Геннадий Семенихин - Жили два друга
Зарема резко выдернула руки из его рук.
– Счастье? – переспросила она строго. – Извини меня Николенька, но мне так часто кажется, что мы крадем свое счастье.
– У кого же, милая?
– У войны.
– Ты говоришь загадками.
– Почему же. Если бы мы не крали свое счастье, мы бы ни от кого не скрывались. Ни от нашего командира полка Ветлугина, ни от майора Колесова, ни от нашего «папаши» Заморина даже, – закончила она ожесточенно.
– Зара, подожди, это не так, – остановил ее Демин. – Если ты думаешь, что я чего-то стесняюсь, я тебе докажу, что ты не права. Хочешь, я завтра всему полку объявлю, что ты моя жена?
– И меня после этого переведут в другую часть, чтобы не мешала тебе воевать? Да? Спасибо!
– Но разве кто-нибудь посмеет это сделать?
– А если посмеет?
– Да я им хребты всем за тебя переломаю.
– Кому им? Командиру полка и другим твоим начальникам?
Демин обессиленно опустил руки.
– Истинно сказано: ум женщины в ее хитрости…
– Как сказать, – вздохнула Зарема, – женская природа такой быть и должна, но мне это не свойственно. Слишком я малодушна, слишком тебя люблю, дурачок Иванушка.
– Почему Иванушка? Я Николка.
– Ну Николка. Какая разница?
Они попрощались у границы аэродрома, и Зарема, уже одна, быстро зашагала к домику рядом со штабом полка, где обитали оружейницы. Оба не заметили метнувшуюся от них в сторону тень, оказавшуюся старшиной Замориным. Он без труда узнал их по голосам и пораженно присвистнул.
– Эге! Вот тебе и наш командир. Сколько раз говорил, что война не время для любовных утех, а сам? – И неизвестно почему он впервые за все время службы почувствовал недоброжелательство к Демину. Ночью он беспокойно ворочался и, просыпаясь, дважды вспоминал встречу с идущими в обнимку старшим лейтенантом и Зарой. На стоянку он пришел хмурый, долго сбрасывал чехлы с «тринадцатой», ни с того ни с сего назвал моториста «казанским слоном», отчего Рамазанов развел руками в удивлении.
– Аи, нехорошо на человека зазря нападать, – возмутился Фатех, – и какой тебя муха укусил сегодня, «папаша» Заморин? И потом, разве слоны у нас в Казани водятся?
Старшина не ответил. Он исподлобья сурово посмотрел на возившуюся с пулеметными лентами Магомедову, что-то игривое напевавшую себе под нос. Когда же на стоянке появился пришедший из столовой Демин, Заморин решительно шагнул к нему и, глядя в землю, произнес:
– Мне бы поговорить с вами надо, товарищ старший лейтенант.
Летчик недоуменно пожал плечами.
– Так и говорите, Василий Пахомыч. Я всегда рад вас выслушать. Зачем же такое церемонное обращение?
Но механик огляделся по сторонам и упрямо пробубнил:
– Однако мне бы совершенно секретно.
– Ах так, – совсем уж весело воскликнул Демин, – тогда пошли.
И они двинулись навстречу ветру, к широкой и пустынной середине аэродрома. Заморин долго сопел и собирался с духом. Квадратное его лицо даже покраснело, а густые, лохматые брови, совсем как козырьком фуражки, прикрыли глаза. Николаю надоело шагать, он остановился, в упор взглянул на старшину:
– Так я вас слушаю, Василий Пахомыч, говорите.
«Папаша» Заморин решительно и прямо посмотрел в глаза командиру.
– Дело тут довольно тонкое, товарищ старший лейтенант. С одной стороны, по всем армейским уставам вы имеете право послать меня к чертовой матери, а то и подальше. Но с другой, по человеческим законам, обязаны выслушать.
На осунувшемся лице Демина еще шире разгорелась улыбка.
– Василий Пахомыч, да зачем такое длинное предисловие? Я готов вас и по всем армейским уставам, и по всем человеческим выслушать.
Старшина покашлял в кулак, не отводя глаз, сказал:
– Словом, видел я вас вчерашней ночью.
– Кого нас?
– Вас и Магомедову.
Демин удивленно поднял брови.
– Ну и что же? Ничего особенного. Возвращались с прогулки.
– Как это ничего! – неожиданно взорвался «папаша» Заморин и даже повысил голос. – Это очень даже чего. Вы в обнимку с ней шли.
Демин насторожился. Глаза его сузились, холодно остановились на мешковатой фигуре механика.
– Предположим это так. Но это имеет отношение лишь к двоим: к Магомедовой и ко мне. Вы-то тут при чем?
– Нет, и ко мне это имеет отношение, – басовито рявкнул старик, – потому что если так и дальше дело пойдет, заиграете вы ее, как кот, товарищ командир.
А Зара девочка чистая, душа у нее открытая. – И, перейдя вдруг на унизительный шепот, Заморин сбивчиво продолжал: – Не погубите ее, товарищ командир, по-стариковски прошу. Оставьте ее в покое. Разве свет клином сошелся? Если уж бес в ребро и поиграть охота, вон в экипаже у капитана Белашвили оружейница Сонька. Грудастая, не слишком по нраву строгая и на вас целый год глаза пялит. А Зару не трожьте.
Демин стоял и думал: раскрыться или нет? Отругать доброго покладистого «папашу» Заморила или обратить все в шутку? Внезапный приступ нервной веселости решил все. Схватившись за живот, старший лейтенант отчаянно расхохотался, чем привел старика в крайнее раздражение.
– Я же вам серьезно, товарищ командир. От самой души. По-отечески, а вы в ответ смеетесь надо мной издевательски. Знал бы – не стал говорить!
– Василий Пахомович, – не в силах остановить приступ веселости, проговорил Демин. – Ну и насмешили вы меня, дорогой мой человек. – Он вытер набежавшие слезы и утомленно произнес: – Ой, дайте отдышаться. – Постепенно лицо его становилось серьезным и даже несколько холодным. Демин подтянулся и совсем уже строго посмотрел на старшину: – Я вас терпеливо выслушал, Василий Пахомович, – заговорил он ровным чуть суховатым голосом. – Это очень хорошо, что вы близко к сердцу принимаете судьбу Магомедовой Зара этого заслуживает. Но кто вам дал право так плохо думать о своем командире? И почему, если вы нас увидели вместе, то сразу приняли меня за какого-то мелкого юбочника и дешевого ловеласа?
– Да ведь как же, – растерявшись, пробормотал «Заморин, – идет война, разве тут о серьезном речь идти может?
– А при чем война? – взорвался Демин. – Я сам раньше думал, что если война, то, кроме ручки управления, гашеток и пушек, для меня ничего не уготовано Но ведь жизнь-то человеку дается только раз, об этом и в книгах написано. И не только она для борьбы но и для любви дается. Да я, может, никогда бы не встретил такую, как она. Да я бы за ней весь земной шар, может быть, обошел. И если только с войны мне живым возвратиться доведется, то лучшей жены мне не надо. А вы: «Заиграете, как кот!» Тоже мне моралист нашелся.
– Так, значит, у вас с ней всерьез, товарищ командир?
– Всерьез, Василий Пахомович!
– Тогда дело другое, – недоверчиво покосился он на Демина. – Тогда извините за беспокойство. Разрешите идти? – И он откозырял подчеркнуто-строго. Демин с усмешкой посмотрел ему вслед. «Эх, «папаша» Заморин. Все-таки не поверил!»
Вечером оп рассказал об этой истории Зареме. Она от души посмеялась над добрым, прямолинейным Замориным, но веселость быстро сбежала с ее лица, и продолговатые черные глаза стали задумчивыми. Маленькими шажками шла она вместе с Деминым по опушке, не попадая в ногу.
– А знаешь, Коля, – промолвила она с грустью, – в этой истории есть и своя оборотная сторона.
– Какая же?
– Вот мы гуляем с тобой открыто, а все, кто издали на нас смотрит, знаешь, что думают? Вот и закрутил наш командир. Молодец, парень не промах. А обо мне – как о неустойчивой девице, а то и похуже. Разве не так?
– Нет! – горячо возразил Демин. – Да я на весь мир готов крикнуть, что ты моя разъединственная и что никакая ты не любовница, а жена самая первая и самая последняя.
– Ты добрый. Ты прямой, – задумчиво сказала Зарема и, чуточку привстав на носках, нежно погладила его по щеке. – Уй, как плохо сегодня выбрился!
– Так крикнуть? – сверкая глазами, запальчиво спросил Демин. – Прямо сейчас, чтобы на весь этот лес, по всем самолетным стоянкам разнеслось: «За-ре-ма! Лю-би-мая!» – Она закрыла ему рот рукой, и он долго и жадно целовал ее ладонь, чуть пахнувшую самолетным металлом и медью отстрелянных гильз.
– Уй, смотри, Николенька, – пророчествовала девушка, – нелегкое выпало нам счастье.
Магомедова оказалась права. Трудно им было скрывать свою близость на глазах у зорких людей, привыкших все замечать на земле и в воздухе. Кто-то увидел, как однажды с разлохмаченной прической, вся пунцовая и сияющая выбежала Зарема из землянки, а минутой спустя, воровато озираясь, вышел оттуда и Демин. Кто-то наткнулся на них в приаэродромном лесу и предусмотрительно взял в сторону, потому что они целовались.
Кто-то подметил, что Демин постоянно стал забирать из столовой сладкое, что выдавалось к ужину. Один из летчиков даже крикнул ему вдогонку:
– Смотрите, друзья, Демин опять все печенье загреб. Не иначе горянку свою пошел подкормить.
Николай вспыхнул от бессильной ярости, почти выбежал из столовой, чтобы не вспылить. Кончилось тем, что однажды за ним пришел посыльный из штаба и объявил, что его требует командир полка.
