Петр Капица - В море погасли огни
На берегу груда рваного, покореженного железа и стали — это останки носовой части корабля, вытащенные из воды.
Кронштадт опоясывается траншеями береговой обороны. Вокруг всего острова строятся доты, дзоты, устанавливаются пушки. Я вижу, как в Петровском парке бойцы в зимних ушанках и серых ватниках долбят мерзлую землю, таскают бревна, цемент, двутавровое железо, листы броняжки.
Когда корабли уйдут зимовать в Ленинград и залив замерзнет, гитлеровцы, конечно, попытаются захватить Котлин по льду. Кроншлот будет препятствием на их пути. Ему может здорово достаться. Мне приказано сворачивать типографию и готовиться к переезду в Кронштадт, на старое место. Мое «войско» недовольно. Здесь, в глубине каземата, они обжились и привыкли к жизни без бомбежек. Но делать нечего, надо разбирать «американку».
10 ноября. Почти все наши сторожевики, спасательные суда и тральщики в море. Некому раздавать отпечатанную газету.
Сегодня уходит на Ханко новый отряд. У меня возникла мысль: не попытаться ли с пачками свежей газеты сходить на Гогланд?
Я пошел к начальнику политотдела и доложил:
— Отпечатанный тираж некуда девать, все корабли в море.
— А вы переправьте с кем-нибудь газету на Гогланд, — посоветовал Ильин.
— Кто же там ее распределит? Разрешите мне самому пойти, — попросил я. — Пока типографию не перебросят в Кронштадт, мне тут абсолютно нечего делать.
Начпо кряхтел и покашливал, он не решался без комиссара отпустить редактора. А Радун был на Гогланде. Я пустил в ход хитрость:
— Там я наберу свежего материала и согласую с комиссаром, как его подать в газете.
Этот довод Ильину показался более веским. Ему нравилось, когда я согласовывал материал с комиссаром.
— Ладно, отправляйтесь, — сказал он. — только не более трех суток. Пятнадцатого должна выйти газета.
11 ноября. Я устроился на МО-409. Командиром на этом катере лейтенант Федоров. Он мне разрешил занять его тесную каютку. Во время похода он всю ночь будет стоять на мостике.
В два часа ночи тральщики вывели нас за кромку льда.
В нашем отряде четыре тральщика, эсминец «Стойкий», минный заградитель «Урал», госпитальный транспорт «Жданов», лидер «Ленинград» и пять катеров МО.
Крупные корабли двинулись в путь строем кильватер, а наши катера шли по бокам.
Ночь выдалась тихой, морозной. Светила луна. Море едва колыхалось.
Я часа два стоял на мостике, потом отправился спать.
Корабли шли всю ночь и утром очутились около Гогланда. Это довольно солидный, поросший лесом остров.
Эскадра стала на якорь, а катера МО несут охрану.
Я высадился на берег. Радун, увидев меня, похвалил:
— Молодец редактор! Хорошо, что сам газету привез. Политработникам нужно оморячиваться. Хочешь на Ханко сходить?
— Я с этой целью и прибыл сюда.
— Тогда отправляйся с этим же конвоем. Вернешься с первой оказией.
Раздав газеты комиссарам отрядов и дивизионов, я вернулся на МО-409.
12 ноября. Синоптики предупреждали о перемене погоды, но командир отряда, который находится на эсминце «Стойкий», недоверчиво отнесся к сообщению. В восемнадцать часов он поднял сигнал «сниматься с якоря». Корабли, построившись в походный ордер, легли курсом на Ханко.
Погода начала портиться катастрофически: через час на море уже бушевал шторм в семь баллов, а через два — видимость ухудшилась до такой степени, что даже с близкого расстояния трудно было различить впереди идущие корабли.
Флагман зажег кильватерные огни, но и это не помогло, вскоре отряд вынужден был застопорить ход, так как пропали во мгле тральщики. Двигаться дальше без тралов командир отряда не осмелился.
Катер наш так мотало, что командир эсминца сжалился и приказал стать к нему на бакштов. Лейтенант Федоров, конечно, обрадовался, но и на бакштове стоять было трудно — дергало зверски и заливало.
Ветер усилился. В полночь получили приказание командира звена, находившегося на борту МО-402, взять и его на бакштов. От тяжести двух катеров канат оборвался. Пришлось уступить место МО-402, так как у него в запасе был стальной трос. Но и стальной трос не выдержал двойной нагрузки: лопнул как нитка. Мы чуть не столкнулись, едва разошлись. Пришлось коротать ночь в подвижном дозоре.
Не знаю, как я выжил в эту ночь. Все кругом грохотало, стонало, завывало. Вода летела снизу и сверху, застывала на одежде ледяной коркой. Отдыхать никто, конечно, не мог. На койке можно было удержаться только привязанным. Душу и кишки выворачивало.
Лишь в седьмом часу утра мы получили приказание флагмана: передать БТЩ-211, чтобы он вышел в голову отряда и лег курсом на Гогланд.
Предельно измотанными мы возвратились назад. Штаб совершил явную ошибку, выпустив корабли в неблагоприятную погоду в открытое море. Больше всех досталось, конечно, катерникам.
Трюмы нашего МО полны воды. Форпик затопило, катер миль десять клевал носом. Хорошо, что в тесной бухте Гогланда рядом оказалось спасательное судно. Его мощные насосы быстро откачали воду.
Чуть живым и насквозь промокшим я сошел на берег и с трудом добрался до землянки комендантской команды. Здесь переоделся в сухое и повалился спать.
Во сне мерещилось, что и нары подо мной кренятся, как палуба в бурю.
13 ноября. В полдень ветер изменил направление и начал утихать. Но синоптики хорошей погоды не обещали. Радун, узнав, в каком виде я вернулся, запретил идти в новый поход.
— Не хочу терять редактора, — сказал он. — На Ханко пойдешь в следующий раз.
Так что мне не пришлось быть свидетелем событий этой трагической ночи. Все, что происходило в море, я узнал от командиров МО, которые ничего от меня не утаили.
В сумерки корабли снялись с якорей и вновь двинулись в путь в прежнем порядке. Большой участок залива прошли спокойно. Взрывы раздались, только когда начали форсировать обширное минное поле «Юминда», перегородившее залив.
Первая мина взорвалась в трале БТЩ, никому не причинив вреда. Второй взрыв произошел через полтора часа в параване лидера «Ленинград». Вмятина в левом борту и сотрясение заставили корабль снизить ход. Передние корабли три тральщика, миноносец «Стойкий» и минзаг «Урал» — продолжали идти прежней скоростью. Через некоторое время они скрылись в темноте. С поврежденным лидером остался транспорт «Жданов» и три катера МО.
Лейтенант Федоров в вахтенном журнале записал:
«Ленинград» и «Жданов» застопорили машины. Лидер парит. Он получил повреждение от мины, взорвавшейся в параване. Мы охраняем остановившиеся корабли. Видимость хорошая.
03.00. Меня и командира МО-306 старшего лейтенанта Карповича пригласили на борт лидера. Мы поднялись по штормтрапу. Капитан третьего ранга сказал, что дальше лидер двигаться не может, в левом машинном отделении пробоина и вышли из строя гирокомпас и лаг, вынужден вернуться на Гогланд. Так как нет тральщиков, впереди пойдет транспорт «Жданов». Мне и Карповичу приказано идти в охранении.
04.00. Развернулись. «Жданов» и «Ленинград» легли курсом на Гогланд.
04.50. Сигнальщик доложил: «Справа по борту вижу плавающую мину». Я успел отвернуть и разойтись с ней.
05.00. Идем по минному полю. Глухой взрыв у транспорта «Жданов». Корабль кренится на левый борт. Взрывом у него разворотило бак. Я пошел на сближение. До транспорта осталось около ста метров, когда впередсмотрящий доложил: «По носу мина».
— Я дал полный назад, — отложив вахтенный журнал, стал рассказывать Федоров, — и тут услышал предупреждение смотрящего на корме: «В пятнадцати метрах мина». Пришлось отработать вперед и застопорить моторы, потому что слева плавала еще одна мина. К этой мине приближался МО-402. Громким голосом я предупредил старшего лейтенанта Власова, тот успел остановить катер в каких-нибудь трех метрах от мины.
Что было потом, я узнал от старшего лейтенанта Власова:
— Выбравшись из опасного места, мы по носу обошли тонущий транспорт и принялись спасать людей. Всего подобрали четырнадцать человек. Пассажиров на «Жданове» не было. Он шел пустым. Вскоре транспорт стал резко крениться на правый борт, с грохотом опрокинулся и, показав киль, ушел под воду. Командир «Ленинграда» приказал мне догнать ушедшие корабли и передать, что лидер находится в бедственном положении: без тральщиков не сможет уйти с минного поля. К этому времени поднялся ветер. Чтобы догнать отряд, я дал максимальный ход…
Зря старший лейтенант спешил, рискуя подорваться на всплывших минах. Командир «Ленинграда», не осмотревшись как следует, начал бить тревогу, хотя положение корабля не было столь бедственным, как ему казалось. По радио он сообщил флагману: «Самостоятельно идти не могу. Нуждаюсь в помощи». И командир отряда, боясь потерять лидера, принял решение всем идти на помощь «Ленинграду». Достаточно же было послать пару тральщиков, а остальным двигаться дальше.
