Анджей Збых - Разыскивается группенфюрер Вольф
– Да. Генерал Вильман сделал из них букет и преподнес его нам в подарок. За это он получил благодарность: мы назначили его немецким комендантом лагеря.
– Начнем со старших офицеров, – сказал Карпинский. – У вас есть список?
– Да. Прошу вас пройти в мою комнату. Кстати, может быть, выпьете по рюмочке?
– Можно, но только по одной, – ответил Карпинский.
– Ты очень спешишь добраться до этих убийц, – с оттенком иронии произнес Робертс.
– Прежде всего меня интересует один из них! – резко бросил Карпинский. – Если только он находится в этом лагере…
– Вы имеете в виду группенфюрера Вольфа? – вмешался Левис. – А не стоит ли объявить в лагере, что тот, кто его укажет, получит вознаграждение?
Но идея Левиса не получила одобрения у прибывших офицеров.
Первым, кого вызвали на допрос, был штурмбанфюрер СД Фаренвирст. Немец вошел в сопровождении солдата военной полиции.
– Фамилия, имя, звание? – отрывисто спросил Робертс.
Он был зол на Карпинского за то, что тот не захотел поддержать предложение Левиса перенести допрос на вечер. После осмотра выкопанных изо рва трупов он имел только одно желание – напиться.
– Фаренвирст Отто, штурмбанфюрер.
– С какого года в партии?
– С 1933-го, в СС – с 1936-го.
– Семейное положение?
– Женат, шестеро детей.
– Прохождение службы?
– В тридцать шестом переведен из СА в СС, в сороковом – в СД. Во время войны находился только в России и Польше.
– Хватит! – прервал его Карпинский. – Скажите, вы знали группенфюрера Вольфа?
– Так точно! – быстро ответил немец, как будто ждал этого вопроса.
– Опишите его наружность!
– Блондин, с вытянутым лицом, худощавый, без особых примет, – охотно докладывал Фаренвирст. – Рост около 180 сантиметров, возраст – не более сорока.
– Он в лагере?
– Не знаю, я его не видел. В лагере находятся сотни людей.
– Ты лжешь! – крикнул Робертс. – Отвечай! Он скрывается под другим именем? В чужом мундире?.
– Не знаю, – ответил тот с безразличным видом.
– Об этом тебе тоже ничего не известно? – Карпинский бросил на стол пачку фотоснимков состоявшейся утром эксгумации трупов военнопленных, расстрелянных фашистами.
– Нет, неизвестно, понятия не имею, – прошептал гестаповец.
– В городе было пятьсот военнопленных. Что с ними случилось?
– Я не занимался рабочими-иностранцами.
– Однако тебе известно, что они работали на фабрике по изготовлению амуниции?
– Могу только еще раз заявить, что лично я не имел никакого отношения к этим иностранцам. Я выполнял только приказы своего непосредственного начальника группенфюрера Вольфа.
– Кто занимался военнопленными? – спросил Карпинский. Слово «занимался» он произнес с особой интонацией.
– Я не смогу ответить на этот вопрос.
– Советую тебе хорошо подумать, Фаренвирст. В твоих же интересах помочь нам найти вашего шефа.
– У него тоже было начальство, – сказал уходя Фаренвирст Карпинскому. – Я заранее знаю, как все будет, когда мы наконец поймаем его. Он также будет говорить, что выполнял приказы.
Когда Фаренвирст скрылся за дверью, Робертс недовольно процедил:
– По-моему, ты слишком увлекаешься розысками этого Вольфа. Может быть, потому, что те, расстрелянные, в большинстве своем поляки и русские?
Карпинский только пожал плечами. Он не чувствовал себя поляком, почти не знал языка своих предков, хотя его отец неплохо говорил по-польски. Он разыскивал бы группенфюрера Вольфа с неменьшим рвением, если бы расстрелянные военнопленные были, например, суданцами. Карпинский не мог понять, для чего немцы расстреляли этих военнопленных за несколько часов до капитуляции города и за три дня до окончания войны. Чудовищность этого преступления, его бессмысленность выходили за рамки здравого смысла. Он знал, конечно, что Вольф занесен в списки военных преступников и его выдачи добиваются прежде всего русские и поляки, ибо именно в Восточной Польше и на Западной Украине он совершил наиболее тяжкие свои злодеяния.
Сначала Карпинский и Робертс вместе допрашивали военнопленных. Однако они пришли к обоюдному согласию, что процесс предварительных допросов можно значительно ускорить, если вести эту работу отдельно друг от друга.
Робертс перешел в соседнюю комнату, а всегда готовый к услугам 1-й лейтенант Левис быстро подыскал ему среди своих парней такого, который мог вести протоколы допросов.
Уже через несколько часов американские офицеры установили невероятный факт. Из более чем ста допрошенных эсэсовцев только четверо лично видели группенфюрера Вольфа и могли описать его внешность. Это были Фаренвирст, Вормитц, Олерс и Любоф.
Карпинский приказал Левису усилить охрану лагеря: если Вольфу донесут, что им усиленно интересуется американская разведка, этой ночью он может попытаться скрыться. А завтра с самого утра он, капитан Карпинский, специально займется всеми теми, кто хоть немного похож на Вольфа согласно описанию его примет, полученных от четырех гестаповцев.
Удивительное совпадение в подборе слов при описании примет Вольфа, которыми пользовались те четверо офицеров СС на допросе, не внушало ему доверия. Не исключено, что они сговорились между собой давать ложные показания, касающиеся наружности шефа, чтобы его скрыть. Как еще можно объяснить факт, что никто, кроме них, не видел Вольфа и не мог описать его внешность. Шофера, который ездил на аэродром за группенфюрером, нашли в одной из комнат здания гестапо с простреленным затылком. Это также не могло быть случайностью.
– У меня есть кое-что интересное для тебя, – проговорил возбужденно Робертс, входя в комнату Карпинского. – Приказ о расстреле пятисот военнопленных отдал лично группенфюрер Вольф.
Карпинского весьма заинтересовало сообщение Робертса. Вместе с тем он заметил, что немецкий офицер в звании капитана, которого он вызвал на допрос, внимательно прислушивается к их разговору. «Может быть, он что-нибудь знает о Вольфе? Нужно будет его хорошенько потрясти», – решил Карпинский.
– К сожалению, он не видел его, – продолжал Робертс. – Это офицер связи. Он случайно был на линии, когда Вольф разговаривал с каким-то офицером из батальона охраны лагеря. Он слышал только его голос и, к сожалению, не помнит даже имени офицера, который разговаривал с Вольфом. Офицер не хотел выполнять приказ без письменного подтверждения, но Вольф резко оборвал его и приказал сейчас же уничтожить военнопленных, а письменное подтверждение обещал немедленно послать с мотоциклистом… Это все, что удалось узнать.
– Не так уж много, – проговорил на чистом английском языке немецкий офицер. – Итак, господа, вы пока не нашли никого, кто бы видел группенфюрера Вольфа?
Американцы посмотрели на него с таким удивлением, как будто он свалился с луны.
– Может быть, вы, капитан, тоже его разыскиваете? – спросил наконец Карпинский.
– Удивительно то, – продолжал немец, – что никто не видел Вольфа.
– А те четыре эсэсовца? – не согласился с ним Робертс.
– Фаренвирст, Олерс, фон Любоф и Вормитц, да? Этого следовало ожидать, – ответил немец.
– Извините, – вмешался Карпинский, – кто здесь задает вопросы? Кто вы, собственно говоря? Ваше имя, капитан?
– Ганс Клос.
– Вы прекрасно говорите по-английски, – проговорил Робертс и предложил немецкому капитану сесть. – Из абвера?
– Так точно.
Робертс достал сигареты.
– Может быть, закурите, господин капитан? В данный момент мы являемся как бы коллегами, хотя не так давно боролись друг против друга. Вы армейский специалист, а мы ценим хороших специалистов. Я надеюсь, что мы получим от вас немало интересных сведений.
– Не думаю, – вежливо отклонил Клос это предложение. – Я могу быть вам полезным лишь в том деле, о котором вы только что говорили.
– Вот и хорошо. Считаю, мы с вами договорились, – сказал Робертс. – Где вы служили?
– В основном в Польше и в России, в связи с тем что… – Клос на мгновение заколебался: он не хотел сообщать американцам о себе ни на йоту более того, чем требовала необходимость. – В связи с моим знанием славянских языков, – закончил он.
– Вы имели неплохую разведывательную сеть на Востоке, не правда ли?
– Да, – ответил Клос. – Мы имели самую мощную армию, правили всей Европой; у нас был фюрер…
– Поговорим лучше о делах вашей разведки. Как у вас с памятью? – прервал его Робертс.
– Не очень хорошо, – пробормотал Клос. И подумал, что той информации, которая им так нужна, они наверняка от него не получат.
– В этом далеко на лучшем мире, – сказал Робертс, – ничего не делается быстро и задаром. Я прекрасно понимаю, господин капитан, что вашу память необходимо освежить. Я не думаю, что вам нравится долгое пребывание в этом лагере…
Воцарилась тишина. Карпинский, делая вид, что перебирает какие-то бумаги на письменном столе, с нескрываемой недоброжелательностью посмотрел на своего коллегу.
