Кое-кто на погоду сетует, а нам просто закалки и мастерства не хватило. Меня тоже задело, что после первого боя на учении нас, по сути, во второй эшелон перевели. Тут вопрос нашей чести.
Самолюбие лейтенантов он задел, но главное было ещё впереди. Лишь неустанные труды выводят человека к цели, иного пути нет. А цель для себя он определил немалую: доказать, что рота может стать в батальоне ведущей.
Смирнов начал с оценки каждого занятия во взводах и отделениях. Дотошно разбирая методику офицера и сержанта, он добивался, чтобы у того постоянно возникал жесткий вопрос к себе: чему научил он своих солдат сегодня, в чём они стали увереннее и сильнее? Если положительного ответа не находилось, значит, время потрачено зря. Требовательности Смирнова стали побаиваться. Зато и уважение к нему росло.
Горы требуют от людей особой закалки — это говорил ему и прошлый опыт. На стрельбище, тактическом поле он сделал ставку на комплексные тренировки, когда солдат и сержант учится одновременно наблюдать за противником, применяться к местности, вести огонь, маскироваться, следить за соседями, развивает ловкость, выносливость и силу. Часто приходил на ротные занятия комбат — одобрял, давал свои советы. И лишь со временем Смирнов оценил помощь своего заместителя по политчасти.
Лейтенант Малышенко отлично стрелял из всех видов оружия, владел всеми профессиями, какие есть в батальоне. Появляясь на тренировках, он своим примером разжигал настоящую борьбу за первенство. В этой борьбе скоро выделился боевой актив, на который можно рассчитывать в самый трудный момент. В роте даже своя прибаутка сложилась: «Стреляй — как Зотов, води — как Ботов, бегай — как Диденко, ползай — как Войтенко, и отметит тебя лейтенант Малышенко». Он действительно умел отметить отличившихся — перед строем, на собрании, в стенной печати. Взводы и отделения ревниво следили за тем, чтобы в их числе был хотя бы один из лучших в воинской профессии — пулеметчик, гранатомётчик, снайпер, водитель или наводчик — оператор БМП. За этими лучшими потянулись все…
Смирнову вдруг припомнилась кривобокая сопка с неровными, словно изорванными, скатами. Солнце и раскаленные камни как будто сожгли воздух, и всё же в нём держалась мелкая, едкая пыль. Обходя опорный пункт «противника», рота поднималась на боковой гребень. Смирнов видел, как цепочки взводов залегают всё чаще, а время истекало. Он искал глазами командиров взводов. Догадаются ли сами, в чём теперь главное? Если в критический момент боя нужен огонь — сам ложись за пулемет! Надо прорваться сквозь трудный участок, — покажи пример, если даже придется первым пройти по минному полю!..
Он нашел их в цепи взводов — лейтенантов Галиулина, Ищука, Титкова. Понял: главное сейчас — хотя бы десятку стрелков выйти на гребень вовремя, а уж там они обеспечат выход всей роты. На фланге, где подъем особенно труден, впереди цепи оказался замполит, за ним тянутся сержант Зотов и рядовой Войтенко, те самые, о которых сложена прибаутка. И ещё десяток мотострелков опережают цепь: сержант Петраков, ефрейторы Титанов и Абаев, рядовые Серегин и Комаров… Коммунисты и комсомольцы, боевой актив роты — командирская опора.
В этот день Смирнов поверил, что рота в батальоне может стать ведущей, люди стремились к этому, старались доказать, что самую трудную задачу могут выполнить наилучшим образом.
Неделю назад прошло учение с боевой стрельбой, но не сама оценка, лучшая в батальоне, была дорога ротному. Всё получилось у него на этом учении — марш, атака, стрельба, маневр — вот самое дорогое. Лишь после всех волнений и тревог он понял, что пережил, может быть, самые счастливые часы своей командирской жизни. Не оттого ли немножко грустно, что эти часы уже позади? Впрочем, стоит ли грустить о таком? — ведь новый год впереди, а цель у него в наступающем году побольше прежней…
Рота в две шеренги стояла перед казармой на белой от снега площадке, и он словно увидел её новыми глазами. За последние месяцы глаз привык к выгоревшим кителям и защитным курткам, а тут — строгий ряд перепоясанных шинелей, блеск пряжек и звездочек, смуглые от загара, спокойные лица. Когда выслушал рапорт старшины и поздоровался с людьми, спросил, по какому случаю построение.
— Приказано, товарищ старший лейтенант, от каждой роты выделить по двадцать человек. Я за вами посыльного отправил — вы назначены начальником сводной команды.
— А что случилось?
— На перевале перекрыло дорогу. Не то лавина сошла, не то пурга нашалила. Саперы просят помощи, люди нужны.
«Значит, комбат хочет быть справедливым — от каждой роты берет людей поровну, хотя мы отдыхаем, а у соседей ещё с техникой хватит забот. Надо помочь комбату. Видно, у передовиков доля такая — делать побольше других… Жалко — письма сегодня уже не отправить, опоздают. Придется поздравить телеграммами».
Смирнов пристально оглядел строй.
— Дело, товарищи, серьезное. Дорога в горах — это жизнь, вы не хуже меня знаете. Поработать придется на совесть. Поэтому прошу выйти из строя добровольцев…
Несколько мгновений строй был неподвижен, и тревожно дрогнуло сердце командира. Но вот вперед шагнул комсомольский секретарь Зотов, за ним — рядовой Войтенко и ефрейтор Птанов, спустя секунду, обе шеренги качнулись, сделали два шага вперед.
— Спасибо, — сказал он спокойно. — Даже и на расчистке дороги одна рота — это не то, что сводная команда. Ведите, старшина, роту переодеваться.
И когда проходили они мимо командира, печатая шаг по снежной площадке, в памяти его вдруг снова ожило что-то далекое. Может быть, темно-зеленые горные кедры над скальной кручей, похожие на воинский строй.
Звено выходит на цель
Капитан Сергеев поднялся задолго до солнца. Не каждый день и даже не каждый месяц выпадает его вертолетному звену участвовать на учениях с боевой стрельбой. Для летчиков — это суровая школа, для командира — ещё и суровый экзамен, и Сергееву хотелось ещё раз обдумать над картой предстоящее дело. Накануне вечером офицер штаба руководства учениями назвал две возможные зоны штурмовки, но это не значило, что утром не будет назначена третья. Быстрая и неожиданная смена обстановки — свойство современного боя, а на учениях следуют его законам…
Рассветы в горах наступают медленно. Ночью стоял легкий мороз, и рассвет занимался ясный, лимонно-прозрачный. Считай, повезло, хотя в далеких ложбинах гор угадывался туман. Если с восходом солнца он потечет вниз, в долины, будет худо… Замаскированные машины стояли по краям взлетной площадки, чуть поодаль в палатках спали летчики и техники. Увидев командира звена, дежурный озабоченно спросил:
— Поднимать людей?
— Поднимите, как было указано, через полчаса. Пусть досыпают, работка предстоит непростая.
— Да, уж на здешнем полигоне не развернешься, — сочувственно кивнул дежурный…
На первый взгляд предстоящая задача выглядела несложной: перехватить подвижный отряд «противника» в долине, глубоко прорезающей горы. Сбиться с маршрута, проглядеть цель здесь невозможно. Но учения подчиняются законам войны, и сработать по-фронтовому, заслужить высокую оценку вертолетчикам будет нелегко. «Противник», конечно, имеет в голове колонны сильное зенитное прикрытие, услышав вертолеты на подходе, он встретит их жесточайшим огнем. Поэтому старший начальник приурочил огневую атаку вертолетчиков к моменту удара по цели истребителей-бомбардировщиков. И тут успех зависит от умелого взаимодействия, точного командирского расчета. Звено должно появиться над целью сразу, как только самолеты нанесут удар, пока «противник» не опомнился. И конечно, надо сразу обнаружить и подавить уцелевшие зенитные средства — вот тогда останется только довершить его разгром. Но это непросто даже на равнине, а тем более — в горах…
Оставались последние минуты перед подъемом — последние минуты тишины у подножия этого дикого отрога. Уже достаточно хорошо рассвело. Сложив карту, Сергеев прошел на край взлетной площадки, огляделся. Угрюмые, голые хребты вдали и вблизи, серые щебнистые осыпи на склонах, серые валуны в распадках. Марсианский пейзаж… Сергееву стало даже не по себе — вспомнились чьи-то странные стихи о космолетчике, который через годы воротился на землю и увидел её сожженной ядерным огнем. Вся земля — громадный мертвый камень, летящий в пространстве среди таких же мертвых камней и мертвящего огня звезд.
