Александр Шашков - Гроза зреет в тишине
Увидев генералов, «жандармы» дружно встали. Командир эскадры нетерпеливым движением руки приказал им садиться и повернулся к «инспектору»:
— Прошу к перископу.
Перископов было несколько. Не спрашивая разрешения, Шаповалов подошел к одному из них. Он надеялся, что сейчас увидит весь аэродром: взлетные дорожки, сигнальные огни, увидит и запомнит каждый более или менее заметный ориентир. Увидел же он редкий низкорослый кустарник, среди которого торчали две старые высокие сосны...
«Что он... одурачить нас хочет?» — шевельнулась тревога в сердце разведчика. — Неужели...»
Пронзительные гудки сирены оборвали мысли Шаповалова. Он плотнее прильнул к прибору и — замер от удивления. Кустарник... ожил! Стряхивая со своих веток иней, молоденькие березки и елочки зашевелились, начали медленно расступаться. Прошло три, может, четыре минуты, и три широкие бетонированные дорожки пролегли через редкий кустарник и уперлись в ровное заснеженное поле. Среди кустов замигали зеленые и красные фонари, засуетились одетые в комбинезоны люди. Из-под земли поползли на серый бетон взлетных полос огромные белые самолеты...
Шаповалов смотрел на аэродром, на мощные чужие машины, и сердце его билось гулкими тяжелыми толчками. «Так вот где притаилась смерть для тысяч наших людей!» — подумал он и осторожно взглянул на «жандармов», словно боясь, что они услышат недобрый стук его сердца.
— Что ж, неплохо. Только пять минут — это не плохо! — послышался голос Мюллера. Мюллер пересел от перископа к столу, закурил и спросил:
— Сколько у вас таких машин?
— Вы имеете в виду бомбардировщики «Хейнкель-111»? Шестьдесят. И еще двадцать пять «хеншелей», штурмовиков. Кроме того, мы имеем тридцать истребителей типа «Фокке-вульф-190 А».
— О-о! Сразу видно, что вы у рейхсмаршала не на последнем счету! — мило улыбнулся «инспектор», и лицо командира эскадры порозовело от удовольствия.
— Да. Не обижаюсь. И не завидую тем, над чьими городами появятся мои птички!
— Что ж, отлично! — энергично поднялся «инспектор». — Объявляйте отбой, и пойдем взглянем на ваши ангары...
Когда ангары были осмотрены, Шаповалов мимоходом, выбрав удобный момент, шепнул Мюллеру:
— На склад боеприпасов.
Мюллер кивнул головой. Оглянулся по сторонам, ища глазами генерала, который куда-то отлучился, и — замер. Из дальнего угла ангара на него с интересом и удивлением смотрел уже немолодой человек. Мюллер скользнул глазами по его мрачному лицу, отвернулся и громко позвал:
— Господин генерал!
Командир эскадры быстро подошел. Мюллер виновато улыбнулся и тихо промолвил:
— Я думаю, мой генерал, на сегодня хватит. Не знаю, как вы, а я — устал. Дорога, да и вчера... видимо, выпил лишнее. Моторчик постукивает...
— Признаться, я и сам немного устал! — улыбнулся генерал, — Как-никак целый день на ногах! Прошу ко мне, пообедаем.
— Простите, но если вы не настаиваете, я часика два отдохну. Посидим вечером...
Вернувшись в блиндаж, Мюллер схватил Шаповалова за руки и взволнованно заговорил:
— Бегите. Вам нужно немедленно исчезнуть. Берите машину, скажите, что я приказал вам ехать на разъезд. Зачем — не объясняйте никому, и — бегите!
— Я вас не понимаю, — в упор глядя майору в глаза, сказал Шаповалов.
— Меня узнали. Лейтенант... Он служил в моем особом строительном батальоне, на той самой авиабазе, которую взорвал Веселов. Этого лейтенанта в то время на территории базы не было, я посылал его в штаб армии. И вот он здесь.
— Вот это ф-фокус! — Шаповалов долго сидел неподвижно, уставившись в завешенную темно-вишневым плюшем дверь, потом осторожно спросил:
— Вы можете приказать, чтобы вон в тот зал, — кивнул он на портьеру, — сегодня, ровно через час, собрался весь лётный состав? На совещание.
Мюллер внимательно посмотрел на Шаповалова, опустил глаза и кивнул головой.
— Тогда сейчас же идите к командиру эскадры и сообщите ему, что у вас есть особые инструкции от рейхсмаршала, которые следует довести до каждого летчика. Вернетесь сюда вместе с генералом.
Мюллер снова кивнул головой и медленно вышел. Когда его шаги затихли, Шаповалов запер на ключ дверь, достал из-под кровати чемодан и исчез за темно-вишневой портьерой.
Вернулся в блиндаж минут через десять, бросил чемодан на прежнее место, открыл дверь и закурил.
Было пять часов вечера...
XIII
Сто тридцать девять человек, и среди них — командиры всех ста пятнадцати самолетов, сидели в мрачном конференц-зале и тихо переговаривались в ожидании командира эскадры и «инспектора». До ушей Шаловалова, перебиравшего в папке какие-то документы, доносились обрывки тревожных фраз, в них часто повторялось слово «Сталинград».
«А, гады, зашипели! Боитесь попасть туда? — исподлобья поглядывая в зал, ликовал Шаповалов. — Ничего, вам «Сталинград» будет устроен здесь!»
Он закрыл папку, отнес ее на кафедру и, закурив сигарету, вышел. До начала «совещания» оставалось четыре минуты, и он начинал волноваться. Настойчиво лезла в голову страшная мысль: а что, если тот лейтенант успел донести? Шаповалов решил выйти из блиндажа на улицу, открыл дверь и... увидел на ступеньках обоих генералов. Они спускались вниз и по-дружески весело разговаривали о чем-то личном, видимо, далеко не военном.
— Что, оберштурмфюрер, все собрались? — на ходу поинтересовался «инспектор».
— Все, мой генерал!
— Вы проходите, генерал, — повернувшись к командиру эскадры, сказал «инспектор», — а я возьму пачку сигарет.
— Вы зря задержались, — недовольно прошептал Шаповалов, когда командир эскадры исчез за дверью конференц-зала.
— Но я совершенно не знаю, что мне нужно говорить! Я вообще не умею выступать, — растерянно и беспомощно улыбнулся Мюллер.
— Идем в спальню, — поспешил Шаповалов. — Слушайте. Говорите о войне. О Сталинграде. Говорите, что русским не удастся уничтожить прославленную армию Паулюса, что немецкие войска вскоре снова двинутся на Москву и что в этой операции эскадра должна будет сыграть решающую роль. И так далее. Говорите ровно пять минут. А там — слушайтесь меня.
— Я вас понял.
Мюллер направился к двери. Шаповалов догнал его и сунул в руку пачку сигарет. «Инспектор» смущенно улыбнулся, благодарно кивнул головой и вошел в зал.
...Он уже охарактеризовал положение героической армии Паулюса под Сталинградом, когда дверь вдруг широко открылась и оберштурмфюрер Эрнст Герц с порога шепнул:
— Прошу прощенья, герр генерал! Вас срочно просят к телефону!
— Кто?! — резко и недовольно спросил «инспектор».
— Шеф местного СД, обер-фюрер фон Зейдлиц, — повысил голос и «адъютант». — Есть важные указания из Берлина.
— Прошу прощения, — кивнул «инспектор» офицерам, озабоченно нахмурился и неторопливым шагом вышел, плотно закрыв за собой дверь.
— Что случилось? — сразу же спросил он у Шаповалова.
— Сейчас же одевайте шинель и — в машину, — приказал Шаповалов, внимательно глядя на закрытую дверь. — У нас осталась одна минута: садитесь на заднее сиденье.
— Слушаю! — козырнул «генерал» и, сорвав с вешалки шинель, быстро вышел.
Шаповалов взял трубку, лежавшую на краю стола, и, посматривая то на секундную стрелку часов, то на темно-вишневую портьеру, громко заговорил:
— Алло! Господин обер-фюрер? Говорит обер-штурмфюрер Герц! Передаю трубку генералу! Алло! Что вы сказали? Я плохо слышу!.. Перезвоните!
Шаповалов осторожно положил трубку, на цыпочках подкрался к двери, которая вела в зал, осторожно повернул ключ и — бросился прочь из блиндажа.
Он уже достиг верхней ступеньки, когда земля под его ногами дважды конвульсивно дернулась. Споткнувшись, Шаповалов упал на колени, оглянулся назад.
Зловещие клубы дыма, медленно переползая со ступеньки на ступеньку, ползли ему вдогонку. Словно испугавшись их молчаливой и грозной погони, Шаповалов вскочил на ноги, с разгона толкнул руками тяжелую дверь и выскочил на улицу. Сев рядом с шофером, резко приказал:
— На разъезд.
Шофер удивленно посмотрел на взволнованного «адъютанта», но тот достал из кармана вальтер и повторял уже более спокойно и сурово:
— На разъезд! Скорость — сто километров.
Машина бешено сорвалась с места и понеслась к шлагбауму.
— Сигнал. Условный сигнал, — спокойно диктовал Шаповалов.
Шофер пять раз коротко ткнул пальцем в кнопку сигнала. Шлагбаум вздрогнул и быстро пополз в сторону.
...Машина уже была за чертой аэродрома, когда откуда-то из леса застрочил пулемет. Две пули прошили боковое стекло, шофер глухо застонал и всем телом навалился на руль. Машина завиляла из стороны в сторону.
«Ранили!» — Шаповалов правой рукой схватился за руль. Перегнувшись через обмякшее тело ефрейтора, он дотянулся левой рукой до противоположной дверцы кабины, повернул ручку, ударом плеча выбросил шофера на снег, сел на его место. Оглянулся. Погони не было. Только сзади, откуда-то из тайного укрытия, лихорадочно бил пулемет.
