Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски
— Если сказать откровенно, мы сейчас вполне можем взять за одно место очень многих преступных «авторитетов», на какие бы высоты в государственной и коммерческой иерархии они ни забрались. И материалы на многих имеются. Только нам нужна команда «фас!»…
Разговор, наверное, продолжался бы еще долго. Но вновь прогудел звонок.
— Саня, журналист еще у тебя?
— А где ж ему быть?
— Черт, невовремя… Короче, передай его кому-нибудь, бери Олега — и на выезд!
— Извините, Станислав Николаевич, — с некоторым облегчением освободился от журналиста Максимчук. — Нужно бежать. Олег, вперед!
— Что-то интересное?.. Можно с вами?..
Делая вид, что не расслышали вопрос журналиста, они сорвались с места и быстрым шагом вышли в коридор. По пути Александр заглянул в соседний кабинет. Сказал коллегам:
— Ребята, там у меня журналист военный сидит, проводите его… — Еще и пошутил напоследок: — Подписку о невыезде брать не нужно.
И устремился по коридору, чтобы не услышать в свой адрес теплых слов «ребят», на которых он «спихнул» журналиста.
В фойе их нагнал Струшников.
— Что случилось, Палыч?
— Похищение ребенка.
На улице уже журчала двигателем оранжевая «девятка». Николай прогревал «движок».
— Какой идиот придумал все десять машин на Управление выделить одной марки и одинакового цвета? — проворчал Струшников, плюхаясь на переднее сиденье. — Как будто кто специально…
Тема была не нова, оперативники плевались по этому поводу давно. Потому развивать ее не стали.
— Так что случилось, Палыч? — Максимчук поправил под мышкой кобуру. — Расскажи-ка подробнее.
Москва.
У входа на станцию метро «Шаболовская».
19.30
Вечером Александр с Олегом уходили домой вместе. До метро прошли пешком — благо недалеко. Вечер выдался не по-осеннему теплым. Да и вообще осень в этом году была хороша. Деревья облететь еще не успели, они чуть трепетали пожелтевшими листьями в призрачном свете уличных фонарей.
Не хотелось спускаться в замкнутую, специфически пахнущую прохладу метро. Поэтому друзья решили еще постоять, пользуясь немногим оставшимся теплом, попить пивка. Взяли по парочке «Трехгорного», отошли от пристанционной толчеи и пристроились под линялым зонтом-тентом.
Говорили, как чаще всего бывает у мужчин в такие минуты, о работе.
— Слыхал? Семенов из второго уходит…
— Да ну! — удивился Максимчук. — Куда?
— Где больше платят, — усмехнулся Олег.
— Это-то понятно. Семенов своего не упустит. А куда конкретно?
— Не знаю. Не говорит. Ты же его знаешь — молчит и важно надувает щеки… Куда наши обычно уходят? Либо в коммерческие структуры…
— Либо к тем, кто «пасет» и «доит» коммерческие структуры, — подхватил, ухмыльнувшись, Александр. — Наш брат, оперативник, и у тех и у других в цене. Чего не скажешь о любимом государстве… Дома сегодня, значит, опять скандалец намечается.
— Не понял.
— Так ведь моя супружница дружит с Семенихой. Значит, нонче опять начнется промывание мозгов: бросай свою милицию, иди в коммерцию…
— Не говори, — вздохнул Олег. — Сам последний раз приношу домой получку, жена села и заплакала. У нее сапог нет, дети растут — не успеваем обновы покупать… Обо мне уж и речи не идет: единственная более или менее нормальная одежка — костюм свадебный да еще форменный мундир парадный…
Из-под сени деревьев со стороны Пятницкой присеменила бодренькая старушенция. Остановилась рядом, умильно уставилась на друзей.
— Сынки, бутылочки оставите?
— Оставим, только дай спокойно попить, бабка! — резко ответил Максимчук.
— Пейте, пейте, сынки, — с готовностью закивала бабка и подалась в сторону. Пристроилась неподалеку, зорко поглядывая, чтобы заветную стеклотару кто из конкурентов не перехватил.
Александр почувствовал, как напрягся Олег. Он культурный, он вежливый… Конечно, осуждает сейчас Максимчука за резкость.
— Достают ведь, — оправдываясь перед другом, сказал Александр. — Видит же, что стоим, разговариваем, никого не трогаем, примуса починяем — так рядом надо торчать и в рот заглядывать…
Самопалов во всегдашней своей манере, мягко, будто извиняясь, возразил после паузы:
— Мне, Саня, и самому это неприятно. Только она ж, бабка эта, не виновата, что ее в такое положение поставили…
— С одной стороны, конечно, не виновата. Но я так рассуждаю. У меня в Белоруссии бабушка живет. Всю жизнь вкалывала, как папа Карло. Или как Золушка до того, как принца встретила. Ей тоже сейчас несладко — сам знаешь, какова жизнь в Белоруссии. Но у нее хозяйство, она по-прежнему вкалывает, хотя уже почти девяносто лет ей. И она бутылки собирать ни за что не пойдет.
— Погоди, Саня, ты прав, конечно. Но не забывай, что бабушка твоя в деревне живет, где всю жизнь прожила. А где вот эта бабка, московская, сможет заработать себе на хлеб?
Тут уже Максимчук промолчал. Кто ж может рассудить, кто, в чем и в какой мере виноват?.. Есть резон и в словах Олега. Но только очень раздражало всегда Александра, когда кто-то вот так подходил и от употребления пива отвлекал. А отвлекали, чем дальше, тем чаще. Иной раз едва не драки из-за оставленной им бутылки вспыхивали.
— Это сколько уже за последнее время от нас ушло людей? — спросил наконец Максимчук, меняя тему.
— Хрен его знает, не считал, — охотно откликнулся не любивший ни с кем обострять отношений даже в мелочах Самопалов. — Всех не упомнишь. Главное — замены нормальной нет… К нам в отдел, кстати, прикрепляют курсанта-стажера… Раньше, помнишь, в МУРе целый конкурс существовал, по всей стране отбирали лучших из лучших кандидатов. А сейчас что в МУРе, что к нам в Управление берут всех подряд, лишь бы прописка московская была, чтобы квартиру не нужно было у мэрии выпрашивать. Вот курсанты желторотые и начинают стажироваться на должностях старших оперуполномоченных по особо важным делам… — И Самопалов непривычно для себя выругался.
На такой минорной ноте и разошлись. Оставив довольной бабульке аж целых четыре посудины.
Основной поток вечерних пассажиров уже схлынул. В полупустом вагоне метро Александр уселся на свободное место. И прикрыл глаза, вспоминая сегодняшний день. Длинным он получился, этот день, напряженным, даже для всегда насыщенных будней Управления… Парня жалко, которого похитили. Ладно, взрослые в свои жестокие игры играют. Но куда страшнее, когда за грехи взрослых должны отвечать дети. Сколько подобных случаев сейчас на родной Руси бывает! Будь моя воля, рассуждал Александр, именно за киднеппинг (слово-то уже прочно в лексикон наш вошло, а еще недавно и не знал обыватель, что это такое) меру наказания определил бы максимальную, вплоть до статьи подрасстрельной. Ребенок не должен страдать из-за наших, взрослых, грехов… Хотя, с другой стороны, нынешние всевозможные проповедники, мистики и миссионеры различных религий и сект, которых что-то уж слишком много расплодилось в последнее время, утверждают, что дети всегда отвечают за прегрешения родителей. Причем не только дети, но и внуки, и далее все потомки до седьмого колена… Не хотелось в это верить. Саша никогда не мог согласиться с тем, что Бог может наказывать детей за проступки мам и пап, дедушек и бабушек и так далее. Это сколько ж предков набирается у человека до седьмого поколения? Шестьдесят четыре, прикинул Александр. Это что ж с человечеством станется, если на каждый невинный комочек жизни будет проецироваться хотя бы по одному греху от каждого из них?.. Человек за свои грехи должен отвечать только сам. Бог, который поступает иначе, наказывая невинное дитя за дела, которые оно еще не успело совершить, не может считаться милостивым и всеблагим.
— Кобуру спрячь…
Александр встрепенулся. Очевидно, он придремал и проснулся от этих негромких слов.
Действительно, куртка на левом плече чуть съехала, и под ней явно стал виден наплечный ремень кобуры. Оперативник поддернул ее. И только тогда обернулся. Рядом, привалившись к поручню, стоял крепкий молодой мужчина и насмешливо смотрел на него.
— Ты что, с «Шаболовской»?
Максимчук кивнул.
— Понятно. Со службы? Притомился?
— Есть маненько.
Тот понимающе передразнил:
— Маненько… Я сам ведь до недавнего времени в органах служил. Выматывался, как собака. Еле до дому добирался.». А толку — чуть. Жена каждый день мозги компостировала: бросай ты свою службу к чертовой матери! Твоя тебя как, тоже небось пилит?
— Есть такая буква.
— Ну а ты?
— Держусь пока.
— Ну смотри. Сейчас наш брат нарасхват.
— А ты где устроился?
— Охранно-детективная фирма «Пандж-шер». Слыхал про такую? «Афганцы» организовали. Это на Красногвардейской…
Александр неопределенно передернул плечами:
