Юрий Левин - Схватка
— На собственное мягкое место, — отпарировал голосок.
— Прекратить разговоры! — вмешался сиплый бас, и на палубе стало тихо. — Немец рядом, а вы «присесть»...
— Можно вопросик? — не стерпел Иванов.
— Слушаю вас, товарищ боец, — настороженно отозвался бас.
— Как величают эту посудину? На разных плавал, но такой крейсер впервые вижу.
— «Гаситель». А я его капитан.
— «Гаситель»? — переспросил Иванов.
— Так, пожарный пароход «Гаситель». Эта посудина, как вы, товарищ боец, выразились, побывала в таких переплетах, что не дай бог вам подобное пережить. «Гаситель» весь в ранах, в его теле и поныне торчат сотни осколков... Работы «Гасителю» хватает: тушим пожары на Волге, возим раненых с правого берега на левый, а сейчас вас доставим в Сталинград. Понятно?
— Вполне, — ответил Иванов. — Выходит, ваш «Гаситель» герой.
— И матросы у нас геройские. А ну-ка, юнга Гена, скажи, каким орденом тебя наградил командарм Чуйков?
— Так вы же знаете, — отозвался тонкий голосок.
— Бойцам скажи, пусть и они узнают.
— Ну «звездочкой».
— Не «звездочкой», а орденом Красной Звезды... За геройство...
— Интересно, что же юнга такое геройское сотворил? — спросил Усольцев.
— Ответь, Гена, бойцу, — пробасил капитан. — Видишь, им интересно.
— Ну пальнул по фрицеву самолету, — сказал Гена и замолк.
— Ну и что же? — допытывался Усольцев.
— Утонул.
— Кто?
— Эх, Генка, — произнес капитан. — Стрельнул метко, а толком рассказать не можешь. Придется мне тебя выручать... Было так. Мы стояли у берега. Видим, на Волге поднялась кутерьма: три немецких самолета накинулись на катер «Надежный», на корме которого сразу загорелись ящики с боеприпасами. Мы пошли на выручку. А самолеты кружат и кидают бомбы. Наш матрос ударил по стервятнику из пулемета. Дал несколько очередей и упал. Я крикнул: «К пулемету!». Гена тут как тут: схватил гашетку и стал строчить. И удачно — самолет вспыхнул и как шел на нас, так и спикировал в Волгу, утонул стервятник... Все это многие видели с берега.
Когда мы подплыли к нему, к нам подошла группа командиров. Среди них был и сам командарм. «Кто стрелял по немцу?» — спросил он и показал на небо. Я указал на Гену. Чуйков положил юнге руку на плечо и сказал: «Хвалю. Молодец. А как сумел?». Гена по-детски ответил: «Это он сам упал...» Генерал рассмеялся и тут же, обернувшись, попросил у одного из офицеров орден Красной Звезды. Офицер отвинтил орден и передал командарму, который и прикрепил Красную Звезду к бушлату нашего юнги. А офицеру Чуйков сказал: «Тебе я потом верну, а этому пацану нужно сейчас...» Вот и вся история.
— Сколько годков тебе, Генка? — спросил Ободов.
— Тринадцать.
— Елки-моталки, дите, а уже с орденом, — удивился Нечаев.
— Завидуешь? — хихикнул Иванов. Нечаев не ответил, может, оттого, что совсем рядом плюхнулся в Волгу снаряд, за ним — второй и третий...
— Щупают берег, — произнес капитан. — Всем по местам!
Лейтенант Брызгалов скомандовал взводу привести оружие в боевую готовность, быть всем внимательными, не суетиться и не кимарить.
— Отдать чалку, полный вперед! — услышали все команду капитана.
Сталинград коптил небо. Густые клубы дыма накрыли город вдоль всего берега. Копоть и гарь ползли к Волге.
Бойцы совсем умолкли, прислушиваясь ко всему, что доносилось с правого берега. Усольцеву послышалось, что там кто-то плачет, навзрыд голосит. Еще сильнее напряг слух — тихо, никаких звуков. Показалось... И вдруг пулемет — забил, застучал. Вот только чей — не разобрать.
Не долго стучал этот дятел-пулемет, как возник внезапно, так вмиг и заглох.
Усольцев ощутил на своем плече чью-то руку.
— Это я, — произнес Клим.
— Вот хорошо, а то совсем потерял тебя. Ты как, где примостился?
— У какой-то трубы... Там греет, тепло...
— А Чижик где?
— Здесь... Катюша, иди к нам, — позвал Клим.
Санинструктор Катя Чижова тут же появилась и встала рядом с Усольцевым.
— Ну как, медицина, не продрогла? Сыростью тянет, — Усольцев обнял за плечи Катюшу.
— Нормально... Что-то наш корабль еле ползет...
— И кособочит, — добавил Нечаев.
— Как кособочит? — не понял Усольцев.
— Ну, не напрямую к берегу плывем, а косо...
— Тебя не спросил...
Вдруг воздух наполнился пронзительным шипением, отчего все мгновенно придавились к палубе. Снаряды — один за другим — бешено неслись над «Гасителем» и рвались у берега, где только что вторая рота грузилась на пароход. Взрывы так сотрясали воздух, что и «Гаситель» закачался.
— Началась пляска чертей! — в сердцах произнес капитан. — Спокойно, товарищи бойцы, причал уже рядом. Проскочим...
— Скорей бы, — оживился Нечаев. — А ты, Емельяша, говорил, что они дрыхнут.
Взрывы с каждой минутой все ближе подбирались к «Гасителю». Волны хлестали по бортам и слева, и справа, брызгами доставая бойцов. «Гаситель» еще пуще заплясал.
— Ситуация! — произнес Усольцев. — В тебя бьют, а ты в бездействии...
— Спаси, Аллах! — вырвалось у Хафизова.
— Отставить религию! — рявкнул помкомвзвода Антипов.
Съежился Хафизов, сидя прижался щекой к борту и продолжал тихонько шептать никому непонятные слова.
Усольцев протянул к нему руку и, взявшись за плечо, слегка потряс.
— Ну-ну, Асхат... Ты ж мужчина... Не кисни!
— Зачем тихо плывем? — приободрился Хафизов. — Он черепаха, да?
— На то и Волга, чтоб плыть долго.
— Надо берег быстро-быстро.
— Будет берег, будет. Смотри-ка, его уже видать.
И, словно в подтверждение, по палубе пронеслась команда ротного:
— Приготовиться к выгрузке!
Зашевелилась рота: бойцы вставали на ноги, поправляли амуницию и вглядывались в берег, с которого по-прежнему тянуло дымом.
Берег стал заветным желанием каждого — и Хафизова, и Клима, и Нечаева, и Усольцева, и ротного Дмитриева. И там, конечно, не рай, но все же под ногами земля, можно и окоп отрыть, если что, и укрыться за каким-нибудь строением, может, не все еще сгорело. Скорей бы уцепиться за берег, тогда и оружие пойдет в ход, и немцу глотку можно будет заткнуть.
Никогда, пожалуй, Емельян не ощущал себя таким беспомощным, как сейчас. Ну что это за война, когда в тебя стреляют, а ты — кролик, мишень... И надо же быть Волге такой широченной: плывешь, плывешь, а берега все нет и нет... Слава Богу, спокойно стало, кажется, утихомирился фриц.
Только было обрадовался Усольцев тишине, как снова зашипело и завыло кругом. Теперь, кажется, не снаряды, а мины шлепались в воду и, видать, здоровенные: вода огромными столбами, похожими на айсберги, поднималась высоко-высоко.
— Емельяша, — услышал Усольцев Нечаева, — а наши-то бухалки где?
— Что это еще за «бухалки»?
— Ну, артиллерия. Чего молчит? Ударила б по ним — заглохли бы... А может, ее у нас уже... тово...
— Чего «тово»?
— Ну, вся вышла...
Мина разорвала волжскую гладь почти у самого борта, и вода сначала гигантской стеной поднялась над «Гасителем», а затем мощным потоком хлынула на палубу.
— Миша! Мишутка!.. Где ты, сынок? — изо всех сил крикнул Грач.
Зажигин не откликнулся на зов отца. Вода смыла его с палубы и унесла в Волгу.
И не одного его: всю роту раскидало кого куда — одних вышвырнуло за борт «Гасителя», другие, успев уцепиться за шланги и брандспойты, чудом удержались на палубе.
Усольцев лежал в воде лицом вниз и никак не мог сообразить, где находится. Неужто в Волгу попал?.. Что-то сильно давит сверху, может, водой ко дну прижало... Жутко стало... Уперся руками во что-то твердое: нет, это не похоже на дно — доска под ним. Еще поднатужился — аж спина хрустнула — и чуть-чуть приподнялся. Со спины сползла какая-то глыба. Фу-ты!
Полегчало... Емельян протянул руку к громадине, которая только что лежала на нем, а теперь возвышалась рядом — ну бочка, обыкновенная железная бочка. Надо же, угодил под бочку... Могла и покалечить, а то и прикончить... Но, кажется, цел.
Усольцев уперся руками в бочку и встал на ноги. С него ручьями стекала вода.
— Эй, ребята, кто рядом — откликнись! — выдохнул из себя Емельян.
— Миша утоп! — навзрыд простонал Грач.
— Сам видел? — спросил Усольцев.
— Ничаво ня видел... Рядышком сидели. Дремал Мишутка... И враз не стало... Утоп...
— Не каркай. Плавать может?
— Не знаю...
— Ничего ты не знаешь, а еще отец! — в горячности произнес Емельян и пожалел, что нескладно выразился. Не надо бы так: худо, должно быть, Грачу, сын ведь, поди, Зажигин, и помягче сказал: — Не пропадет Михаил, выплывет.
— Дай Бог, — тихо произнес Грач. Усольцев и Грач кинулись к корме.
— Эй, кто на воде? — крикнул Емельян и прислушался.
Ответа не последовало. «Гаситель» по-прежнему двигался к берегу. Откуда-то сверху, кажется, с капитанского мостика прозвучал голос ротного Дмитриева:
