Валерий Горбань - Память Крови
— Ага-ага, — рассеянно поддакивала Наталья Александровна, уставшая от долгого и подробного предварительного допроса.
— А вот тут стоял зеленый «Москвич«…ой, забыл…четыреста восьмой, да?
— Ага-ага…
«Ну ты смотри, что он делает! Во, нахал!» — то ли восхитился, то ли возмутился про себя Пресса и, громко продиктовав в микрофон камеры, — Запись приостанавливается по техническим причинам! — выключил ее.
— Что случилось? — удивилась следователь.
— Наталья Александровна, вы обратите внимание, что он творит, — отведя ее в сторону, прошептал Игорь, — он же по каждому эпизоду требует у вас подтверждения. Перед камерой! А потом заявит, что мы с вами заставили его все эти преступления взять на себя. И принудили, бедного, заучить показания. Да только он все запомнить не смог и сбивался постоянно. И вот вам запись — где вы за него все рассказываете!
— Ах он, маленький негодяй! Ну-ка, снимайте! — вскипела Наталья Александровна. Вернулась к Генке, стоящему с грустным, покаянным видом возле охраны и понятых и грозно спросила:
— Молодой человек! Так вы нам рассказываете то, что сами совершали, или что вас кто-то заставил рассказывать?
— Сам, конечно.
— Так почему же вы все время меня переспрашиваете? Я что, с вами кражи совершала?
— Нет, нет, — одарив мимолетным ненавидящим взглядом Прессу и изобразив смущение для остальных, пробормотал Генка, — просто я стараюсь поточнее припомнить, что говорил на допросе, чтобы вас не запутать.
— Вот и припоминайте! Сами!
Попивая горячий чай и улыбаясь без малейшего смущения, Генка слушал, как Пресса рассказывал Гопе о его фокусах.
— Ну ты — фрукт! — Жорка покачал головой.
— Так, что, Гена, два — ноль? Может пора короля на бочок укладывать?
— Ну да, Игорь, нам еще играть и играть!
* * *Юрий Александрович Грачев, старший следователь областного УВД, обхватив голову руками, внимательно вчитывался в строчки лежавших перед ним документов. Работы было невпроворот. Надо заканчивать сложнейшее, многоэпизодное дело. А тут еще этого артиста с его фокусами подкинули!
Напротив, за маленьким расшатанным, десятки раз ремонтированным письменным столом сидел Генка.
С момента возвращения Грачева генкины «партии» стали рассыпаться одна за одной. Александрыч был опытнейшим специалистом, чья карьера складывалась не столько из служебных ступенек, сколько из многочисленных томов все усложнявшихся дел. Все потуги своего подопечного он встречал снисходительно-брезгливой усмешкой и одной — двумя фразами возвращал заблудшую овцу на путь истинный.
Сейчас Генка знакомился с уже оконченным делом. Он, так же, как и его визави, вдумчиво листал плотно сшитые страницы, время от времени опуская левую руку под стол… и по новой расковыривая палец о торчащий гвоздик.
Раз! И рядом с подписью на протоколе допроса лег кровавый отпечаток пальца.
Два! Багровая капля шлепнулась на листок, озаглавленный «Чистосердечное признание».
Три! Щелкнув пальцами, будто сбивая невидимую шашку при игре в «Чапаева», он украсил дорожкой мелких брызг крови очередной документ.
— Ты что там делаешь? — Грачев, привстав из-за стола, недоуменно глядел на Генку воспаленными от хронического недосыпа глазами, — Ну-ка, ну-ка!
— Помогите! Спасите меня! — страшным, горьким голосом погибающего мученика заорал тот и, выпрыгнув из-за стола, врубился бровью в стену.
— Прекратить! — рявкнул на него следователь. Но, услышав в коридоре топот бегущих ног, Генка метнулся к Грачеву, обхватил его и свалился вместе с ним на пол.
Когда в кабинет ворвалось сразу несколько сотрудников отдела, они увидели шокирующую картину: по полу, сцепившись, катались следователь и его подследственный, причем последний орал благим матом и судорожно пытался вырваться из-под долговязого Грачева.
— Что здесь происходит? — на порог, недоуменно глядя на открывшуюся сцену, ступил начальник следственного отдела.
Наконец, Грачеву удалось отпрянуть от Генки, который исподтишка придерживал его, вцепившись в брючной ремень. Тот же — немедленно бросился к начальнику отдела, спрятался за его спину и, схватившись за полковничий китель окровавленными дрожащими руками, всхлипывая, запричитал:
— Спасите меня от него! Не отдавайте больше меня ему!
Когда Генку увезли на освидетельствование, начальник отдела, недоуменно пожав плечами, проговорил:
— Он, конечно, наглец еще тот. Но надо же держать себя в руках…
— Да вы что?!! — яростно завопил Грачев, — За кого вы меня держите?!!
А потом присел на стул и уже почти спокойно вздохнул:
— Вот сучонок! Если уже сейчас такие зубры, как вы, в его ямы попадают, это что же из него в будущем получится?
У отстраненного от дела, занятого написанием объяснений в инспекции по личному составу и в прокуратуре, окончательно почерневшего и похудевшего Грачева, эстафету принял его приятель и напарник, веселый светленький Виктор Анисов.
Но у Виктора проблем не возникло.
Потому, что, найдя и показав, кому следует, торчащий гвоздик со следами генкиной крови и напомнив о необходимости срочно сделать экспертизу по свежим кровавым следам на документах с различными сроками, Жорка нашел возможность в тот же день навестить Генку в следственном изоляторе.
Безо всяких шуточек, не заметив протянутой ему руки и веселенькой улыбки азартного игрочишки, Гопа спокойно сказал:
— Вот что, шахматист. Некоторые партии заканчиваются тем, что наглому жулику одевают доску на уши. Если Грачев из-за тебя пострадает серьезно, ответишь. Не сейчас, так после твоего освобождения. Но гвоздиков в столах и следов на протоколах не будет. Ты меня хорошо понял, гаденыш?
* * *«Бедный мальчик, ведь совсем еще ребенок! Красть, конечно нехорошо. Но, когда у него возникли проблемы, так от вымогателей его никто не защитил. А стоило несчастному украсть два-три стекла, чтобы купить себе еды и оружие для самозащиты, навалились сразу. И прокуратура хороша! «В возбуждении уголовного дела по сообщению об избиении следователем Грачевым Ю. А. подследственного Черкова Г.Н. отказать»… Да кому не известно, что прокуратура и милиция всегда покрывают друг друга в своем беспределе. Все газеты только об этом и пишут. Гвоздик какой-то придумали, мясники… Все дело кровью уляпано! Вон, до сих пор озирается, забитый, будто постоянно удара ждет… Не бойся, кончились твои мучения. Неужели этому ОРБ больше нечем заниматься? Тоже мне, подразделение по борьбе с организованной преступностью! Хорошо, что дальнейшая судьба мальчика от нас зависит. Только условное наказание! Тогда ему день — за три зачтут все время, что пришлось в тюрьме промытариться. И его можно будет сразу из-под стражи освободить. Похоже, что и Анастасия Николаевна, второй народный заседатель, так же думает. Даже если при обсуждении приговора судья будет возражать, ничего-то она, голубушка, против наших двух голосов не сделает.»
Народный заседатель пенсионерка Ольга Никифоровна бросила сочувственный взгляд на Генку и сердито-торжествующий — на сидящего в зале Гопу. А затем поднялась, чтобы пройти вслед за судьей в комнату для совещаний…
Наркоши
— Кто его знал, что так получится! Вон люди говорят, что даже аксакалы такого не помнят: снег в марте! — Фрунзик для пущей убедительности развел руками.
Сава навис над ним грозной глыбой:
— На то они и аксакалы, чтобы ни хрена не помнить, им по сто лет! А ты что думал, когда нам пел: «У нас сейчас теплынь, у нас уже бананы в цвету…»?
Игорь тоже не удержался, чтобы не подлить масла в огонь:
— А еще люди говорят, что у вас тут грипп гуляет со страшной силой. Половина Фрунзе лежит в соплях и с температурой под сорок. И мы, забубеневшие, первые кандидаты к ним присоединиться. Союз нерушимый республик сопливых!
Добил клиента следователь прокуратуры Киряков, который противным скрипучим голосом сообщил свою версию сложившейся ситуации:
— Ты небось специально нам голову заморочил, чтоб мы тут позаболели, а ты от нас смылся.
— Да ну что вы такое говорите, я же и сам так оделся, — вконец растерявшийся Фрунзик уже чуть не плакал.
Всем участникам этой доброй беседы было совершенно ясно, что сотрудники следственно-оперативной группы, прилетевшие из Магадана во Фрунзе в первый календарный весенний день, лопухнулись по высшей категории, забыв две северных мудрости:
— На Колыме замерзших видели много, а запаренных — ни одного;
— Что есть, можно снять, чего нет, не оденешь.
Двенадцать часов назад, положившись на рассказы своего подопечного о ранней киргизской весне и на прогнозы программы «Время», они прямо из служебного УАЗика, по-пижонски, в легких курточках бодро заскочили в самолет, напутствовав остававшегося водителя: