Винценц Мюллер - Я нашел подлинную родину. Записки немецкого генерала
На этом беседа и окончилась. Как только генерал удалился, Шлейхер рассказал мне о том, что произошло. Посетителям такого рода не раз приходилось выслушивать от Шлейхера подобные саркастические отповеди.
Заходил к Шлейхеру и уже упомянутый отставной генерал-лейтенант фон Леттов-Форбек, бывший командующий немецкими колониальными войсками в Восточной Африке. Ему нужны были деньги, куча денег, чтобы рассчитаться со своими «аскари» — туземными солдатами в бывшей Германской Восточной Африке, которые тщетно дожидались невыплаченного жалованья. По мнению генерала, это имело важнейшее значение для будущей колониальной политики Германии. Денег Леттов-Форбек не получил. Его требование было не только несвоевременно, но и неосуществимо по соображениям как внутренней, так и внешней политики.
Отставной генерал-лейтенант фон Крамон — в годы войны представитель кайзеровской ставки при Главном командовании австро-венгерской армии — хлопотал у Шлейхера о монархистах. Начиная с 1926 года, к Шлейхеру стал часто наведываться венгерский военный атташе. Он, между прочим, передавал ему содержание бесед со своими коллегами — иностранными военными атташе в Берлине. Генерала в отставке Фогта интересовали вопросы физической подготовки и военного обучения молодежи; в этой области он подвизался и в последующие годы. Наезжал к нам и отставной подполковник фон Виллизен, веселый и жизнерадостный человек, «дядя Виль», как называл его Шлейхер. В 1919 году Виллизен был начальником штаба командования Пограничной стражи «Восток», а теперь он был своим человеком в «Клубе господ». Его интересовали в первую очередь внутриполитические проблемы Пруссии. Позднее я узнал, что фон Виллизен в 1930 году оказывал определенное влияние на круги Немецко-национальной народной партии, добиваясь от них лояльного отношения к кабинету Брюнинга. Не раз появлялся в отделе и помещик Фридрих фон Винтерфельд, член Немецко-национальной народной партии, одно время возглавлявший ее фракцию в прусском ландтаге. Его очень беспокоило наметившееся сближение с Францией и Англией, за которое ратовал Шлейхер.
Довольно часто встречал я в отделе и бывшего, статс-секретаря Министерства иностранных дел барона фон Рейнбабена, входившего в Немецкую народную партию — партию Штреземана. Брошюры по внешнеполитическим вопросам, написанные им позднее, свидетельствуют о том, что и он во многом разделял взгляды Шлейхера. Последний поддерживал контакт и с политиками Немецкой народной партии Дингельдеем и Курциусом.
Заходил к Шлейхеру и депутат прусского ландтага от этой партии Марецки, выступавший против коалиции с социал-демократами, партией Центра и Демократической партией в правительстве Пруссии и перешедший в 1925 году в Немецко-национальную народную партию.
Изредка, точнее говоря, лишь перед обсуждением бюджета в комиссии рейхстага на прием к Шлейхеру приходили и социал-демократические депутаты Шепфлин и Штюклен. Отдел установил также контакт с Лебером и Штампфером. Перед избранием Гинденбурга в президенты частым гостем был у нас депутат рейхстага от баварской Народной партии майор запаса Лойбль. Шлейхер поддерживал связи и с политиками Центра — Марксом, Брюннингом, Штегервальдом и Эрзингом.
С личными просьбами обращались к Шлейхеру и его бывшие однополчане — отставные офицеры и фельдфебели, главным образом из 3-го гвардейского пешего полка, в котором он начинал когда-то службу. Иногда Шлейхер поручал мне проследить за исполнением этих просьб. Из этих просителей мне запомнился один молодой демобилизованный офицер — граф фон унд цу Кастелль, сын или племянник полковника графа фон унд цу Кастелля, командира запасного батальона 2-го гренадерского пешего полка, к которому я был прикомандирован в мае 1915 года перед отправкой в Турцию. Полковник был приземистым толстяком с добродушной физиономией старого пьяницы. Я был представлен ему в Берлине и, помнится, привел его в ярость, назвав «господин полковник», а не «господин граф». Разгневанный полковник, до этого приветливо говоривший со мной, тут же прервал разговор.
Осенью 1925 года в приемной отдела я познакомился с генерал-лейтенантом в отставке Тренером. Не в пример всем прочим отставным генералам, которых мне довелось видеть, он не смотрел на других сверху вниз, держался непринужденно и приветливо и говорил со мной без покровительственного тона. Я к тому времени уже познакомился с его военно-научными трудами о минувшей войне. Мне сразу же бросилась в глаза та сердечность, с какой Шлейхер и Тренер взаимно приветствовали друг друга. Впрочем, я знал, что Шлейхер раньше работал в самом тесном контакте с Тренером.
Так, например, перед войной он с ним работал в отделе военных перевозок Генштаба, затем в 1916–1917 годах, когда Тренер возглавлял Управление военной промышленности, и, наконец, в конце октября 1918 года, когда Тренер сменил Людендорфа на посту генерал-квартирмейстера Генерального штаба сухопутных сил. Знал я и то, что правые круги, в частности, некоторые бывшие генералы, вели против Тренера яростную клеветническую кампанию. Они не могли простить ему ту роль, которую он сыграл в отречении кайзера и бегстве его в Голландию. Между прочим, именно Тренер заявил кайзеру, что действующая армия готова в полном порядке отойти на территорию Германии под командованием своих генералов, «но не под командованием его императорского величества». Недруги Тренера были творцами и пропагандистами пресловутой легенды «об ударе кинжалом в спину».
В те дни Тренер как раз собирался поехать в Мюнхен, чтобы выступить в качестве свидетеля на процессе, получившем название «процесса об ударе кинжалом». Поводом к этому делу, которое слушалось в октябре 1925 года, явилась статья издателя журнала «Зюддейче монатсхефте» профессора Коссмана, обвинившего СДПГ в том, что при ее участии «фронту был нанесен удар кинжалом в спину». Социал-демократическая газета «Мюнхнер пост» опубликовала ответ Коссману, который после этого подал в суд на ее редактора Грубера за оскорбление.
У Шлейхера бывали и представители деловых кругов — майор фон Харбоу, которого Шлейхер знал еще по совместной работе в Верховном командовании в годы войны, и отставной майор фон Кригсхейм. Оба они занимали руководящие посты в Имперском сельскохозяйственном союзе. Заходили и знакомые Шлейхеру бывшие офицеры, работавшие теперь в Имперском союзе немецких промышленников и в Объединении союзов немецких предпринимателей. Один из его бывших сослуживцев работал в Немецком калийном синдикате, о котором Шлейхер, впрочем, не хотел и слышать: этот концерн, исходя из своих эгоистических интересов, одно время ориентировался исключительно на французов. Заслуживает упоминания, что ротмистр Планк, от которого Шлейхер получал информацию по вопросам экономики, был близким другом главы концерна Вольфа в Кёльне и с его помощью в 1933 году получил директорский пост в этом концерне. Шлейхер был хорошо знаком и с членом правления судоходной компании «ГАПАГ» в Гамбурге фон Хольтцендорфом; в 1929 году Шлейхер устроил его сына, с которым служил в годы войны, к себе в отдел вольнонаемным референтом по вопросам сельского хозяйства и «остхильфе» — «восточной помощи». Деловые связи начальник отдела поддерживал и с председателем Имперского сельскохозяйственного союза Шиле, впоследствии имперским министром продовольствия.
Фюрер «Стального шлема» Зельдте наведывался регулярно — два-три раза в месяц. В отличие от своих публичных выступлений в приемной Шлейхера он держал себя весьма скромно. Иногда он говорил и со мной о своих «планах». По его замыслу, «Стальной шлем» следовало превратить в своеобразный резерв рейхсвера, в хранителя и продолжателя боевых традиций старой армии, ибо сам рейхсвер не мог играть эту роль по политическим соображениям. От Шлейхера Зельде часто выходил с явно разочарованным видом.
Представители «Младогерманского ордена» всегда являлись в отдел втроем: Великий командор Мараун, канцлер ордена Борнеман и один из ведущих сотрудников этой организации — отставной генерал Зальценберг.
Иногда, беседуя со мной, они осторожно критиковали «Стальной шлем», говорили о том, что немецкая молодежь сплошь и рядом лишена идеалов и что славные традиции германского рыцарства могли бы ее воодушевить. Посещения представителей ордена становились все реже и в 1926 году прекратились совсем.
С весны 1925 года Шлейхер стал уделять все больше времени «большой политике» — в частности, президентским выборам и внешнеполитическим проблемам. Теперь он подолгу отсутствовал. Поэтому в отделе был введен новый служебный распорядок. До тех пор он вызывал референтов и сотрудников к себе поодиночке, выслушивая их доклады и давая указания. Теперь на это у него не хватало времени, и с марта 1925 года он почти ежедневно стал проводить рабочие совещания со всем составом отдела. Сотрудники выполняли текущую работу и сдавали мне, как начальнику канцелярии отдела, папки с отчетами. По вечерам я отправлял эти материалы, оформив и засекретив их, как положено, на квартиру к Шлейхеру, который просматривал их, снабжал своими замечаниями и на следующее утро на очередной «летучке» раздавал исполнителям. Вначале это лишь облегчало техническую сторону нашей работы — волокита вообще была у нас не в чести. Однако предпосылкой таких рабочих совещаний было неограниченное доверие Шлейхера к своим сотрудникам. В то же время они привели и к тому, что сотрудники отдела, в том числе и я, были постоянно в курсе всех наших дел и отлично знали взгляды Шлейхера по всем актуальным политическим вопросам. К тому же Шлейхер проводил «летучки» очень живо, перемежая свою речь шутками и остротами, высказывался обо всем крайне откровенно, с большим юмором говорил о людях и событиях.
