Владимир Карпов - Взять живым!

— Ясно.

— Усвоили.

По четким этим ответам Ромашкин понял: у ребят хорошее настроение. Да и сам он ощущал веселую дрожь — верный предвестник удачи.

— Действуйте!

Он вывел остатки взвода на вероятный путь отхода противника и поставил дополнительную задачу:

— Мы откроем огонь позже коноплевской и рогатинской групп. Они пусть начнут. А когда фрицы драпанут из деревни, мы их тут и ударим.

Ромашкин расставил людей так, чтоб фронт был пошире, приготовил две гранаты и стал ждать, поглядывая на светящиеся стрелки трофейных часов. Стрелки будто остановились. Поднес часы к уху, послушал: тикают.

Наконец время истекло.

— Ну, пора! — тихо сказал Ромашкин.

И его будто услышали на противоположной окраине и в центре деревни. Там забухали гранаты, затрещали частые автоматные очереди. Послышались крики немцев, беспорядочная ответная стрельба. И вот уже по дороге мчат галопом две повозки, а по обеим их сторонам — немцы.

Ромашкин напрягся. Кровь толчками понеслась по телу. Он приподнялся и метнул гранату, целясь в повозку. Тут уже открыли огонь разведчики, лежавшие рядом с ним, но невидимые в темноте.

Василий тоже приложил автомат к плечу и дал несколько очередей. Дико заржала лошадь, упала и забилась на земле, ломая оглобли. Другая скачками умчалась в поле, волоча за собой опрокинутую повозку.

Ромашкин, пригибаясь, пошел к повозке, оставшейся на дороге. За ним выскочили Цикунов и еще двое.

— Быстро осмотреть повозку, собрать документы, — скомандовал Ромашкин. — Поглядите, может, раненого подберете. Только чтобы на своих ногах ходил, таскать сейчас некогда.

Возле забора возникла темная фигура. Василий схватился за автомат.

— Товарищ старший лейтенант, не стреляйте! Это я — Саша!

— Почему здесь болтаешься?

— Так все трофеи к вам убежали.

— А где грузовик? Упустили?

— На месте стоит. Мы гранатами его покалечили. В нем мины. Полный кузов. Наверное, здесь саперы были. Хотели дороги минировать.

— Вовремя мы застукали их, — сказал вдруг из мрака Иван.

— И ты здесь?

— Я в дома наведался. Поглядел, может, бумаги какие оставили. Ничего нет.

Цикунов позвал Ромашкина.

— Офицер убитый. Посмотрите.

Василий подошел, оглядел пожилого толстого обер-лейтенанта. Убитый как убитый, ничего интересного.

— Ну все! Пошли на место сбора. Цикунов, не забудь взять документы у офицера.

— Я тут чемодан нашел — его, наверное. В чемодане много бумаг и фотографий.

— Неси, разберемся.

В назначенном месте собрались все. От возбуждения много курили, пряча цигарки в пригоршнях. Ромашкин спросил:

— Никого не зацепило?

Все молчали.

— Двигаем дальше.

Вереницей вытянулись вдоль дороги. Рогатин и Пролеткин шагали впереди на значительном удалении с автоматами наготове.

На рассвете разведчики обнаружили до роты гитлеровцев. Те ходили в полный рост по склону высотки, копали окопы.

— Вот и промежуточный рубеж, — определил Ромашкин. — Я буду готовить донесение, а ты, Епифанов, выясни, есть ли мины перед траншеями. Давай быстро! И поосторожнее, чтобы не засекли.

Сержант с несколькими саперами скрылся в кустах.

Пока Ромашкин чертил схему, наносил на бумагу почти уже готовую траншею и обнаруженные в ней пулеметы, Епифанов успел вернуться.

— Мин нет, — доложил он.

— Как определили?

— Немцы сами ходят перед траншеей, в овраг спускаются за дерном. Не по тропинкам идут, а кому где вздумается.

— Хорошо. Так и доложим, — удовлетворенно сказал Ромашкин. — Студилин и ты, Голощапов, возвращайтесь в полк. Эту схему передадите начальнику штаба или капитану Люленкову. Потом найдете старшину Жмаченко — он со штабом идет — и топайте вместе с ним.

Многие из разведчиков, не теряя времени, уже спали под кустами, совершенно сливаясь в пятнистых своих костюмах с окружающей местностью.

— Подъем, ребята! Здесь нам больше делать нечего, — скомандовал Ромашкин…

К исходу дня они достигли главной полосы в новой обороне противника. Немцы чувствовали себя в безопасности и особой бдительности не проявляли. Василий, как умел, воспользовался этим. Епифанов присмотрел здесь же длинную лощину с крутым берегом, очень удобным для устройства штабных блиндажей. Лощина была зеленая, травянистая, на дне ее протекал ручей.

— Не штаб, а санаторий будет, — одобрил выбор Ромашкин. Он выставил наблюдателей, послал навстречу полку дозор с очередным донесением и облегченно вздохнул: — Ну, братцы, мы все свои дела сделали, теперь не грех и передохнуть, дайте сюда чемодан обера, пора разобраться, что там в нем.

Цикунов открыл чемодан, вынул парадный мундир с Железным крестом и еще какими-то значками, отметил вслух:

— Заслуженный фриц был. — Проверил карманы и бросил мундир в кусты. — А вот это нам годится. Тут у него ветчина и консервы. Есть еще какие-то баночки вонючие, мазь, наверное.

— Ну-ка покажи… Чудило, это же сыр! Лучший в мире.

— Фотографий полно, письма, — продолжал разбиться в содержимом чемодана Цикунов.

Фотографии пошли по рукам. На одной из них обер-лейтенант в парадном мундире, наверное, том самом, который выбросил Цикунов, стоял рядом с высокой сухопарой женщиной, в лице ее было что-то совиное.

Письмами Ромашкин занялся сам, одолевая неразборчивый почерк, прочитал:

«Веймар. 26.7.42 года.

Мой дорогой Ганс!

Я много раз в день подхожу к твоему портрету и любуюсь тобой. Какое счастье дал нам фюрер! Жили мы с тобой скучной жизнью, никто нас не знал. А теперь ты — офицер, кавалер Железного креста. Как я счастлива! Смотрю на тебя и не верю, неужели это мой Ганс? Вот и лето пришло. Бог хранит тебя для новых подвигов во имя Великой Германии. Вперед, мой рыцарь! Фюрер смотрит на вас.

Целую нежно.

— Вот стерва! — мрачно выругался Рогатин.

— Их заставляют так писать, — сказал Коноплев. — Не всегда по своей воле такое пишут.

— Нет, эта бабенка от души писала…

Неподалеку вдруг затрещали редкие выстрелы. Из-за немецких траншей ударили минометы. Ромашкин в бинокль увидел цепи наших бойцов.

— Идут! — обрадовался Василий, продолжая глядеть в бинокль. — Как всегда, впереди рота Куржакова.

Интересно было наблюдать за своими со стороны противника. Бойцы бежали, пригибаясь, и почему-то не стреляли. Куржаков с автоматом на груди широко вышагивал в боевых порядках и что-то кричал отстающим, наверное, ругался, но лицо у него было веселым.

— Цикунов! Выйди им навстречу, а то примут нас за немцев…

Вскоре Куржаков, сопровождаемый Цикуновым, подошел к разведчикам.

— Явился не запылился, — весело сказал Ромашкин.

— А вы прохлаждаетесь?

— Чего же еще!.. Оборону разведали, вас поджидаем.

— Не очень-то далеко мы отстали. Вслед за вами шли.

— А все же вслед, — подмигнул Ромашкин. — Ну, ладно, старшой, есть хочешь? Садись, у нас тут трофеи.

— Пожрать не мешало бы, — признался Куржаков, — да некогда. Попробую с ходу влететь в оборону фрицев, пока они не очухались. Может, зацеплюсь вот на той высотке. Я ведь не разведка, не по кустам воюю. Привет!

Он побежал дальше за своими бойцами.

Немецкая оборона затарахтела пулеметами, забухала орудиями. Особенно плотным был огонь там, куда нацелился Куржаков. Коноплев в бинокль наблюдал за боем и докладывал, не отрывая глаз от окуляров:

— Зацепились наши за высоту!.. Куржакова вижу…

— Ну и дьявол! — восхитился Василий. — Все же влез. Ох и дадут ему фрицы жару!.. Вот чертов Куржак, ни себе, ни людям покоя не дает. Помогать надо. Подъем, ребятки! А ты, Епифанов, здесь с саперами оставайся, встретишь штаб.

— Мне бы с вами! — попросился Епифанов.

— Нет, сержант, кончилось наше с тобой взаимодействие. Теперь твое дело — землю копать. Готовь НП, Караваев в тылу не засидится.

* * *

О подготовке немцами нового грозного наступления на Курской дуге весной 1943 года первыми вызнали те разведчики, что носили немецкую форму и работали в глубоком тылу врага, в его штабах и государственных учреждениях. Но и для Ромашкина вместе со всем его взводом перед этой битвой дел было невпроворот. Недаром зачастил в блиндаж разведвзвода Гарбуз — теперь уже не комиссар, а замполит.

Разведчики с интересом разглядывали его темнозеленые погоны с малиновыми просветами и звездочкой в центре. По приказу погоны полагались всем еще с января, но, пока их шили в тылу, пока везли на фронт, времени прошло немало.

— Скоро, скоро и вас обрядим, — обещал Гарбуз. — В дивизии погоны получены. На днях привезут и нам. А сейчас прошу внимания.

И в который уже раз заводил речь о задуманной в немецком генеральном штабе операции, о том, какие надежды связывает с нею Гитлер и насколько важно для нашего командования постоянно быть в курсе событий, происходящих по ту сторону фронта.