Игорь Фролов - Вертолетчик
— Да я вот только подошел, думал наши вернулись. Вы у Ми шестых спросите, они все это время разгружались.
Прапорщик стрельнул у борттехника сигаретку, прикурил, и собирался двинуть на другую сторону поля, где стояли две серые слоновьи туши Ми-6, окруженные машинами. Но тут в закрытом вертолете раздалось слабое журчание, и через секунду из межстворочной щели на снег потекла светло-желтая струйка. Прапорщик насторожился, наклонился, заглядывая под днище.
— Вот, блин! Топливо через дренаж выбивает! — сказал борттехник, тоже наклоняясь. — Это все — от перепада давления…
Прапорщик выпрямился и вздохнул:
— Пойду на большие вертолеты схожу…А, может, он и сам уже вернулся?
Так щенок с чагчаранских гор транзитом через Шинданд оказался на Дальнем Востоке Советского Союза.
БронебочкаЧагчаранские рейсы продолжали беспокоить своей опасностью. Невозможность адекватных ответов высокогорным корсарам из-за нехватки топлива бесила вертолетчиков. Однажды борт № 10 забрал из Чагчарана раненых. Взлетели, взобрались на вершину хребта, пошли на Шинданд. Борттехник помогал доктору ставить капельницы — затягивал жгуты, держал руки бойцов, пытаясь компенсировать вибрацию, из-за которой доктор никак не мог попасть иглой в вену — на этой высоте трясло так, будто мчались на телеге. Вскоре началась сказываться разреженность воздуха — два бойца, раненных в грудь, синели и задыхались, выдувая розовые пузыри. На борту кислорода не было — в самом начале делались попытки установить три кислородных баллона в кабину для летчиков, но от этого быстро отказались — при попадании пули баллон, взрываясь, не оставлял никаких шансов.
Делать было нечего — раненые могли не дотянуть до госпиталя — и командир повел пару вниз. А там, в речных долинах их уже ждали воины джихада. Отплевываясь жидким огнем, кое-как ушли. Чтобы не рисковать, снова оседлали хребет Сафед Кох, и снова раненые начали хватать пустой воздух окровавленными ртами. Опять скатились с вершин, петляли по распадкам, и опять напоролись — были обстреляны из «буров» (бур [жарг.] английская винтовка Ли-Энфилда 1904 г., обладает точным и мощным боем) мирно жнущими декханами.
Раненых они все же довезли живыми, но этот рейс окончательно разозлил борттехника Ф. На следующий рейс в горы он приготовился — поставил на борт две обыкновенные бочки, залил их керосином, то же самое сделал и борттехник ведомого 27-го лейтенант М. Зарядили побольше пулеметных лент, забили по шесть ракетных блоков.
В Чагчаране содержимое бочек перелили в баки, чем добавили себе почти час полета. Обратно летели, не торопясь, рыскали по долинам, заглядывая за каждое деревце, дразня чабанов и огородников мнимой беззащитностью. И враги клюнули.
— По нам работают, — вдруг доложил ведомый. — Кажется, в попу засадили. Но вроде летим пока…
Командир тут же увел пару по руслу речки влево, за горушку. Обычно вертолеты уходили, не оглядываясь, только экипажи бессильно скрипели зубами. Духи, зная о топливных проблемах, все время стреляли в хвост. Но на этот раз все было иначе.
— Ну, держитесь, шакалы! — сказал командир и повел машину в набор, огибая горушку.
Пара выпала из-за хребта прямо на головы не ожидавших такой подлости духов. Грузовик с ДШК в кузове стоял на берегу, трое бородатых, развалившись на травке, смеялись над трусливыми шурави.
— На границе тучи ходят хмуро, — тихо, словно боясь спугнуть, пробормотал командир, переваливая вершину.
Духи, увидев падающих с неба пятнистых драконов, подпрыгнули, один бросился к кабине, двое полезли в кузов. Борттехник Ф. припечатал пальцами гашетки — что там останется после командирских нурсов! — очередь сорвала открытую дверцу машины, порубила кабину, трассеры змеями закрутились по кузову…
— И летели наземь самураи, — заорал командир, давя на гашетку, — под напором стали и огня!
После залпа нурсов грузовик выпал обратно на землю в виде металлических и резиновых осадков. Они горели в отдалении друг от друга. Особенно чадило колесо, лежащее у самой воды. Клуб дыма уплывал вверх — пронзительно-черный пузырь на фоне сахарных вершин.
— Даже если кто жив остался, — сказал командир, — добивать не будем. На всю оставшуюся жизнь перебздел. Отныне он — обыкновенный засранец…
Остаток пути экипаж пел «На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят». И с особенным напором, со слезами гордости на глазах, заканчивали:
— Экипаж машины боевой!!!
А борттехник поливал близкие склоны длинными очередями. Чтобы слышали и боялись.
Когда прилетели, выяснилось, что в ведомого действительно попали. Из ДШК (калибр 12,7 мм). Пуля прошила задние створки, отрикошетила от ребра жесткости, пробила один бок пустой бочки из-под керосина и застряла в противоположном, высунув смятый нос.
Эти пули от ДШК (даже китайского производства) обладали большой пробойной силой. Однажды такая болванка пробила днище вертолета, правую чашку, на которой сидел штурман старший лейтенант В., прошла все слои парашюта, и остановилась, ткнувшись горячим носом через ткань ранца в седалище старшего лейтенанта. В горячке боя тот не понял, что произошло, но уже на земле, увидев острый бугорок, и осознав, что могло быть, упал в обморок. Его привели в чувство и поднесли стакан спирта. После перенесенного стресса такая ударная доза даже не свалила летчика с ног, — только успокоила.
Когда пулю вынули из стенки бочки, борттехник Ф., нанизав обе дырки на луч своего взгляда, сказал, прищурившись:
— А знаешь, Феликс, — она шла прямо тебе в спину. Если бы не моя бочка, просверлила бы эта пулька дырку тебе под орден — с закруткой на спине…
— Если бы не твоя бочка, — сказал, поежившись, лейтенант М., - мы бы по хребту тихонько проползли, никуда не спускаясь, твою медь!
— Зато теперь бояться будут. А то совсем нюх потеряли!
И в самом деле, чагчаранский маршрут стал много спокойней.
О любви 1.Утро. Построение в штабном дворике. Перед строем рядом с комэской стоит маленький опухший начальник вещевой части. Он виновато смотрит себе под ноги.
— Товарищи офицеры! — говорит командир эскадрильи. — Мне поступила жалоба от наших женщин. Сегодня ночью, данный старший лейтенант вместе с двумя представителями дружественной нам армии «зеленых» устроил в женском модуле пьяный дебош. Ломился в комнаты, угрожал, словом, делал все, что в таких случаях полагается. Такова версия женщин. Теперь мы обязаны выслушать версию другой стороны. Итак, что вы, товарищ старший лейтенант, делали в два часа ночи в женском модуле?
— Ин-н… — сказал начвещь и запнулся.
— Что? Громче, чтобы все слышали!
— Инвентаризацию проводил!
2.Однажды, придя в баню после трудового дня, летчики обнаружили в большом бассейне плавающий кусок ваты. Они допросили банщика, и тот сознался, что днем купались женщины. Возмущенные явной антисанитарией, летчики нырять в бассейн отказались, и ограничились после парилки малым бассейном, в котором вода была проточной.
О случившемся довели до сведения командира. Наутро, стоя перед строем, командир сказал:
— Это действительно непорядок. Отныне назначаю женским помывочным днем четверг, и к утру пятницы вода в бассейне должна быть обновлена.
— Правильно! — раздалось из строя. — А то ебутся с кем попало, а мы потом эту воду глотай!
— С кем попало? — удивился командир. — А я-то, грешным делом, думал — с вами…
3.В Шинданд прибыл известный бард Р. На второй день он дал концерт, который проходил прямо за модулем вертолетчиков. Во время концерта певцу поступали записки, и он отвечал на содержащиеся в них вопросы.
Р. озвучивает очередную записку:
— «Спасибо, что рвете не только струны»…
Слегка задумавшись, со смешком отвечает:
— Пожалуйста. Рвем, а как же, чего не рвать…
За спиной борттехника Ф. кто-то из зрителей не выдерживает:
— Сволочь! Тут второй год не можешь кому-нибудь струны порвать, а он уже на второй день…
— Да это липа! — не верит второй зритель. — Сам, небось, написал. Ну ты подумай — откуда у местных непорванные струны?
4.Официантка Света из летной столовой была красива. Нет, скорее великолепна. А, может быть, зверски хороша. Впрочем, это мнение лейтенанта Ф. разделяли далеко не все. Зеленые глаза, большие губы, небрежная челка, «конский хвост», узкое, гибкое загорелое тело, маленькая грудь, которую туго обтягивала майка, открывающая смуглый плоский живот — все это конечно не могло не возбуждать завтракающих, обедающих и ужинающих. Но далеко не все восхищались в открытую. Очень многие при упоминании прекрасной разносчицы блюд корчили гадкие рожи. Может быть, вызывающе маленькая грудь была камнем преткновения для любителей пышных форм, но существовала еще одна причина настороженного отношения большинства летного состава. Красавица была холодна к проявляемым знакам внимания. Однажды, когда майор Г. протянул ласковую руку к загорелому бедру наливающей чай Светы, она равнодушно сказала:
