Александр Степанов - Бои под Нарвой
Инженер поднес к глазам бинокль, а другой рукой сделал резкое движение. Гаубица грохнула и дернулась назад. Снаряд разорвался где-то за холмом.
— Прицел на два деления меньше!
Второй снаряд разорвался на вершине холма. Немецкие пулеметы сразу смолкли.
Петров снова отдал команду, и тяжелые снаряды стали рваться, разбивая еще уцелевшие пулеметные гнезда.
— Ур-ра! Вперед! — тотчас раздалось из морского отряда.
— Ура! — подхватили красногвардейцы Стального отряда.
Несокрушимый вал черных бушлатов, серых шинелей, разноцветных пальто и полушубков снова покатился к Нарве. Немецкие солдаты в панике удирали к реке или, поднимая руки, умоляли о пощаде.
Пленных обезоруживали. Они были очень удивлены, когда узнали, что в течение всего дня сражались с рабочими отрядами.
— О, мой бог, это невозможно! Как же это так? Простые рабочие — и так хорошо и храбро воюют! Где ваши офицеры? Они, наверно, англичане или французы? — бормотал пожилой унтер-офицер.
— Вот наш «офицер», — смеялись красногвардейцы, указывая на Прахова.
Немец тупо моргал глазами, глядя на сутулую, костлявую фигуру Прахова, на его поношенное черное пальтишко и очки, перевязанные суровой ниткой.
Среди пленных оказался и захваченный группой молодежи немецкий обер-лейтенант. В свалке его порядочно помяли, и он прихрамывал на одну ногу. Его усы в стрелку, как у кайзера Вильгельма, теперь поникли и рыжими мочалками висели по углам рта.
— Пришлось-таки нам порядком повозиться с этим кабаном, — жаловался Алексеев. — Стрелял до последнего, мы втроем едва одолели его. А когда свалили, он, как собака, кусаться начал. Одному чуть палец не отхватил…
Обер-лейтенант хмуро смотрел на окруживших его рабочих.
— Мне надо официрен, — проговорил он.
— Зачем тебе офицер? Нет у нас офицеров, все рабочие, — усмехнулся Алексеев.
— Командирея! — настаивал немец.
Подошел один из латышей.
— Что вам нужно? — по-немецки спросил он.
— Скажите, чтобы мне перевязали раненую ногу. Как военнопленный, я заявляю претензию: меня оскорбляют, называют кабаном, — пожаловался немец.
— Значит, вы хорошо понимаете русскую речь?
— До войны я был в России…
— Товарищи, оказывается, немец хорошо понимает по-русски и обижается, что вы его обозвали кабаном, — улыбаясь, объяснил латыш рабочим.
— Сами нагло нарушили перемирие, полезли на Питер, а тут еще обижаются! Особая вежливость ему потребовалась! — возмутился Алексеев.
— Он нам не нужен, Петрократ! Он не сердце России. Москва — сердце России, — высокомерно задрав голову, проговорил обер-лейтенант. — Вы воюет не по правил, стреляйт из-за угла, делайт засады. Это не чесни война!
— Тоже о чести мелет! Сами исподтишка напали на нас, а теперь бормочут о честности! — покачал головой Прахов и обеспокоенно оглянулся по сторонам. — А где же товарищ Петров? Молодцом он сегодня действовал.
— Ранило Петрова, — ответил один из артиллеристов.
— Ранило?! — воскликнул Прахов. — И сильно? Как же вы не уберегли такого нужного нам человека?
— Да ты не волнуйся, комиссар! — успокоил один из артиллеристов. — Ранило его легко, царапнуло руку шальной пулей… Перевяжется на медпункте и вернется в строй. А что он сегодня действовал молодцом — это точно! Случается, что и среди офицеров попадаются хорошие люди.
— Да какой он офицер? Он же наш инженер, с орудийной мастерской Стального завода! И студентом еще у нас работал. Свой парень! — уверенно проговорил седоусый слесарь.
Пришел Семенов, осмотрел и забинтовал раненую ногу немца.
— Можно его теперь отправлять прямо в Сибирь на каторгу, — пошутил он.
— Как Сипир? Сачем Сипир? — испуганно залепетал немец. — Я чесни зольдат. Ви не имейт права так делайт!
— За то, что полез на Петроград рабочую власть скидать, надо бы тебя упрятать в Сибирь до наступления мировой революции… Ну, ладно, я пошутил… — сказал Семенов.
Перепуганного немца отправили к Дыбенко.
Петров был ранен в последние минуты боя на командном пункте гаубичного взвода. Пуля рикошетировала от земли и ударила в правое плечо инженера. Толчок был так силен, что Петров не устоял на ногах. Снег около него сразу окрасился кровью. К инженеру бросились орудийные номера. С их помощью он поднялся и наскоро перевязался носовым платком, так как давно отдал кому-то из раненых свой индивидуальный перевязочный пакет. Несмотря на острую боль и значительную потерю крови, до окончания боя инженер отказался идти на перевязочный пункт. Когда он наконец пришел на перевязку, по его бледности и лихорадочно горящим глазам Рая сразу поняла, что он ранен. Первым ее движением было бросить остальных раненых и перевязать любимого, но инженер категорически запротестовал.
— Сначала закончи перевязку всех тяжелораненых и раньше меня прибывших, а потом уже займешься мною, милая Раечка. Мне не так уж плохо. Правда, я не смог бы сейчас с тобой повальсировать, но этого и не требуется, — шутил инженер, превозмогая боль в раненом плече.
Только через час дошла наконец очередь до Петрова. Лаврентий Максимович внимательно ощупал плечо инженера, тщательно очистил рану и, дав Петрову понюхать наркоз, произвел небольшую операцию. Пуля была разрывная и довольно сильно повредила плечевые мышцы. Когда Петров пришел в себя, на рану наложили повязку с дренажем для стока могущего накопиться гноя.
— Кости-то целы, папаня? — тревожно допытывалась Рая.
— Целы. Но возможно нагноение. Его и надо постараться избежать, хорошенько продезинфицировав рану.
— Зато сердце у Аркадия Васильевича давно насквозь прострелено вашими глазками, Раечка, — пошутила Кустова, помогавшая накладывать повязку на рану.
— Ошибаетесь, Валентина Ивановна! Глазки Раечки обладают для меня лечебным средством — убивают в ране все вредоносные бактерии, — отпарировал Петров.
Глава 28
К концу дня красногвардейские части полностью очистили от врага правый берег реки Нарвы и получили приказ закрепиться. За реку были направлены разведчики. Стальной отряд снова расположился на мызе Лилиенбах. Прахов и Петров начали подсчет потерь и трофеев. Убыль в людях составила около ста человек, из них убитыми — тридцать. Отряд захватил десяток легких пулеметов, винтовки, ручные гранаты, патроны. Исправных орудий в числе трофеев не было, но шесть зарядных ящиков с полной упряжкой попали в руки рабочих. Особенно радовался Семенов: среди брошенных немцами повозок была обнаружена полевая аптека с ценным набором хирургических инструментов, перевязочных материалов и различных лекарств.
Долго в этот вечер толпились рабочие в жарко натопленной избе, где помещалось командование Стального отряда. Одни справлялись о погибших товарищах, другие приносили сведения о захваченных трофеях, рассказывали о подвигах, совершенных в минувшем бою.
На широкой скамье у печи полулежал на подушке Блохин. Он категорически отказался от эвакуации и теперь, превозмогая боль в ране, прислушивался к разговорам. Возле него попеременно дежурили Рая и Кустова.
Они все время пытались уговорить Блохина уйти в другую комнату и заснуть, но он упрямо качал головой и повторял:
— Мне на людях легче… Здесь все свои, друзья…
За столом сидел Петров и, морщась от боли в плече, диктовал донесение. В сенях Прахов опрашивал артиллеристов о наличии снарядов. Потом там послышались оживленные возгласы, и в комнату, прихрамывая, вошла Лебедева. Ее лицо выглядело еще более похудевшим и усталым, но глаза горели прежним молодым, бодрым огнем.
— Здравствуйте, товарищи! — приветствовала она. Заметив Блохина, сразу обернулась к Прахову:
— Почему до сих пор не отправили командира в тыл? Потрудитесь немедленно его эвакуировать. Чем скорее он выздоровеет, тем лучше будет для революции…
— Не подчиняется он мне, товарищ комиссар! — пожаловался Прахов. — Говорит, на людях и смерть красна.
— Мы, большевики, должны думать не о смерти, а о жизни. Впереди нам еще предстоит длительная и упорная борьба с врагами рабочего класса. Товарищ Блохин, приказываю вам в порядке партдисциплины отправиться в госпиталь! — нахмурилась Лебедева.
— Разрешите только попрощаться с бойцами, — попросил Блохин, по суховатому тону Лебедевой понимая, что возражения здесь не помогут.
— Не разрешаю! Вам нельзя волноваться. Живее собирайтесь! Товарищ Петров, распорядитесь немедленно подать машину для перевозки Блохина, — приказала Лебедева.
Инженер поспешно вышел из избы. Лебедева провела ладонью по лбу и продолжала уже другим тоном:
— Сейчас получено сообщение о победе под Псковом. Там немцы отброшены к самому городу.
— Значит, мы и там остановили немцев! — воскликнул Блохин. — Теперь можно со спокойной совестью и в госпиталь ехать!
