Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 1
Расположение частей 62-й армии, куда мы направлялись во второй половине октября 1942 года, было следующим.
На самом правом фланге — в районе рынка и Спартановки — оборонялась группа полковника С. Горохова. Дальше на север, до основных сил Сталинградского фронта, стояли немцы — 14-й танковый корпус 6-й армии. Они прорвались к Волге еще в августе и капитально закрепились. Ниже по реке, то есть южнее, находились тракторный завод, поселок и завод «Баррикады», поселок и завод «Красный октябрь» — это северная часть города. Затем — от Мамаева кургана, «дома Павлова» и мельницы — на юг шла центральная часть города. Здесь оборонялись главные силы 62-й. Хотя 14 октября Гитлер приказал на всех фронтах перейти к обороне, но сталинградского направления это не касалось. Это направление, наоборот, постоянно усиливали. 14 октября был один из тяжелейших дней. За сутки враг совершил более трех тысяч самолетовылетов. Зарево пожарищ, обрамлявшее город, было видно за десятки километров.
На рассвете 15-го мы прибыли в пункт назначения — чуть севернее поселка Бурковский. Прибывших разводили группами. Нас с Борисом Щитовым направили в разные полки 138-й стрелковой дивизии, расположенные по существу рядом, но все же нам пришлось расстаться. Тут мы распрощались, надеясь на скорую встречу, но свидеться нам так и не пришлось. Мой друг и сокурсник Боря Щитов погиб еще на переправе. Об этом я узнал значительно позже, уже после Сталинграда. А тогда я все время думал о встрече, и Борис долго еще оставался для меня живым…
По прибытии в полк со мной на ходу поговорил начальник артиллерии, привел в батарею 120-миллиметровых минометов, представил командиру батареи и ушел. Тот долго меня рассматривал, потом спросил:
— Воевал?
— Нет.
— Я тоже — нет.
Вид у него был болезненный, бросалась в глаза желтизна на щеках. Командир приказал ординарцу вызвать сержанта Агапова. Тот оказался полной противоположностью комбату — плотный, краснощекий, лет сорока — сорока пяти сибиряк. Говорил Филимон Агапов медленно, весомо, ходил — не торопясь. Комбат сказал: «Это твой командир взвода… Сейчас он познакомится с личным составом, материальной частью, посмотрит коней, запасы, особенно мины. Нас предупредили — получен боевой приказ». Потом, обращаясь уже ко мне, добавил: «Ты, это самое (у него «это самое» повторялось почти в каждой фразе), приведи себя в полевой вид, а то как на параде».
Мы с Агаповым пришли во взвод, познакомились с бойцами. Был там еще один сержант — Серов Сергей, парень лет двадцати пяти из Арзамаса. Отслужив три года, уволился в запас, а потом был снова призван. Полтора года служил в запасной бригаде, в школе по подготовке сержантов. Сказал, что помнит меня. Он был здесь всего несколько дней, но уже обосновался и чувствовал себя старожилом. Да! Оказалось, на батарее из комсостава всего двое — комбат и я. Правда, сержанты — сильные, самостоятельные. Старшина батареи — тоже. Все прошли кадровую службу. Это радовало: нормальный психологический климат!
Осмотрев позиции, я увидел добротные блиндажи, аккуратные ходы сообщения. Неподалеку, в овраге — ниши для лошадей, минометов, там же сложены боеприпасы. И везде следы бомбежек. Поинтересовался, не было ли жертв. Сказали, что пока обошлось, но в полку погибшие есть. Светало, когда мы со старшиной и Агаповым пришли на вещевой склад полка. К тому времени там уже был список пополнения: мне без разговоров выдали все полевое — с головы до ног. И тут начался массированный налет на город…
Казалось, немецким налетам не будет конца. Зенитки захлебывались, обстреливая их. С полевых аэродромов — на малых высотах — врывались в воздушную схватку наши истребители. Кто-то кого-то сбивал. Мы видели горящие самолеты, но нельзя было понять, чьи они. Услышал голос: «Вот как все обернулось… Разве думали, что дойдут до Волги?» Я обернулся — Агапов. Оставалось лишь успокоить подчиненного: «Это временно. Мы их непременно разобьем». Больше не знал, что говорить. А он мне снисходительно: «Ясно, разобьем, сомнений нет. Но зачем же пускать так далеко? Ведь, гад, до Волги дошел!» Я молчал, потому как был с ним согласен, но требовалось что-то сказать. Тогда Агапов сам пришел мне на помощь: «Сталин издал приказ «Ни шагу назад!», нам его читали несколько раз. И каждый раз я думал: этот приказ был нужен еще в прошлом году. Тогда бы не боролись с ними на Волге, а выясняли отношения на Эльбе…» Я согласился, спросив, кто он по специальности. «Учитель я, учитель. Педтехникум окончил, учил детей. Жизнь заставила — стал агрономом, затем — сел за трактор. А по натуре я учитель. Так и звали в деревне — «учитель». Мы все родом из Сибири, наши корни вокруг Абакана. Красивые места, сколько зверя, рыбы! Детишек у всех — пруд пруди. У меня четверо, у двух братьев по пять. У меня, правда, три девки и один Василек… Такой же, как и ты. Тебе сколько?» Кажется, я покраснел: «Скоро девятнадцать». — «Ну вот, считай, тебе отец. Не обижаешься? Ведь я по-доброму». — «А я и не обижаюсь».
Со временем у нас с Агаповым все образовалось: в присутствии других он обращался ко мне по уставу — «товарищ лейтенант» и на «вы», а когда оставались вдвоем, говорил: «Сынок, как ты себя чувствуешь? Есть хочешь?» Я был благодарен ему за благородство и внимание.
Над Сталинградом постоянно стояло, упираясь в небо, громадное черное облако. А с людьми, кажется, ничего особенного не происходило. Все получили личное оружие, а комсостав, кроме нагана, еще и ППШ (пистолет-пулемет Шпагина) с двумя дисками. Поэтому все были заняты прежде всего оружием.
Агапов показал мне набитый до отказа вещевой мешок.
— Что это? Шинель и обмундирование комсостава, в котором вы прибыли. Жалко ведь бросать…
— Но как втиснули в один мешок все это?
— Дело мастера боится… Пусть в обозе лежит на всякий случай.
Что мне оставалось? Я поблагодарил заботливого сержанта.
Утром 16-го стало известно: дивизию передали из 64-й в 62-ю армию, и ночью мы должны переправиться на правый берег. Вскоре командиры — до ротного и батарейного включительно — отправились мелкими группами на рекогносцировку. Наш командир вернулся только к вечеру. Объявил: первым к переправе будет двигаться соседний полк, он уже ночью вступит в бой на той стороне; два других полка, в том числе и наш, к рассвету должны быть неподалеку от переправы и окопаться — в полный профиль.
С наступлением темноты двинулись в путь. Что в походе делает солдат? Или думу думает, или спит. Да, спит. Если, заснув, вышел из строя или свалился, ребята тебя сразу «поправят», подхватят. Возможно, кто-то решит, что автор здесь изрядно нафантазировал. Нет, это сущая правда. Другое дело, что прибегают ко сну на марше не всегда и не везде; к тому же не все одновременно спят. Ну, а в непосредственной близости от противника такое невозможно, исключено. К тому же наблюдателей за воздушным противником назначают специально; те же функции выполняют головные, боковые походные дозоры, да и наблюдатели непосредственно в подразделениях. А боевая жизнь показала: без такого сна обойтись нельзя, хотя распоряжений на этот счет никто никогда не отдавал. Во время похода можно быть в глубокой дреме, но организм все равно работает, зато сохраняются силы и бодрость. Автор, шагая от Сталинграда до Берлина, не раз спал в походе…
Что касается дум, здесь — у каждого свое: родной дом, семья, дорогие сердцу люди, а еще — что ждет солдата? В думах и мечтах человек может расслабиться даже на войне. Ведь это снимает напряжение.
…Так вот, наш полк двинулся. На протяжении всего марша — ни обстрела, ни бомбежек. Неужто пронесло? Правда, ночное небо бороздили самолеты неизвестной принадлежности. И все время где-то в районе Сталинграда ухало. Часа за три до рассвета услышали интенсивный артиллерийский обстрел, потом — ружейно-пулеметный огонь. Где? Оказалось, в районе завода «Баррикады».
— Наверное, наших засекли на переправе, — вздохнул Филимон Агапов.
— Может, засекли, а может, здесь всегда режим такой. Да нет, огонь прицельный — на поражение. Немец не жалеет снарядов и патронов, если засек, — пояснил сержант.
Я согласился, страстно желая, чтобы полку, который уже вел бой, повезло… Однако по мере продвижения стрельба усиливалась. Налетела авиация. Все грохотало. Казалось, какие-то гигантские жернова перемалывают всех и вся. И вот — берег. Огонь пожарищ отражался в воде так, что казалось, будто горит река.
Тут подразделения начали разводить по участкам, артиллерия тоже заняла свою позицию. Сразу приступили к рытью окопов: сначала — для личного состава, потом — для материальной части и лошадей. Командир батареи сказал, что здесь низинка, и потому местность почти не просматривается с правого берега. Действительно, тут и земля была помягче, и сыростью тянуло.
Часа через полтора на нас обрушился шквал артиллерийского огня. Все попадали в окопы. Я оказался рядом с Филимоном. Огонь продолжался минут пять, потом все стихло. Говорю Филимону, что надо проверить, как наш личный состав, а он мне:
