Владимир Першанин - Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов
Чистяков выбрался наружу. В ушах звенело от пальбы, затекли ноги. Савин Леша, самый молодой и самый грамотный из экипажа, ковырялся в траншее, искал трофеи. К нему присоединился заряжающий Вася Манихин. Бывалый сержант знал, где искать. Выбил сапогом дверь просевшего блиндажа, цыкнул на десантников, кинувшихся следом:
– Не лезть! Вы свое собрали. Лешка, а ну со мной. В блиндаже всегда что-нибудь найдется.
Следом, на правах однополчан, протиснулись двое танкистов. Против них Манихин не возражал.
– Неплохо повоевали, Сан Саныч, – зевая, потягивался на солнце старшина Колесник. – Только Мишку Щукова и остальных ребят жалко. Одни головешки остались.
Впрочем, особой печали в его голосе не слышалось. За два с половиной года Колесник успел привыкнуть к смертям. Их машина могла также догорать, как СУ-152 веселого лейтенанта Мишки Щукова и «тридцатьчетверка», воевавшая рядом.
Матвей Колесник был старше всех, ценил жизнь, всегда помнил о семье и сейчас отходил от напряжения короткого, но тяжелого боя. Он и за трофеями не пошел, считая, что по сравнению с удачно закончившимся боем это сущая ерунда.
Трофейный пистолет у него имелся, часы тоже (даже вторые в запасе), а консервы и ром достанутся всем.
– Перекурим и двинем догонять Болотова, – сказал Чистяков. – Пойду, гляну на машину Мишки Щукова. Ты как себя чувствуешь, Федя?
Хлебников, которого снаряд тряхнул сильнее других, растянулся на бушлате.
– Голова чегой-то болит… полежать бы немного.
– Лежи, отдыхай.
– Саня, не ходил бы туда, – окликнул старшего лейтенанта Матвей Колесник. – Чего душу травить?
– Схожу. Вроде кто-то успел выскочить.
– Если кто и выскочил, под мины или пулеметы угодил. Сам видел, какая стрельба шла.
Колесник оказался прав. Самоходка лейтенанта Михаила Щукова догорала. Успевший выскочить механик-водитель был мертв, пробитый осколками мины. Чистяков достал документы, снял с комбинезона медаль «За отвагу». Оглянулся еще раз на машину, ставшую последним пристанищем сразу для четверых ребят, и зашагал к себе.
Михаил Щуков был постарше его года на три, имел семью, детей. В батарею Чистякова пришел после госпиталя, и вот, во втором бою погиб вместе с экипажем.
Вернувшись, молча стал сворачивать самокрутку. Колесник понял его без слов, протянул зажигалку. К ним присоединился Вася Манихин. Наводчик Федор Хлебников лежал на бушлате, накрыв лицо чистой тряпкой.
Подошел танкист – взводный, младший лейтенант, имени которого Чистяков не помнил, а может, не успели познакомиться. Тоже закурил. Вытирая слезящиеся от дыма глаза, сообщил, что из экипажа сгоревшей «тридцатьчетверки» уцелели башнер и стрелок-радист. Пожаловался, что погиб старый друг, командир танка. Вместе учились, вместе воевали, и вот сгорел вместе с машиной.
– Такая она, жизнь на войне, – посочувствовал Матвей Прокофьевич Колесник. – У нас экипаж целиком накрылся. Сразу пять душ.
Сейчас Колесник больше всего переживал за сына, которого недавно призвали в армию. Старший погиб под Ростовом год назад, и боль от потери не проходила. А дома, в деревеньке под Тамбовом, кроме жены и матери, оставались еще трое детей. Младшему сыну уже четырнадцать, в колхозе работает.
– Суетились вы слишком, – оценил действия взводного Вася Манихин, который тоже воевал давно, а Чистякова знал с весны сорок третьего, занимая должность заряжающего в его экипаже. Тогда Саня Чистяков был еще младшим лейтенантом.
Взводный стал оправдываться, что действовали решительно. Их танк тоже едва под снаряд не угодил, а за товарищей он отомстил. Прикончил пушку-гадюку.
– И механиков своих плохо готовишь, – добавил Манихин. – Одна машина в яму свалилась, вторая сгорела. Один за троих воевать будешь?
– Умный ты слишком, – огрызнулся младший лейтенант.
– Умный не умный, а дот и танк фашистский прикончили.
Вася еще раз полюбовался на новые часы, которые раздобыл в блиндаже. В экипаже часы имелись у всех. Малость поколебавшись, Манихин протянул свои старые часы младшему лейтенанту.
– Прими на память от «зверобоев».
Командир танкового взвода подарок принял, а Вася предложил перекусить. Кроме автомата и гранат, они вместе с Савиным принесли несколько банок консервов и что-то спиртное.
– Какая еда? – оборвал слишком самостоятельного сержанта Чистяков. – Бой еще не закончился. Собираемся.
Подошел командир десантного взвода. Сообщил, что у него погибли двое бойцов. Надо бы их похоронить. И раненых трое.
– Без нас похоронят. Некогда.
– Так нельзя, – начал было младший лейтенант, не отошедший от первого своего боя.
– Раненые тяжелые?
– Не сильно. Оказали помощь, перевязали.
– Тогда сажай на броню. По дороге что-нибудь придумаем. Водки им дай.
В этот момент затрещала рация, высунулся Леша Савин:
– Товарищ старший лейтенант, вас капитан Болотов вызывает.
На этот раз комбат был настроен не так благодушно.
– Где вы там застряли?
– Ты бы сначала спросил, сколько у нас машин осталось.
– Сколько ни есть, гоните сюда. Стрельбу, наверное, слышите?
– Выступаем, – коротко закончил разговор старший лейтенант Чистяков. – Эй, десант, по местам!
– Отдохнули, – сплюнул в сердцах Матвей Колесник. – Снова воевать катим. Когда только все кончится?
Кряхтя, поднялся Федор Хлебников. Экипаж, переживший тяжелый бой, явно не рвался вперед. Десантники понесли сравнительно небольшие потери, разжились трофеями, хлебнули рома или водки. Оживленно переговариваясь, рассаживались на броню.
Отчетливо слышались орудийные выстрелы, взрывы. Обе машины, взревев моторами, двинулись мимо разбитого узла немецкой обороны.
Глава 2. «Пантера» – опасная «кошка»
Танковому батальону Болотова сегодня не везло. После гибели взвода разведки он действовал осторожнее. Дождался, когда вступила в бой группа Чистякова. Тяжелые гаубичные разрывы внушали надежду, что решительный командир батареи разобьет укрепления и повторная атака будет удачной.
Отчасти испортил настроение командир «тридцатьчетверки», свалившийся в яму и нуждавшийся в ремонте. Количество машин таяло на глазах. Сейчас Болотов располагал двенадцатью танками, в том числе двумя новыми Т-34-85 с сильными орудиями калибра 85 миллиметров.
Но командир полка приказал их беречь и вводить в бой только в острой ситуации. А с кем тогда воевать? Из двенадцати машин четыре были легкие Т-70, их тоже вперед не пустишь – сгорят как свечки.
Как бы то ни было, а Болотов, дождавшись, когда стихнет стрельба тяжелых орудий на фланге, приказал батальону втягиваться в ущелье, где погибла разведка. Вместе с танками шла тяжелая самоходная установка лейтенанта Степана Авдеева.
Поначалу все шло вроде нормально. На обочине дороги прятались две замаскированные пушки «семидесятипятки». Расторопный командир первой роты вовремя их разглядел. Головные танки расстреляли обе пушки, получив лишь небольшие повреждения.
Смахнули минометный взвод, добивая расчеты пулеметными очередями. Втащили на броню уцелевший миномет, несколько ящиков мин. Десантники резво снимали с убитых часы, подбирали автоматы (половина десанта была вооружена винтовками).
Далее дорога раздваивалась. Справа горели укрепления, разбитые самоходками Чистякова. Делать там было нечего. И здесь Антон Болотов совершил ошибку. Сыграло роль самолюбие. Все же он был командир батальона, а Чистяков всего лишь командовал батареей.
Оборона размолота тяжелыми шестидюймовыми фугасами. Задерживаться и совещаться времени нет. Осторожный начальник штаба посоветовал связаться с Чистяковым, узнать, как и что, но капитан отмахнулся:
– Свяжемся позднее!
Тем более холмы впереди были пологие, с редкими островками леса и кустарника. Есть место для маневра. Решительность комбата усилилась при виде спешно кативших прочь двух немецких грузовиков. За ними спешили конные повозки, трусцой бежали пехотинцы. Отступают фрицы!
Болотов не ошибся. Немцы спешно эвакуировали тылы, вывозили раненых. Разбитые укрепления, уничтоженные пушки, вид отступающего противника еще больше подогрел настрой капитана. Он и сам не раз отступал и вырывался из окружения за годы войны. Был уверен, что в такой момент фрицам не до сопротивления. Быстрее бы ноги унести. Значит, надо догонять и решительно добивать врага.
Комбат забыл то, с чем не раз сталкивались наши войска. Немецкие части редко убегали очертя голову. Отступали, как правило, организованно, нанося в удобных местах внезапные контрудары.
– Ходу, Гоша! – весело подбодрил капитан своего механика-водителя. – Прижмем гадам хвост!
Механик прибавил газ, а наводчик внимательно всматривался в холмы и дорогу. Экипаж не разделял оживления своего командира. Слишком подозрительной была тишина, а среди холмов их могла поджидать засада.
Вой летящих гаубичных снарядов услышали все. Взрывы ударили довольно точно – дорога была пристреляна. Танки, как по команде, уходили на обочину. Вели огонь три гаубицы калибра 105-миллиметров, самое массовое орудие дивизионной артиллерии вермахта. Стреляли они издалека, попасть в быстро двигающийся танк им было сложно.
