Михаил Поликарпов - Игорь Стрелков. Ужас бандеровской хунты. Оборона Донбаса
Добровольцы сами себя часто называли не по именам, а по кличкам, nom de guerre.
Русские в Боснии сформировали некую субкультуру, с сербо-русским сленгом, с неписаным кодексом чести, не допускавшим, например, убийства пленных или женщин, предполагавшим обязательный вынос раненых с поля боя, месть за павших. Группы бойцов, как правило, состояли из 7-15 человек — более крупные отряды вскоре неизбежно раскалывались, бойцы группировались вокруг новых лидеров. Причем необязательно, чтобы командиры были кадровыми военными. Они, в первую очередь, должны быть вождями, обладать определенными организаторскими качествами.
Часто люди приезжали на пару месяцев, а потом возвращались опять. Рекорд беспрерывного пребывания на фронте поставил уроженец Гродно, выпускник экономического факультета Ленинградского университета Валерий Гаврилин, который приехал в Боснию в ноябре 1992 года (после Приднестровья). Прославился как талантливый минометчик, что называется — от Бога. В составе различных русских и сербских подразделений он участвовал в ряде знаменитых боев той войны — прошел пекло Заглавка, в июле 93-го штурмовал Игман, в апреле 1994 года участвовал в наступлении на Горажде. 21 апреля 1995-го Валерий Гаврилин погиб в боях за Сараево, во время отражения мусульманского наступления.
Примечательно, что большинство погибших русских добровольцев в Боснии гибли в первый месяц их участия в боевых действиях — до того, как они «поняли» законы этой войны, осознали ее характер. Гибель же обычно происходила, как считали сами добровольцы, вследствие глупости — своей или чужой.
В дальнейшем наибольшую известность получил базировавшийся в пригороде Сараєва и действовавший в различных районах Боснии РДО-3 (осень 1993 — осень 1994). В тот момент радиостанция «Свобода» упомянула одной строкой вместе с десятью-пятнадцатью тысячами сербских бойцов и отряд «русских камикадзе». Это — великая честь, такая похвала из уст врага.
Возглавлял отряд уроженец Гомеля мичман Александр Шкрабов, самостоятельно приехавший в Боснию летом 1993-го. Он погиб 4 июня 1994 в бою под Олово (к северу от Сараева).
С осени 94-го русские волонтеры действовали в составе сербского ударного подразделения «Белые волки»[5] (базировалось на бывшей горнолыжной базе в Яхорине недалеко от Сараево, командиром был серб Сржан Кнежевич), а также ряда других сербских частей. После окончания конфликта основная масса бойцов вернулась домой.
На кладбище Дони Милечи под Сараево сейчас находится семнадцать могил русских добровольцев, преимущественно ИЗ СО-става РДО-3 и «Белых волков», погибших в боях в 1994–1995 годах. Летом 1993 года была попытка организовать интернациональный отряд под эгидой Русского Национального Легиона (РНЛ), но она закончилась неудачей.
Вопреки утверждениям некоторых журналистов, «баркашевцы» — боевики РНЕ — в боевых действиях участия не принимали.
После окончания войны большинство добровольцев вернулось в Россию, где они как-то пытались себя найти в мирной жизни, чаще всего работая в охранных структурах или на других работах, не требующих особой квалификации. Как правило, в криминал они не пошли, никаких профессиональных «солдат удачи» из их среды также не вышло. Не те люди, совсем не те. «Югославский синдром», так же как и афганский и чеченский, конечно же был, но в силу сравнительно малого количества ветеранов югославского конфликта как социальная проблема замечен общественностью не был.
Что касается отношения российских спецслужб к добровольцам, можно строить догадки о том, как оно менялось, и была ли вообще какая-то целенаправленная политика в этой области. Хотя формально на тот момент они никакого законодательства не нарушали, добровольцев старались не упускать из виду, особенно после событий октября 1993 года.
Весной 1999 года русские[6], в том числе ветераны боснийского конфликта, воевали в Косово в составе нескольких отрядов. В боях с албанцами они понесли потери — погибло как минимум трое, были также и тяжелораненые. Несколько русских также участвовали в боевых действиях с албанцами и в Македонии осенью 2000 года. Погибших на этот раз не было.
Косовский конфликт подтвердил, что в России по-прежнему сохраняются те условия и социальная среда, когда значительное количество людей — по идеологическими причинам — готовы были поехать воевать. В принципе, эта среда является той социальной базой, на которой можно построить регулярную армию.
Часть 2. СЛАВЯНСКАЯ ЗАЩИТА
После Югославии
А что же Игорь? После Югославии он, ветеран двух горячих точек, призван на срочную службу и проходил ее в Московском округе ПВО, Одинцовском районе, стрелком роты охраны. На «гражданке» поработал охранником, но вскоре после начала чеченской кампании ушел туда «контрабасом».
Следующее место службы по контракту в феврале-декабре 1995 года — 166-я гвардейская мотострелковая бригада. Во время службы Гиркин воевал в пригородах Грозного — на Новых Промыслах и в Черноречье.
И. Стрелков — реконструктор
С марта по октябрь Гиркин, по его словам, — командир орудия в 67-м ОГСАД, то есть отдельном гаубичном артиллерийском дивизионе.
Последующая биография описывается скупыми номерами воинских частей: с августа 1996 по июль 2000 года — в/ч 31763, с июля 2000 года по апрель 2005 года — в/ч 78576, с апреля 2005 года до февраля 2013-в/ч 36391.
Если часть с номером 31763 нигде не засветилась, то в/ч 78576, что в городе Грозном, — это управление ФСБ по Чеченской республике, а в/ч 36391 расположена в Москве, на улице Большая Лубянка, дом 12. Вероятно, это управление по борьбе с международным терроризмом, что в своих электронных письмах подтверждал и сам Стрелков — «действующий старший офицер», «служу в антитерроре».
Слева — внук генералиссимуса А. Суворова, князь А.А. Суворов; справа — командующий ополчением ДНР И. И. Стрелков. Сходство поразительное. Реинкарнация гениального русского полководца?
Оборона Славянска
Но вот отгремела и вторая чеченская кампания: «Меня сожрали на службе». Игорь увольняется. Мирная жизнь, XXI век. Игорь стал известен в рекон-структорских кругах, специализируясь на белогвардейском движении. Он восстанавливает старые пулеметы и пишет сказки для детей.
Зимой 2013/14 гг. в соседней Украине произошла то ли революция, то ли переворот, в результате которого к власти пришли нацисты. Новороссия отшатнулась от новых властей.
Сначала от Украины практически бескровно ушел Крым — второй после Приднестровья кусочек Новороссии. В марте Игорь уже был внештатным военным советником председателя Совета министров Крыма Аксенова.
Но вскоре вновь позвала труба… по всей юго-восточной Украине в марте началась т. н. «Русская весна» — массовые выступления граждан, возмущенных приходом к власти в Киеве националистов. Они были не везде бескровными — так, в апреле двое харьковчан были убиты боевиками «Правого сектора». Но используя террор и репрессии, арестовывая непокорных, власти смогли задавить волну протеста террором, апофеозом которого стала гибель нескольких десятков пророссийски настроенных активистов в Одессе 2 мая. Еще в апреле на востоке страны были провозглашены Донецкая и Луганская народные республики, население которых 11 мая проголосовало на референдуме за выход из Украины.
В ДНР местные активисты захватывали здания.
А Игорь, по собственной инициативе, решился на отчаянный шаг. Собрав небольшую группу добровольцев, преимущественно граждан Украины, в апреле он прибыл в город Славянск и возглавил оборону этого райцентра на севере Донецкой области. Игорь был готов к своей смерти в этой войне, но, как передают его знакомые, сказал «Зато будет знатный кегельбан».
Почему Славянск? Сам Игорь сказал: «Судьба. Ничего более. Таи получилось, что меня у границы встретили активисты именно от».
Но даже если это и была случайность, то были у нее объективные плюсы.
Во-первых, город занимает удачное местоположение — это важный транспортный узел, зона урбанизирована — практически вплотную к Славянску расположены еще несколько городов, рядом есть лесные массивы, где удобно вести партизанские действия (одно из условий подобной войны).
Во-вторых, его поддержало население — и сразу отряд был усилен большой группой местных добровольцев, а также добровольцев из соседнего Красного Лимана.
В-третьих, притягательно и сакрально само название города — Славянск. Кроме того, эти места имели особое значение для Игоря — недалеко от Славянска, в Красноармейске в феврале 1943-го сражался его дед, Иван Константинович Рунов.
И тут Игорь проявил себя не просто как успешный полевой командир, или, как он себя назвал, комендант «осажденного города», он показал себя как политик и строитель вооруженных сил Донецкой республики. Ополченцы смогли успешно отбить несколько попыток штурма города со стороны ВСУ и нацгвардии, в том числе и потому, что именно у Игоря был большой боевой опыт. Помимо локальных конфликтов 90-х, Игорь прошел две чеченские компании. А понимание того, как с нуля надо строить армию, ему дал опыт Приднестровья и Югославии, а также серьезное знание военной истории. Игорь стал не только «Железным рыцарем» Славянска, он сыграл роль Гарибальди для Новороссии. Стрелкова несколько раз «убивали», но он оставался живым… А сам гарнизон города превратился в своего рода кузницу кадров для армии ДНР.
