Януш Пшимановский - Четыре танкиста и собака
— Подкалиберным заряжай!
— Готово!
Василий старательно высчитал поправку, и как раз в этот момент «фердинанд» остановился на несколько секунд. Поручник воспользовался этим и всадил снаряд прямо в башню вражеской машины. Не дожидаясь результата выстрела, скомандовал:
— Механик, вперед! Полный газ!
Танк рванулся с места, как резвая лошадь, застоявшаяся в конюшне. Они скорее выскочили, чем выехали, из окопа и двинулись на фольварк.
— Янек, бей по амбразурам и окнам!
Кос прильнул к прицелу. Некоторое время в нем мелькали зеленые иглы сосен да верхушки подминаемых танком низких деревьев, но вот в прицеле посветлело — танк въехал в сад. Через смотровую щель Янек увидел, как промелькнули несущиеся вперед соседние танки и между яблонями, за пасекой, показался дом, чернеющий провалами выбитых окон. В глубине его, как глаза кошек в темном подвале, сверкнули искорки пулеметных очередей, Янек тут же открыл по ним огонь и подавил пулеметы противника, столь опасные для движущейся за танками пехоты. Затем он «обработал» два окопа и пролом в стене у самой земли. Но вот танк немного свернул в сторону и между двумя строениями въехал во двор фольварка. Из-за угла выскочил немецкий солдат с фаустпатроном. Короткой очередью Кос уложил его. Падая, немец успел нажать на спуск, и по вытоптанному двору фольварка, словно футбольный мяч, покатился снаряд. Он взорвался, ударившись о груду камней.
Рядом с убитым немцем появился мчавшийся бронетранспортер. Заметив танк, водитель резко затормозил и стал разворачивать машину, а в это время, укрывшись за его броней, два десантника, в покрытых маскировочными сетками касках, строчили из пулемета. Расстояние до бронетранспортера было чересчур мало, чтобы поразить его выстрелом из орудия. Мгновенно оценив обстановку, Семенов приказал механику:
— Тарань!
Саакашвили дал газ, и танк рванулся на вражескую машину. Отброшенный сильным толчком, бронетранспортер, теряя колеса, врезался в каменную стену, а танк, вовремя затормозив, остановился как вкопанный, избежав в последнее мгновение столкновения со стеной.
Неожиданно справа и слева появилось множество серых фигурок: бежали польские и советские солдаты. Они стреляли очередями из автоматов, швыряли гранаты в окна и двери домов, выводили из подвалов пленных. Отдельные группы немцев бежали в сторону леса. Янек знал, что там они наверняка попадут в руки гвардейцев, замкнувших на опушке кольцо окружения.
Он поднял ствол своего ручного пулемета и, слегка нажимая на спуск, выпустил очередь над их головой.
— Тата-та-тата, тата-тата-тата, та-та-та...
— Ты что это вытворяешь? — недовольно спросил Семенов.
— Свое имя выстукиваю, — ответил он с улыбкой. — Ты же сам еще в Сельцах говорил, что я должен научиться.
Группа автоматчиков направлялась к их танку, но неожиданно они повернули, как-то странно замахали руками над головой и бросились врассыпную.
— Да свои же мы, чего боитесь? — с досадой проговорил Григорий и приоткрыл люк, чтобы остановить беглецов. Но едва он успел высунуть голову, как тут же захлопнул тяжелую крышку и растерянно пробасил:
— Проклятая... И меня нашла...
— Что случилось?
— Да ужалила.
— Пуля? — забеспокоился Василий.
— Какая пуля? Пчела. Целый рой броню облепил.
Только теперь все почувствовали в танке запах меда.
Янек через прицел видел, как во дворе фольварка обнимаются и целуются польские и советские солдаты, как в одно место собирают пленных, взятых во время атаки на фольварк, а в другое сгоняют овец, найденных в коровнике. А к их танку ближе, чем на десять метров, никто не решался подойти. Смельчаки, рискнувшие приблизиться, поспешно удирали без оглядки.
— Что же теперь делать? — не выдержал Кос. — Сидим, как в тюрьме. Надо попробовать...
— И не думай, живым не выйдешь, — возразил Елень. — Подождите, я, кажется, придумал...
Густлик набросил куртку на голову, натянул рукавицы, быстро открыл люк и выскочил на броню. Люк захлопнулся, но в танк успели проскочить две обезумевшие пчелы. Они начали сердито жужжать, угрожая танкистам, но вскоре успокоились и забились в угол.
Между тем Елень достал лопату, притащил углей из пепелища сгоревшего дома, сложил их возле танка с наветренной стороны и стал бросать в огонь охапки зеленой листвы. Густой дым окутал танк, проникая через щели внутрь.
— Из боя вышли невредимыми, а этот чертяка нас задушит, — закашлялся Григорий.
От дыма в танке сделалось темно и душно. Наконец послышались удары лопаты о броню и голос Густлика:
— Вылезайте, теперь не покусают.
Быстро открыли люки. Первым выскочил Шарик, за ним — остальные члены экипажа. Все заметили, что бок и правая гусеница танка облеплены медом. Видимо, промчавшись через пасеку, танк раздавил улей. Шарик, морща нос от дыма, пристроился сбоку и стал слизывать с ведущих колес смешанную с пылью сладкую липкую массу.
— Вижу, ты специалист, Густлик, — похвалил Еленя Семенов. — Хорошо бы снова заглянуть на пасеку и запастись медом. Можно бы и командиру бригады подарок сделать.
— Да, неплохо бы. — Елень почесал затылок. — Только бочоночек для этого нужен...
Регулировщики уже направляли танки на новые боевые позиции, отводя их за строения. Видимо, немецкое командование тоже получило донесение о случившемся и приказало обстрелять фольварк. Первый снаряд, прилетевший с южной стороны и ударивший в стену дома, никого не ранил, да и воспринят он был даже с какой-то тайной радостью, словно подтверждение того, что фольварк и деревня Студзянки отбиты у врага.
НАГРАДА
Сражение не закончилось захватом Студзянок. Через два часа танкисты двинулись лесом на юг и расположились на позициях стрелковых подразделений, на внешнем кольце окружения. Вечером они отразили атаку немецкой пехоты и танков. Ночью их должны были сменить, но помешал противник, и только через сутки, рано утром, бригаду отвели с передовой.
Солнце уже поднялось над горизонтом, когда они проходили через место боя. Вокруг Студзянок, на раскинувшихся полях, расположенных на возвышенности, напоминающей перевернутый щит, стояли разбитые бронетранспортеры, танки с обгоревшими башнями, направленными в землю стволами и разорванными гусеницами. Танкисты рассматривали их внимательно: свои — с сожалением, фашистские — с ненавистью. Были здесь и угловатые средние танки, и длинноствольные «пантеры», и приземистые, тяжелые «тигры». Позднее представители штабов установили, что польская бригада уничтожила сорок немецких танков и самоходных орудий, а своих потеряла восемнадцать.
Бригаду отвели в большой лес в центре захваченного плацдарма, в резерв 1-й армии, соединения которой форсировали Вислу и заняли оборону на севере, вдоль речки Пилицы.
Под вечер в день ухода с позиций, несмотря на то что бригада находилась в радиусе действия тяжелой артиллерии, а немецкие самолеты шли широкими волнами по безоблачному небу, было объявлено общее построение.
Солнце уже склонялось к западу, его косые лучи с трудом пробивались сквозь кроны деревьев, а там, где сосны росли гуще, полутени лежали под стволами. Вдоль рядов, с правого фланга, шагал генерал, за ним — офицер штаба и солдат со сбитым из двух досок подносом. Экипаж «Рыжего» стоял на левом фланге. Чем ближе подходил генерал, тем отчетливее слышался его голос:
— За героизм, проявленный в борьбе с немецкими оккупантами, подпоручник Александр Марчук награждается Крестом Храбрых... Хорунжий Юзеф Чоп награждается Крестом Храбрых... Капрал Мариан Бабуля награждается Крестом Храбрых...
Наконец генерал остановился перед экипажем «Рыжего».
— Командир танка поручник Василий Семенов награждается Крестом Храбрых... Наводчик капрал Густав Елень, механик-водитель плютоновый Григорий Саакашвили, радист капрал Ян Кос награждаются Крестом Храбрых...
Каждый ответил: «Во славу Родины!» Василий произнес это спокойно, Густлик — громко, Григорий — вдохновенно, а Янек — несмело. Генерал брал кресты с деревянного подноса и прикреплял их к промасленным, грязным, пыльным комбинезонам. Каждому смотрел в глаза, пожимал руку и, обняв, целовал в обе щеки. Потом вставал по стойке «смирно» и прикладывал руку к головному убору.
Янек получил награду последним. Генерал прикрепил крест, но продолжал стоять. Брови его нахмурились, и по всему было видно, что он чем-то недоволен.
— Непорядок у вас, — повернулся он в сторону Семенова. — Почему не весь экипаж в строю?
Семенов, не веря ушам, осмотрел строй — все были на месте.
— Все в строю, товарищ генерал.
— Вижу только четверых, а где собака?
— Шарик! — позвал Янек.
Овчарка, оставленная у танка, скучала, не понимая, почему ей нельзя быть вместе со всеми. Заслышав голос хозяина, она стремглав примчалась.
