Аарон Аппельфельд - Цветы тьмы
– Сколько времени мы здесь пробудем? – услышал он, как один беженец спрашивает соседа.
– Я в любом случае не намерен здесь долго оставаться, – ответил тот.
– Куда же вы собираетесь идти?
– Куда угодно, лишь бы не здесь остаться.
– А я обожду. Говорят, не все еще вернулись, – сказал мужчина, как бы извиняясь.
– Кто до сих пор не вернулся – уже не вернется, – как ножом отрезал другой.
Хуго частью понял, частью не понял смысл разговора. То, что он дожидался Марьяну и мечтал поскорее убраться отсюда, сделало его чужим по отношению к этим людям. Чтобы отгородить себя от окружавших его беженцев, он целиком погрузился в мечтания о том, как они с Марьяной будут совсем одни – как в тех зеленых местах, где они бродили, пока их не поймали.
Пока он предавался мечтам, одна из женщин громко разрыдалась. Все окружили ее, но невозможно было услышать от нее внятного слова. Она бормотала какие-то оборванные слова и полуфразы, которых никто не мог разобрать. Наконец она выкрикнула:
– Одна я осталась! Никого у меня нет на этом свете!
– Все мы остались одни, прекрати завывать.
Этот выговор лишь усилил ее рыдания.
В конце концов ее оставили одну. Она горько плакала, говорила о своих родителях и сестрах и шептала, что без них нет смысла жить. Вдруг плач разом прекратился, и на ее лице застыло серое недоумение. Хуго вдруг подумал, не оставить ли чемодан и рюкзак на попечение часового, не сходить ли домой. Ведь дом совсем недалеко отсюда – десять минут бегом, и он там. Он только зайдет посмотреть, все ли на месте, и сразу назад. Эта мысль очень взволновала его, но он тут же сообразил, что все Марьянино имущество находится в чемодане. Если он потеряется или его украдут, Марьяна ему этого не простит. Пока он раздумывал об этом, подъехал грузовик и встал задним бортом по направлению к воротам. На улице тут же стали собираться люди во главе со священником. На голове у священника была позолоченная шапка, а на груди сверкал крест. Было ясно, что вот-вот произойдет нечто страшное и очень важное. Глаза людей, окружавших грузовик, были устремлены на ворота, но ворота оставались закрытыми. Священник начал читать молитву, и собравшиеся присоединились к нему. Молитва звучала громоподобно и сотрясала землю. Подходили еще люди, вставали и начинали молиться. На какое-то время показалось, что они будут так стоять, пока не распахнутся ворота и арестованных не освободят. Молитва еще звучала, когда из ворот выскочили несколько солдат, набросились на людей и стали стрелять в воздух. Народ побежал в разные стороны, Хуго схватил чемодан и рюкзак и оттащил их в сторону. Улица и площадь опустели, и только пожилой священник стоял на тротуаре и твердым голосом читал молитву.
И тут ворота распахнулись, и арестанткам, одетым в робы из бурой мешковины, было приказано забираться на грузовик. Влезать на высокий кузов было нелегко, но они помогали друг другу. Некоторые спотыкались и падали, но в конце концов все забрались.
Хуго сразу же узнал Марьяну и громко закричал:
– Марьяна!
Люди снова стали собираться и в отчаянии выкрикивали имена женщин, стоявших и державшихся за решетку кузова. Священник размахивал крестом и провозглашал во весь голос:
– Иисусе, помилуй их, нет им помощи и спасения, кроме как от Тебя.
Услышав его слова, остальные тоже возобновили молитву. Молодые солдаты были на миг смущены, но раздалась команда „Огонь!“, и они начали стрелять. Слова молитвы смешались со стонами раненых. Ухватившиеся за решетки грузовика женщины были потрясены стонами и стрельбой, но вдруг они вместе подняли руки и закричали:
– Иисусе, мы любим Тебя, Ты навсегда возлюбленный в сердцах наших!
Водитель завел мотор, и грузовик тут же отъехал.
– Их заставляли, они не виноваты! – кричали люди.
Несколько раненых лежали на земле, и люди разрывали свои рубашки, чтобы перевязать их. Из-за раненых об арестованных женщинах на время забыли. Немного попозже Хуго услышал, как кто-то говорит своему приятелю:
– Бедная моя добрая сестричка, все, что было у нее, отдавала семье, а сейчас ее везут на смерть.
– С чего ты это взял?
– А ты что, не знал? Трибунал приговорил их к расстрелу.
64Люди стали расходиться. Раненые после того, как им перевязали раны, сидели, опершись о стену. В их глазах застыло изумление. Некоторые ругались, а одна женщина колотила себя кулаками по голове. И как всегда после такого напряжения – гнев и зубовный скрежет. Маленькая группа женщин сидела на земле и причитала:
– Почему их убили, что плохого они сделали, кому причинили вред? Они были молодыми и красивыми и приносили немножко света в наш мрачный мир.
Потом они сменили тон и обратились к небесам:
– Господи, прими эти юные души с любовью. Ты милосердный и всепрощающий и знаешь, что в душах своих они были невинны и желали только добра. Их участь была ужасной. Сейчас они на пути к Тебе, не суди со строгостью, пощади их.
Хуго стоял на своем месте и чувствовал, что слова, выходящие из уст причитающих женщин, сильны и устремлены к правильной цели. Всему его существу хотелось плакать, но слезы его замерзли. Один из беженцев сказал, глядя на молящихся:
– Они умеют молиться, обращаются к Всевышнему, как положено. Почему же мы немы? Почему хоть помолиться нам не дано?
– И ты еще спрашиваешь? – ответил тут же приятель, стоявший рядом.
– Спросить нельзя?
– Вопрос ради самого вопроса – дурацкий.
Опустилась ночь, усталые люди сидели у костра и глядели на него. Никто не спрашивал, что нужно делать или кого ждать, чтобы указал им дорогу. Несколько женщин менялись купюрами и вещами, еще сохранявшими былой шикарный вид. Стояла полная тишина, как после большого сражения.
Той же ночью Хуго подошел к часовому у ворот и спросил его, что случилось с женщинами, увезенными на грузовике.
– Что ты хочешь знать? – Терпение часового было на пределе.
– Где они?
– Лучше тебе не знать.
– Нельзя ли пойти к ним?
– Да ты, похоже, придурок! – И солдат повернулся к нему задом.
Только теперь он с запозданием понял, что Марьяна догадалась совершенно точно, что должно случиться, но тогда, в окружавшем их зеленом спокойствии, ее слова звучали то ли как фантазии, то ли как пустые страхи. Раз она сказала ему определенно:
„Если меня убьют, не забывай меня. Ты единственный в этом мире человек, кому я доверяю. Я в тебя вложила часть своей души. Я не хочу уходить из этого мира, не оставив тебе чего-нибудь своего. Серебра и золота у меня нет, так возьми мою любовь и спрячь ее в своем сердце, и иногда говори себе: „Была когда-то Марьяна, женщина со смертельной раной в душе, но она не теряла веру в Бога““.
Это было вечером, и она добавила к этим словам много других чудесных слов, из которых Хуго уловил лишь немногие. Большинство из них произносились шепотом и оставались у нее внутри. А сейчас ее слова вернулись к нему с какой-то усиленной ясностью.
Хуго заметил, что часовой у ворот посматривает на него с презрением. Не прошло много времени, как он выразил свое отвращение двумя словами:
– Проваливай отсюда!
Хуго вернулся на площадь, к беженцам. Горел костер, вокруг которого толпились люди. Котел был полон супа, люди подходили снова наполнить свои миски. Многолетний голод еще не был забыт, и один из людей, по виду старик, утверждал, что овощной суп полезен. Организм должен постепенно приспособиться к новым условиям, и нельзя перегружать пищеварительную систему тяжелой пищей. Тут-то и хорош овощной суп. Люди глядели на него с изумлением, как будто он открывает им неслыханные доселе вещи.
Женщина подошла к Хуго и спросила:
– Ты ведь Хуго, не так ли?
– Так.
– Меня зовут Тина, я тетя Отто.
– Где Отто? – взволновался Хуго и вскочил на ноги.
– Бог знает, я ожидаю их всех. А ты где был?
– У Марьяны.
– Бедняжка, этот приговор ужасен.
– Он не касается Марьяны, – вырвалось у него изо рта.
– Я рада.
Помолчав, она добавила:
– Я с таким нетерпением ожидаю своих родственников. Известия о них путаные и противоречивые. Люди тут рассказывали, что видели маму Отто, а другие говорят, что это не она была, а похожая на нее женщина. Я решила ждать. Не двинусь отсюда. Нельзя терять надежды, без надежды и жить не стоит. Пока мы живем, обязаны надеяться. Такими уж Господь нас создал, хотим мы этого или нет.
Она говорила, не останавливаясь, словно читала или декламировала. Было ясно, что она не контролирует свою речь. Слова катились все нарастающим потоком:
– Я не уйду отсюда, никакая сила меня отсюда не сдвинет, я здесь останусь до последних минут своей жизни.
Она приложила руку ко рту, но и этот жест не остановил потока ее речи. Наконец она сказала Хуго:
