Николай Отрада - Строки, добытые в боях

— Не плачь, сестрица, мы тебя больше в обиду не дадим!

А на шапке блестит красная звездочка. Как давно я ее не видела!..

(Из воспоминаний М. Рольникайте, узницы фашистских концлагерей)

«…Сейчас глубокая ночь…» (Ю. Крымов)

19. 9. 1941 г.

…Сейчас глубокая ночь. Сижу в большой хате. Вокруг меня, на лавках, на лежанке, на полу, спят мои дорогие товарищи. Они спят в полной выкладке, в шинелях, затянутые в ремни, обнимая винтовку или пулемет. Горит ночник, его шаткое пламя гонит тени по белым стенам мазанки. За столом напротив меня — комиссар. Он так же, как и я, не спит четвертую ночь…

Всюду, куда ни ткнись, — немецкие танки, автоматчики или огневые точки. Четвертый день наше соединение ведет круговую оборону в этом огненном кольце…

И в этой грозной обстановке произошло одно событие, которое имеет для меня огромное значение. Опишу тебе это событие подробно… Я приехал в боевом настроении. Еще не успел ничего доложить комиссару, как собралось партийное бюро. На повестке дня — прием меня в партию. И вот я, как есть — черный от грязи, заросший щетиной, сижу в зарослях кукурузы. Вокруг меня товарищи — члены партбюро и партийный актив…

Секретарь партбюро политрук Алексей Царук зачитывает мое заявление и рекомендацию товарищей командиров-коммунистов. Они знают меня только с начала войны… Что это за удивительные рекомендации: в них есть целые описания боев, в которых я участвовал, особенно интересно описание одного боя под Бобрицей в прошлом месяце. Я смотрю в землю, потому что у меня пощипывает глаза. Ты понимаешь, я всегда чувствовал, что буду вступать в партию в обстановке жестокой борьбы. Но действительность превзошла все мои предчувствия. Я вступил в партию в тот момент, когда все соединение находится в окружении, то есть накануне решающего смертельного боя для меня и моих товарищей. На душе у меня удивительно спокойно и хорошо. В боевой обстановке я и вообще спокоен, а теперь к этой всегдашней уравновешенности прибавилось еще новое чувство. Гордость. Сознание того, что я прожил свою жизнь недаром и если придется умирать, то недаром умру…

(Из последнего письма Ю. Крымова)

Молодые коммунисты

Наш стаж еще не вымерен годами,Пять лет от силы — вот он, кровный, наш.Но он шагал такими большаками,Где день за год засчитывался в стаж.

Нам партия дала свои началаИ вехи, по которым нас вела,Рукой отдела кадров записалаНавечно в наши личные дела.

Не раз мы были пулями отпеты,Но, исходив все смертные пути,Мы с семизначной цифрой партбилетыСквозь семь смертей сумели пронести.

И правильность законов диаматаПроверили с гранатами в рукахНа улицах Орла и Сталинграда,На венских и берлинских площадях.

Чужую старь сличая с нашей новью,Мы, повидав полдюжины столиц,Узнали цену каждому присловьюИзрядно обветшавших заграниц.

Испытанные партией на деле,Мы с ней пришли к черте большого дня,Когда нам приказали сиять шинели,Не оставляя   линии     огня!

Сентябрь, 1946

Борис Слуцкий

Борис Абрамович Слуцкий родился в 1919 году в Донбассе. Детство и юность провел в Харькове. После окончания школы поступил на юридический факультет Московского университета, а затем перешел в Литературный институт имени Горького. В первые дни войны ушел добровольцем на фронт. Был разведчиком, политработником. Ранен, контужен. После войны почти два года провел в госпиталях. Награжден орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, болгарским орденом «За храбрость». Первое стихотворение напечатал перед войной, следующее — лишь в 1953 году. Первая книга «Память» вышла в 1957 году. «До войны, — писал И. Эренбург, — Слуцкий вместе с покойным Кульчицким, на которого мы все возлагали большие надежды, с Лукониным и Наровчатовым учился в Московском литературном институте. Но поэтом его сделала война: война была его школой, и о чем бы он ни писал — будь то стихи о бане, о поэзии Мартынова, о доме отдыха или московском вокзале, в каждом его слове — память о военных годах… Все его стихи чрезвычайно лиричны, рождены душевным волнением, и о драмах своих соотечественников он говорит, как о пережитом им лично».

Декабрь 41-го года

Памяти Михаила Кульчицкого

Та линия, которую мы гнули,Дорога, по которой юность шла,Была прямою от стиха до пули —Кратчайшим расстоянием была.Недаром за полгода до началаВойны   мы написали по стихуНа смерть друг друга.   Это означало,Что знали мы.   И вот — земля в пуху,Морозы лужи накрепко стеклят,Трещат, искрятся, как в печи поленья:Настали дни проверки исполнения,Проверки исполненья наших клятв.Не ждите льгот, в спасение не верьте:Стучит судьба, как молотком бочар,И Ленин учит нас презренью к смерти,Как прежде воле к жизни обучал.

Мои товарищи

Сгорели в танках мои товарищиДо пепла, до золы, дотла.Трава, полмира покрывающая,Из них, конечно, проросла.Мои товарищи на минахПодорвались, взлетели ввысь,И много звезд, далеких, мирных,Из них, моих друзей, зажглись.Про них рассказывают в праздники,Показывают их в кино,И однокурсники и одноклассникиСтихами стали уже давно.

Сон

Утро брезжит,   а дождик брызжет.Я лежу на вокзалев углу.Я еще молодой и рыжий,Мне легко   на твердом полу.Еще волосы не поседели,И товарищей милых   рядыНе стеснились, не поределиОт победы   и от беды.

Засыпаю, а это значит:Засыпает меня, как песок,Сон, который вчера был начат,Но остался большой кусок.

Вот я вижу себя в каптерке,А над ней снаряды снуют.Гимнастерки. Да, гимнастерки!Выдают нам. Да, выдают!

Девятнадцатый год рожденья —Двадцать два в сорок первом году —Принимаю без возраженья,Как планиду и как звезду.

Выхожу, двадцатидвухлетнийИ совсем некрасивый собой,В свой решительный и последнийИ предсказанный песней бой.

Привокзальный Ленин мне снится:С пьедестала он сходит в тишиИ, протягивая десницу,Пожимает мою от души.

Памятник

Дивизия лезла на гребень горыПо мерзлому,   мертвому,     мокрому       камню,Но вышло,   что та высота высока мне.И пал я тогда. И затих до поры.

Солдаты сыскали мой прах по весне,Сказали, что снова я Родине нужен,Что славное дело, почетная служба,Большая задача поручена мне.— Да я уже с пылью подножной смешался!Да я уж травой придорожной порос!— Вставай, поднимайся! —Я встал и поднялся,И скульптор размеры на камень нанес.

Гримасу лица, искаженного криком,Расправил, разгладил резцом ножевым,Я умер простым, а поднялся великим.И стал я гранитным,   а был я живым.

Расту из хребта,   как вершина хребта.И выше вершин   над землей вырастаю.И ниже меня остается крутая,   не взятая мною в бою     высота.

Здесь скалы   от имени камня стоят.Здесь сокол   от имени неба летает.Но выше поставлен пехотный солдат,Который Советский Союз представляет.От имени Родины здесь я стоюИ кутаю тучей ушанку свою!

Отсюда мне ясные дали видны —Просторы   освобожденной страны,Где графские земли   вручал     батракам я,Где тюрьмы раскрыл,   где голодных кормил,Где в скалах не сыщется   малого камня,Которого б кровью своей не кропил.Стою над землей   как пример и маяк.И в этом   посмертная     служба       моя.

«…Именно в Сан-Джиминиано…» (В. Некрасов)