Владимир Коваленко - Крылья Севастополя
Потребовалась неуемная энергия Острякова, чтобы, не прекращая полетов, подготовить аэродром. Тысячи людей трудились на Херсонесе. Уже через две недели здесь разместились истребители, бомбардировщики, штурмовики, причем все они были укрыты в каменных капонирах, надежно защищены от осколков снарядов, мин и авиабомб. В эти же короткие недели создавались аэродромы для легких и транспортных самолетов в Юхарной балке, на Куликовом поле.
Он был не только талантливым организатором, но и прекрасным воспитателем. Личным примером показывал, каким должен быть летчик, особенно летчик-истребитель - смелым, решительным, но не безрассудным, точным, расчетливым в бою. До Севастополя генералу Острякову не [16] доводилось летать на истребителе Як-1. Новую машину он освоил за два дня. Часто на своем «яке» вместе с бронированными «илами» бомбил и штурмовал вражеские позиция; когда над городом завязывался воздушный бой, мог вскочить в «ястребок» и кинуться на выручку своим. Его упрекали: командующий ВВС не имеет права так поступать, его долг - руководить действиями всей авиации. Он отвечал: «Не могу спокойно смотреть, как в бою допускают ошибки. Вот и лечу, показываю. Что ж тут такого?» Иначе он поступить не мог.
Его любили, к нему относились с огромным уважением. Мы завидовали летчикам Херсонеса не только из-за того, что они летали на новых боевых самолетах, но еще и потому, что они ежедневно встречались с генералом Остряковым, слушали его советы, а нередко и ходили с ним в бой. И вот теперь нам впервые предстояло встретиться с командующим ВВС.
Уже сумерки легли на землю, когда летчики двух эскадрилий выстроились на бетонированной площадке у входа в ангар. Время и место были выбраны не случайно. С восточной стороны площадки круто вверх поднималась каменистая возвышенность, прикрывавшая от врага не только площадку и самолеты на ней, но и ангар. К тому же в такую пору немецкая авиация не летала и не бывало артобстрелов.
Быстроходный катер, то взлетая на гребень наката, то скрываясь между волн, быстро приближался к берегу. Через несколько минут он лихо пришвартовался, и первым на причал пружинисто выскочил стройный моряк в коричневом реглане. Это и был генерал Остряков. Легкой походкой, слегка наклонив голову, он направился к строю летчиков. Справа и слева от него, чуть поотстав, шли командир бригады полковник Раков и полковой комиссар Михайлов. Прозвучала команда: «Смирно!» Мы замерли в строю. Старший по званию - командир 1-й эскадрильи майор Виноградов, заметно волнуясь, начал отдавать рапорт:
- Товарищ командующий, личный состав первой и второй эскадрилий построен…
Мы смотрели, не отрываясь, на генерала. Было ему в ту пору чуть больше тридцати. Среднего роста. Стройный, подтянутый, реглан туго перехвачен поясом. В карих с прищуром, озорных глазах все время играет веселая искорка. Губы слегка припухшие, что придает лицу выражение мягкости, доброты. Воля, решительность в нем [17] спрятаны глубоко. И голос, когда он произнес: «Вольно, товарищи!» - оказался негромким, спокойным.
Он приказал распустить строй и, окруженный летчиками, заговорил неторопливо, как-то особенно доверительно:
- Сейчас в Севастополе сравнительно спокойно. Но вы знаете, какой бешеный штурм выдержали севастопольцы совсем недавно, отразив удар почти шести дивизий, множества танков и авиации. За время этих боев наши летчики совершили более тысячи ста вылетов, оказав армии и флоту огромную помощь. Помогли Севастополю и десантники, освободившие недавно Керчь и Феодосию. Сейчас враг готовит очередной штурм. В Крым перебрасывается авиагруппа Рихтгофена - лучшие летные части Германии, самолетов шестьсот, не меньше. Все они базируются, в основном, на Сакском и Сарабузском аэродромах. У нас нет сил, чтобы ударить по ним днем. Значит, выход один: уничтожать самолеты ночными бомбоударами, выводить из строя взлетные полосы, деморализовать и истреблять летный состав, в общем, бомбить и бомбить от темноты до рассвета, бомбить каждую ночь. Эта задача возлагается на вас, товарищи. МБР-2 неплохо себя зарекомендовали как ночные бомбардировщики, и мы верим в ваш успех. У меня все. Вопросы есть?
- Когда начнем летать? - не удержался Женя Акимов.
- Летать? - переспросил Остряков. - Начали бы сегодня, если бы не такой накат. Значит, начнем завтра, послезавтра. В общем, засидеться на земле не дадим. Это я вам твердо обещаю.
Больше вопросов не было.
Первые полеты, первые утраты
Действительно, долго засиживаться на земле не пришлось. Уже на следующее утро поступил приказ: с наступлением темноты произвести бомбоудар по аэродрому Сарабуз, где скопилось большое количество вражеских бомбардировщиков.
По нынешним понятиям от Севастополя до Сарабуза рукой подать, какая-нибудь сотня километров. Можно сказать, зона разворота для современного истребителя. А тогда на наших «коломбинах» до цели надо было топать добрых полчаса, причем все время над территорией, [18] занятой врагом, где на каждом шагу - зенитки, наблюдательные посты, аэродромы.
Готовились тщательно. Каждому экипажу предстояло лететь не в группе, а самостоятельно, за ночь произвести три бомбоудара. Расчет был такой, что бомбы должны рваться на аэродроме через каждые 2-3 минуты, так сказать, непрерывной цепью, в течение всей ночи.
Мы с Астаховым уже знали, что это наш последний совместный вылет. Сегодня утром объявили приказ: я назначен начальником фоторазведслужбы, и по штату мне положено летать с заместителем командира эскадрильи. На эту должность назначался капитан К. М. Яковлев, который прежде летал с опытным штурманом старшим лейтенантом Федей Аброщенко. Теперь Аброщенко назначили штурманом звена, к этому полету он готовился с капитаном Смирновым, а я - в последний раз с Астаховым (Яковлева в этот день назначили руководителем полетов).
Было немного грустно. За два года мы с Колей привыкли друг к другу, подружились. В воздухе понимали друг друга с полуслова, а иногда и вовсе без слов. Теперь нас разлучали. И хотя по-прежнему в «Мечте пилота» ваши койки будут размещаться рядом (его внизу, моя - на «втором этаже»), все же теперь мы - «разные крылья».
- Жаль, дружище, - сказал Астахов, когда после проработки боевого задания мы вернулись в «Мечту пилота». - Последнюю боевую ночку проведем вместе…
- Ничего, мы еще полетаем, - не очень бодро проговорил я.
- Полетаем, конечно, - откликнулся Астахов, - если «мессера» не остановят…
…Над бухтой быстро сгущались сумерки. Море стало совсем другим: спокойным, умиротворенным, волна лениво лизала бетонированные спуски аэродрома. Ветра не было, и небо над Севастополем раскинулось чистое-чистое, совсем мирное. Но грозовое напряжение тем не менее ощущалось во всем: в притихшем, без единого огонька городе, в опустевшей бухте, еще не так давно заполненной боевыми кораблями и во все концы шныряющими катерами. Чувствовалось напряжение и на нашем аэродроме. Не зажигая огней, чтобы не выдавать себя, техники и механики готовили машины к боевому вылету: заправляли горючим, боеприпасами, подвешивали бомбы, поочередно прогревали моторы.
Мы пришли на аэродром, когда уже несколько машин ушло в воздух. Техник звена Александр Ильин, человек [19] на редкость трудолюбивый и скромный, вполголоса доложил Астахову:
- Товарищ командир экипажа, самолет к полету готов!
- Добро, Саша! - на этот раз без шутки ответил Астахов.
Тогда Ильин еще тише добавил:
- Не волнуйся, Коля, на борту - полный порядок. Все проверили. В патронных ящиках - полные комплекты лент, под плоскостями - шесть бомб: четыре «сотки» и две по пятьдесят. Мотор сам прогонял - как зверь рычит.
Через несколько минут, прошуршав резиновыми покрышками по бетону, наша «коломбина» плавно присела в воду. Водолазы в резиновых костюмах ловко, за одну-две минуты отсоединили колеса шасси, нужные самолету только на земле, на стоянке, и МБР-2 свободно закачался на волнах. Лихо подскочил легкий быстроходный катерок, моторист подхватил буксировочный канат, за кормой с шумом забурлила вода, и наш самолет «поплыл» подальше от берега. Тем временам по бетонированной дорожке катился к морю новый самолет, спускали на воду машины я на соседней площадке, где базировалась 1-я эскадрилья.
- От винта! - по традиции произнес Астахов, хотя на воде у винта, конечно же, никого быть не могло. - Запуск!
Мотор чихнул и сразу набрал обороты. Нос самолета зарылся в воду, машина пошла - сначала неохотно, тяжело, но потом все быстрее и быстрее, вот она задрала нос и рывком выскочила на редан{1}. Мотор сразу запел веселее и тоньше. Стартовый знак был установлен почти у бонового заграждения, прикрывающего бухту с моря от вражеских лодок и кораблей. Астахов плавно подвернул к нему машину, убрал газ, и самолет, тотчас тяжело осев в воду, закачался на волне, поднятой собственным быстрым движением. На концах крыльев и на хвосте замигали огоньки: «Прошу взлета». В ответ мигнул берег: «Взлет разрешаю».
