Максим Шахов - Японская пытка
— Да, хорошее оружие многое решает, — согласился Ричард.
— Сдавшихся римлян китайцы взяли к себе на службу.
— Я вот только одного понять не могу, — задумался американец, — как-то странно получается: китайцы такие передовые насчет оружия были, а когда порох первыми придумали, то в военном деле его использовать не стали. Только на фейерверки. А вот европейцы сообразили, пушек понаделали, мушкетов — и считай, весь мир завоевали.
Продолжить увлекательную дискуссию с историческими экскурсами не удалось. В звуки природы — свист ветра, шум тростника, кваканье лягушек диссонансом вошел еле различимый гул двигателя. Доносился он издалека. Беглецы мгновенно смолкли. На лицах проявилась тревога. Благодушие и расслабленность тут же улетучились. Американский летчик вскинул голову.
— Самолет — или бомбардировщик, или транспортник. У истребителя двигатель по-другому звучит. Кажется, я даже знаю марку — это «Дуглас».
Галицкий тут же припомнил, что видел на летном поле «Отряда 731», когда встречал немца Гросса, именно «Дуглас».
— У них такой самолет есть.
— В «отряде» даже есть своя авиация? — вскинул брови Ричард.
— У них много чего есть.
Гул нарастал.
— Все в укрытие! С воздуха нас будет видно, как на ладони, — распорядился Галицкий.
Костер тут же залили водой, черное пятно кострища забросали сухим тростником, чтобы его не заметили с воздуха. Беглецы заползли в свое слепленное из ила и тростника укрытие. Ричард наблюдал за небом, проковыряв в крыше отверстие размером с кулак.
— Точно — «Дуглас», — сказал он.
Самолет шел высоко.
— Если бы мы были в чистом поле, нас бы мигом обнаружили, — Николай не удержался от того, чтобы напомнить товарищам о своей правоте при выборе маршрута. — Уже пролетел? — спросил он у Ричарда, вслушиваясь в удаляющийся гул.
— Я его не вижу, но, судя по звуку, на разворот пошел и снижается.
— Как ты это определяешь?
— Когда самолет приближается, звук мотора звучит выше, когда удаляется или на снижение идет — звук понижается.
И точно, гудение двигателей стало нарастать. Вскоре оно уже оглушало. Тяжелый двухмоторный «Дуглас» шел почти над самой землей, его длинный фюзеляж промелькнул над укрытием, волна ветра, создаваемого пропеллерами, ворвалась внутрь укрытия, грозя сорвать крышу. Николай еле успел высунуть через лаз руки и прижать тростниковый настил. Под вихрем захрустели сухие стебли, самолет вновь набрал высоту и стал кружить над озером.
— Неужели что-то заметил? — с опаской произнес Галицкий.
Все тревожно замолчали, вслушиваясь в гудение моторов.
— Ты был прав, — сказал Ричард.
— В чем?
— Самолет не военный, а гражданский, значит, он точно принадлежит «отряду»…
…Трепетала на ветру маскировочная сеть. Ихара сидел возле рации, надвинув на голову наушники, микрофон он сжимал двумя руками возле самого рта.
— Ты уверен, что они прячутся на озере? — долетал до него голос генерала Сиро Иссии.
— Они должны быть там, ваше превосходительство.
— Но я их не вижу сверху, мы прошлись над самым озером. Любой шалаш разлетелся бы от ветра. Я не наблюдаю протоптанных в зарослях тропинок.
— Они хорошо замаскировались, действуют осторожно, господин генерал.
— Не выпусти ситуацию из-под контроля. Ты обещал, что с наступлением темноты войдешь в контакт с нашим человеком.
— Надеюсь, что это произойдет.
— Сразу же мне доложишь. Конец связи.
Ихара снял с головы наушники и посмотрел в небо. Сквозь маскировочную сеть «Дуглас» еще раз прошелся над озером, затем, качнув крыльями, стал набирать высоту и ушел к югу.
Бордовый диск солнца медленно коснулся горизонта. Ихара торопливо закурил, ведь после наступления темноты он не мог себе позволить зажигать огонь. Выпущенный дым тут же подхватывал ветер и уносил в степь. Ихара любил наблюдать за заходом солнца. Это природное явление навевало на него поэтическое настроение. Практически у всех классических японских поэтов были строки, посвященные заходам и закатам. Ихара хотелось написать пятистишие — танку, и именно о закате в степи. Ведь раньше о таком никто из японских поэтов не писал.
— Пыльный диск солнца, — вполголоса проговорил Ихара первую строчку еще ненаписанного стиха.
— Вы о чем-то спросили? — у вольнонаемного, сидящего на деревянном ящике грузовика, оказался чуткий слух.
— Нет, я просто пытаюсь припомнить одну фразу, не обращай внимания, — недовольно ответил начальник отдела.
Он не любил, когда его тревожили во время творчества. Так можно было спугнуть вдохновение.
— Пыльный диск солнца, — повторил он уже почти беззвучно. — Пыльный диск солнца над степью завис… Ветер к западу клонит тростник… Запоздалая птица в небе… Когда же вспыхнет первая звезда… Как далеко я от дома…
Строчки пока еще не были окончательными, не отвечали классической форме танку количеством слогов. Но возникший образ Ихара понравился. Находясь в Маньчжурии, он в самом деле ощущал себя очень одиноким. Жизненной энергией подпитывался во время работы. Он спешил ее делать, надеясь, пока есть возможность и расходный материал, совершить открытие мирового уровня в фундаментальной науке. Багровый диск солнца уходил неспешно. Вот видна уже только половина, краешек. Исчез и он, послав на прощание ярко-зеленый луч. Ихара знал, что этот зеленый луч — всего лишь свойство человеческого глаза. Его не существует в природе. Если долго глядеть на что-то желтое, а потом перевести взгляд на белый фон, то увидишь синее пятно. Будешь смотреть на красное — увидишь зеленый цвет. Да, этот прощальный луч являлся плодом воображения. Он существовал лишь в голове Ихара. Но такими же нематериальными являлись и стихи. В небе, как написал Ихара, загорелась первая звезда, и сентиментальный начальник отдела пообещал себе, что завтра, глядя на заходящее солнце, напишет еще одну танку, в которой обязательно упомянет прощальный зеленый луч.
Сгущались сумерки, степь погружалась в темноту. Ихара сидел за раскладным генеральским столиком и неторопливо допивал кофе, чашка грела озябшие пальцы.
— Пора, — произнес начальник отдела, поднимаясь из-за стола, и надел лайковые перчатки. Их кожа была такой тонкой и нежно выделанной, что почти не ощущалась.
— Вас сопроводить? — вольнонаемный встал с ящика и повесил на плечо карабин.
— Не стоит, отдыхай. Я просто пройдусь по степи, прогуляюсь. Устал сидеть под маскировочной сетью. Обо мне не беспокойтесь.
Ихара сунул руку в карман, нащупал рифленую ручку револьвера, снял его с предохранителя, после чего почувствовал себя более уверенно. Он не спеша шел по степи, вслушиваясь в завывание ветра. Снег уже почти целиком сошел, и по степи перекатывались освободившиеся от ледяного плена шары перекати-поле. Полоска тростников солончакового озера медленно приближалась.
Начальник отдела стоял перед стеной зарослей и терпеливо дожидался. Стебли качнулись, и на открытое пространство вышел тот из беглецов, кого Ихара завербовал.
— Наконец-то, — произнес Ихара. — Докладывай, как у вас обстоят дела?
Часовой у грузовой машины всматривался в темноту, из которой доносился хруст мелких камешков. Когда вблизи замаячил силуэт человека, он негромко произнес:
— Стой, кто идет?
— Это я, — ответил Ихара.
Он зашел под навес из маскировочной сетки, устало опустился на раскладной походный стул.
— Где радист?
— Спит, господин Ихара.
— Разбуди его.
Заспанный радист сидел у рации и вызывал базу. Наконец связь с Харбином была установлена. На другом конце линии послышался бодрый голос Сиро Иссии.
— Слушаю тебя!
Ихара говорил вполголоса. В притихшей ночной степи любой посторонний звук слышен за километры.
— Наш информатор вышел на связь. Я только что говорил с ним. Беглецы прячутся в тростнике на солончаковом озере. Построили себе надежное укрытие, которое вам не удалось обнаружить даже с воздуха. Проблему чистой пресной воды они решили.
— Каким образом? — тут же поинтересовался изобретатель армейских водяных фильтров.
— Едят снег, снимая с него наст. На озере возле кочек снежный покров еще сохранился.
— Как борются с холодом?
— Используют сухие листья тростника, набивают его под одежду, подстилают на землю, зарываются в него. Такая набивка очень хорошо сохраняет тепло.
— Что они едят?
— Ловят озерных лягушек, они там водятся в изобилии. В пищу используют исключительно задние лапки. Таким образом, получают необходимые для существования калории. На голод никто не жалуется, разве что переживают из-за отсутствия хлеба.
— Это уже дело вкуса, — вздохнул генерал-лейтенант. — Лягушек едят сырыми? Не боятся заражения?
