Борис Тартаковский - Квадрат смерти
Вот лейтенанты «колдуют» у дальномера, без данных которого невозможен прицельный огонь зенитных пушек. Во время боя дальномерщики будут непрерывно передавать данные о движении неприятельских самолетов в центральный зенитный пост. Немало забот доставляет система переговорных труб и связи, монтаж радиостанции, оборудование пеленгаторов, прожекторов, звукоулавливателей, динамомашины. Ко всем установкам тянутся кабели, и прокладка их вызывает недовольство Михаила Лопатко — их нужно спрятать под палубу, считает он.
Ежедневно приходит флагманский штурман Григорий Александрович Бутаков — продолжатель славных традиций знаменитой династии моряков Бутаковых. На протяжении века их можно было увидеть на военных кораблях Черного, Азовского, Балтийского морей, в северных широтах, на Тихом океане. Еще в первой половине прошлого столетия Бутаковы совершают кругосветные плавания — Николай Михайлович на шлюпе «Сенявин», Иван Иванович — на фрегате «Паллада», о котором писал известный русский писатель Гончаров, Алексей Иванович — на транспорте «Або». Бутаковы идут в трудные для того времени, полные опасностей кругосветки, чтобы изучить еще малоизвестные тогда окраины России. А позже Алексей Бутаков посвящает себя освоению Аральского моря. Тарас Шевченко, которому Алексей Иванович дал передохнуть от солдатчины, включив в состав экспедиции, называет Бутакова своим «другом и командиром»…
Григорий Александрович Бутаков стал на сторону народа с первых дней Октябрьской революции. В 1920 году он командует дивизионом катеров и уничтожает у Кривой косы на Азовском море белогвардейский десант. Вскоре Григорий Бутаков уже командует дивизией быстроходных катеров. Она становится грозой белогвардейских кораблей, и Врангель назначает за голову Бутакова десять тысяч рублей золотом.
Рослый моряк с обветренным лицом и раздвоенной, тщательно расчесанной бородой в проседи, Григорий Александрович Бутаков принимает живейшее участие в строительстве плавучей батареи, помогая советом и делом.
— Лейтенант, — сказал как-то Бутаков Михаилу Лопатко, — на вас жалуются инженеры завода. Они вкладывают душу в строительство вашей плавучей, а вы привередничаете…
Работы на батарее подходят к концу, рабочие и инженеры Морского завода трудятся дни и ночи — это Лопатко сам знает. Волнуясь, Михаил объясняет Бутакову, почему он требует, чтобы кабели были спрятаны под палубу, а люк снарядного погреба резали шире…
— Ладно, это сделают, — соглашается Бутаков. — Но я слышал, что вы затеяли изоляцию переборок в кубриках. Это зачем?
— Чтоб и зимой люди были боеспособны. Когда начнем отапливать кубрики «буржуйками», станут отпотевать металлические переборки, и людям будет невесело, поверьте мне, я это знаю.
— Смотри, какой знаток! — удивляется Бутаков. — Тебе-то откуда знать?
— Отец в гражданскую воевал, рассказывал, как у них бывало…
Разговор Михаила Лопатко с Бутаковым прерывается. Должен прибыть командующий, Мошенский в отъезде, и Лопатко, как помощник командира плавучей батареи, встречает вице-адмирала Октябрьского у трапа. Выслушав рапорт, командующий приказывает:
— Ну, товарищ лейтенант, показывайте батарею…
Лопатко сопровождает командующего, рассказывает о ходе строительства. Октябрьский осматривает орудия, вспомогательное оборудование.
— Так, так, — говорит он, — пушки я вижу, а как с боезапасом? — Вице-адмирала все интересует: надежность радиосвязи, непотопляемость…
— А как будут размещены люди? — спрашивает Октябрьский.
Михаил Лопатко докладывает.
— Покажите!
Михаил ведет командующего в кают-компанию, в кубрики, на камбуз…
— Хороший кок?
— Умелец, товарищ командующий.
— Отлично… Есть претензии? — наконец спрашивает Октябрьский.
Лопатко говорит о необходимости изоляции переборок в кубриках, чтоб люди не мерзли зимой.
— Почему не делают?
— Проектом не предусмотрено.
Октябрьский поворачивается к Бутакову:
— В чем дело, Григорий Александрович?
— Я договорюсь с заводом, товарищ командующий. А вот пробковую крошку для изоляции интендант не дает, считает, что это никому не нужно.
— Даст. Передайте мой приказ обеспечить… Делать нужно так, как требует личный состав батареи. В конечном счете, успех батареи зависит от боеспособности людей…
В тот же день люк в снарядный погреб режут шире, а интендантство срочно запрашивает, сколько нужно для изоляции переборок этой самой пробки, черт бы ее побрал…
Бомбы летят в море
Раннее утро девятого августа 1941 года. Старший лейтенант Мошенский перед строем зачитывает приказ командующего о включении плавучей батареи № 3 в состав Черноморского флота.
— На флаг смирно! — командует Мошенский. — Флаг поднять!
Над плавучей батареей, грозно ощетинившейся стволами орудий и зенитных автоматов, медленно поднимается военно-морской флаг. Все лица в строю обращены к нему. С этой минуты каждое утро флаг будет подниматься и с заходом солнца — спускаться…
Проходит еще неделя — и два буксира тянут плавучую батарею на рейд. С одного борта просматривается Северная сторона, с другого — Приморский бульвар. Но с каждой минутой Севастополь отдаляется все больше и больше.
Батарею ставят на якорь за боновыми воротами[3], в четырех милях к северо-западу от входа в Главную базу Черноморского флота. В бинокль хорошо просматривается Качинский аэродром.
Мошенский сразу же собирает командиров батареи в кают-компании. Она не велика, так как часть ее занимают лейтенантские койки.
— Прошу садиться, — разрешает Мошенский, но сам продолжает стоять — высокий, подтянутый, с белой сверкающей полоской подворотника. Его смуглое, осунувшееся за последнее время лицо очень серьезно, почти торжественно.
— Я собрал вас, чтобы сообщить о задачах, поставленных командованием перед нашей батареей, — начинает Мошенский, когда садится комиссар, а за ним и молодые лейтенанты. — Прежде всего следует вам знать, что решением Военного Совета мы включены в состав ОВРа — охраны водного района, — с присущей точностью разъясняет Мошенский. — Наша задача — всеми средствами защищать вход главной базы от проникновения неприятельских подводных лодок и пеленговать места падения вражеских мин для дальнейшего их обезвреживания…
— Если о вражеских подводных лодках до сих пор ничего не слышно, — вступил в разговор комиссар Середа, — и, возможно, пока их вообще нет в нашем районе, — то немецкие мины представляют реальную и серьезную опасность. Не так ли, Сергей Яковлевич? — повернулся он к командиру батареи.
— Безусловно, — согласился Мошенский. — Еще в ночь на 22 июня немецкие самолеты пытались заминировать выход из главной базы, и только мощный огонь, которым встретили врага наши зенитки, помешал фашистам осуществить их намерение.
— Как же! — воскликнул Середа. — С первого дня войны фашисты решили запереть корабли Черноморского флота в главной базе. Это факт. И в любой день можно ждать массированного удара с воздуха по нашим кораблям.
— Да, опасность велика, — строго подтвердил Мошенский, сдвинув густые черные брови. — Немцы всякий раз изменяют конструкцию мин.
Мошенский вспомнил, как в первый же день войны подорвался мощный буксир, тащивший на внешний рейд плавучий кран, хотя весь район до этого был протрален.
— Мины оказались неконтактными, — напомнил Михаил Лопатко.
— Верно, — подтвердил Мошенский. — Но вскоре одну из поднятых мин разоружили, секрет немцев был разгадан, а потом был создан специальный трал.
— К сожалению, — заметил комиссар, — его применение не полностью устранило опасность.
По хмурому взгляду старшего лейтенанта было видно, что минная опасность волнует его. В штабе ОВРа ему прямо сказали — особенно неблагополучны подходы к Севастополю. Но это ведь означает, что и выход кораблей не менее опасен. И как бы продолжая свои размышления, Мошенский жестко сказал, обращаясь к командирам батарей:
— Мы не в праве даже на мгновение ослабить бдительность. Бдительность — двадцать четыре часа в сутки! Прошу вас, товарищи, разъяснить это своим людям строжайшим образом.
— Будет исполнено, товарищ старший лейтенант! — поднялся Лопатко.
— И еще одна задача, вероятно, самая беспокойная, — защита Качинского аэродрома от воздушного налета и перехват вражеских самолетов, особенно миноносителей. Тут все зависит от универсальных установок лейтенанта Хигера и зенитных автоматов лейтенанта Даньшина.
— Простите, Сергей Яковлевич, — опять вступает в разговор Середа, — я хочу, чтобы наши командиры помнили, — и комиссар поворачивается к Хигеру и Даньшину, — хотя оружие вам вверено, так сказать, самое совершенное, но успех все же решать будут люди. И я хочу подчеркнуть важность сказанного командиром батареи. Обостренное внимание, настороженность наблюдателей, быстрота и точность в работе наводчиков — вот залог успеха. Услышать, увидеть вражеский самолет как можно раньше — вот что важно… Говорю об этом, товарищи, исходя, так сказать, из собственного опыта. Учиться должны все постоянно. Матросы, старшины и вы сами. Знать не только свое оружие, но и за что воюем, почему воюем, во имя чего готовы отдать жизнь, если потребуется. И тут должны сказать свое авторитетное слово вы, товарищи командиры.
