Владимир Возовиков - Особое задание
Где-то постреливают зенитки, но самолетов не видно. С прибытием в гвардейскую танковую часть нас поздравляет замполит полка гвардии майор Загорайко. От него узнаем, что полк за боевые заслуги в Сталинградской битве получил наименование гвардейского. Танкисты полка доблестно сражались под Прохоровкой и в Белгородско-Харьковской операции. Теперь идем изгонять гитлеровцев с Правобережной Украины. Майор Загорайко призвал нас умножить в боях славу гвардейской танковой части. Отвечаем ему дружным «ура».
На другой день — марш из Полтавы в Новые Санжары, где расквартирован полк. Мой танк головной. На командирском месте майор Загорайко, место башенного стрелка занял командир роты. Я и Хабибулин — на броне. При выходе из Полтавы предстояло пересечь вброд Ворсклу. Майор кричит водителю: «Ну-ка, Коля, прибавь газу!» Коля перестарался и со всего маху влетел в реку. Поднятая волна по башню залила танк. Захлебываясь, Коля вывел машину на противоположный берег, но… вышла из строя рация, а с нею — танковое переговорное устройство (ТПУ), перестали работать привод поворота башни, вентилятор, освещение и подсвет прицела. Приборы показывали катастрофический разряд аккумуляторов.
Майор Загорайко и командир роты пересели в другой танк. Стараясь быть сдержанным, я объяснил механику-водителю его грубую ошибку: при входе в воду нужны плавная скорость и ровный газ. В бою такое лихачество могло привести к гибели экипажа… Двигаясь в хвосте колонны, мы на каждой остановке устраняли возникшие неисправности, однако всего исправить так и не удалось.
ТПУ вышло из строя, подавать команды водителю приходилось условными толчками ноги. На одном из спусков Коля вновь отличился: не справился с рычагами, и машина сползла в глубокий овраг, легла набок. Прибежал ротный, провел воспитательную работу, пригрозил наказанием. Но всё кончилось благополучно: танк из оврага вывели.
Спасибо тому рабочему: все-таки золотую он нам вручил машину.
Вечером в расположении полка, укрыв машины в лесочке, мы построились на опушке. С развернутым знаменем к нам вышли ветераны. Короткий митинг закончился выступлением командира полка гвардии подполковника Журавлева. У меня в глазах рябило от блеска гвардейских значков, орденов и медалей на гимнастерках у ветеранов. И радостно, и боязно было приобщаться к этой славе. Я считал себя обстрелянным бойцом, а тут сразу понял, как мне ещё далеко до этих солдат-гвардейцев. Как и тогда, перед мамой, снова я чувствовал себя мальчишкой.
После митинга формировали роты. Командиром нашей назначили гвардии лейтенанта Титского. Командиры взводов остались те же, что были в маршевой роте: лейтенант Буров, лейтенант Переверзев, лейтенант Филимонов-второй (был еще Филимонов-первый — ветеран полка).
Меня неожиданно вызвали в штаб, приказали отправляться в тыл — снова подвел мой возраст. Бегу к командиру. Настойчиво прошу оставить, упирая на то, что я уже побывал под пулями. Подполковник Журавлев и майор Загорайко внимательно выслушали меня, переглянулись. «Убедил», — сказал, наконец, командир… В роту я летел как на крыльях.
Всю ночь устраняли неисправности. Под утро валились с ног, зато машина в полном порядке!
«Мне хотелось, чтобы он лежал в цветах»
Утро 17 октября. Полк идет к Днепру. Сверху на наш танк положены ящики со снарядами и две бочки горючего. Во главе колонны — танки командира, замполита, начальника штаба, крытая радийная машина с высокой антенной, затем наша рота. Грязь на дорогах непролазная, а водитель у нас хотя и старательный, да неумелый. Как на грех, встречный транспорт — потоком. Откуда шоферам знать о достоинствах нашего Коли? Как ни береглись, а все же двум грузовикам помяли кузова. Долго мне потом икалось…
В полдень — дозаправка. Подходит машина, сбрасывает бочки с топливом. Газойль грязный, быстро забивает двойной шелк фильтра и почти не идет в баки. Подбегает кто-то из начальства, приказывает заправлять без шелка. Да, это не в училище. Там бы за такую заправку голову сняли. А что поделаешь?..
Вдали открывается возвышенность — это уже правый берег Днепра. Войск становится все больше. Над местом переправы — неплотная дымовая завеса, мелькают самолеты, вспыхивают клубочки разрывов зенитных снарядов. У переправы скопление танков, самоходок, грузовиков, повозок. Однако мы идем к мосту почти без задержки. Приказано всем, кроме водителей, сойти с машин, командирам танков с помощью зрительных сигналов управлять действиями механиков-водителей на переправе.
Вывожу танк на мост. Он узкий — гусеницы едва умещаются на проезжей части. Каким-то странным, настораживающим холодом веет от свинцовой воды Днепра, от больших железных понтонов, на которых видны фигуры понтонеров, привычно работающих среди фонтанов воды, огня, осколков и пуль, когда фашистскому стервятнику удается прорваться к мосту. Гоню от себя сомнения в успехе переправы, сосредоточиваюсь на выполнении задачи. Видимо, с водителем происходит то же — танк уверенно следует за мной, безошибочно отзываясь на каждый жест. Я и не заметил, как очутились на правом берегу, около села Мишурин Рог. И лишь оказавшись в танке, оглянулся, ощутив прилив радостной силы. Видимо, это и от удачной переправы, и оттого, что мы уже за Днепром, наступаем, гоним врага с родной земли. Кажется, я тогда под гул мотора запел песню, которая так часто звенела над нашим курсантским строем:
Украина золотая! Наше счастье молодоеМы стальными штыками оградим…
Южная ночь наступает почти мгновенно. В сплошной темноте идем за кормовыми огнями переднего танка. Объезжая неисправную машину, садимся днищем на камни. Гусеницы скребут землю, а танк ни с места. Спасибо, соседняя машина сволакивает нас со злополучных камней. Водитель доложил, что заедает главный фрикцион. На остановке вызываю механика-регулировщика. Он тут же устранил неисправность и для проверки сам сел за рычаги. Машина словно преобразилась. Вот бы нам в экипаж такого аса!..
На танки сажают десант — по отделению автоматчиков. Нам, командирам машин, в таких случаях тоже приходится ехать на броне. Инструктирую автоматчиков, как лучше устроиться, чтобы не свалиться на ухабах, как укрыться от дождя и ветра. Автоматчики посмеиваются: «От езды на танке всегда жарко!» Пожалуй, они правы. Я и сам в этом убедился. А каково им бывает под огнем, в атаке!..
В полночь остановились в большом селе Попельнастое. Впереди по всему фронту — зарницы пушечных выстрелов, слышен грохот разрывов. Где-то справа Александрия, слева — Кривой Рог. Когда же нас введут в бой?..
Команда: «Танки в укрытие, окопаться!» Титский указывает места. Механика-водителя укладываем спать в машине — работа у него тяжелая, надо беречь силы, — а сами беремся за лопаты. Автоматчики помогают нам, и дело спорится.
Рассвет сопровождается воздушной тревогой. Несколько фашистских самолетов сбрасывают бомбы наугад. Не зря мы окапывались! Потерь нет. Когда все успокоилось, подошел мальчик из ближнего дома и показал пальцем на сарай: «Пан офицер (это мне-то!), а у нас в сарае нимец!» Вместе с радистом сняли с сеновала насмерть перепуганного фельдфебеля со знаком «За зиму 41/42 года».
Командир взвода разведки гвардии лейтенант Киселев задал ему несколько вопросов на немецком языке. Молчит. Но стоило кому-то многозначительно погладить автомат, как гитлеровец начал торопливо отвечать, и лейтенант Киселев увел его в штаб полка.
Принесли груду индивидуальных пакетов. Зачем так много? Фельдшер молча глянул на меня и ушел… Ночью — марш. Опять сижу на крыле, рядом с водителем. В темноте иногда возникают вереницы синих, желтых огней: сколько же танков движется к фронту вместе с нами? Радостно ощущать себя частицей этой огромной силы, которая вот-вот навалится на врага. Скорее бы!
Утром за большим селом Желтое принимаю сигнал командира роты: «В линию». Кажется, слышу, как застучало сердце. Танки, бешено взревев моторами, сходят с дороги и, меся раскисший чернозем, развертываются в боевой порядок. Однако это ещё не атака. За высотой командир приказывает остановиться. Орудия расчехлены. Маскируем танк ветками кустарника. Вперед уходит на разведку взвод.
На дороге — разбитые повозки, трупы лошадей. Опять легкая бомбежка, осколки, как горох, стучат по броне. Из машины-радиостанции выносят радиста…
Командир роты привел к нам нового механика-водителя — старшего сержанта Безуглова с орденами Отечественной войны II степени и Красной Звезды на груди. Откровенно говоря, у меня гора с плеч свалилась. Что там скрывать — я до сих пор всё же побаивался. Не боя и не смерти — о ней как-то не думалось; боялся, что наш танк отстанет в атаке. А это хуже всего: ведь могут подумать — струсили. Теперь же я ничего не боюсь. Хороший водитель в бою — половина успеха, если не больше. А разве плохому дадут два боевых ордена? Вон как уверенно осмотрел машину, похлопал по броне, улыбается: «Необстрелянная, матушка. Ничего, мы её сейчас обкатаем… по фашистским косточкам».
